маленькой золотой булавкой. По ее виду можно было бы решить, что она нарядилась, чтобы позировать фотографу, однако это ее повседневный рабочий костюм. Она всегда сама одевается и следит за своей одеждой: ее опрятность – целиком ее заслуга.
Странное интервью
Мы вели беседу при помощи экономки. Лора легко опустила руку на руку мисс Мултон, которая жестовым языком передавала ей мои слова. Затем Лора жестикулировала в свою очередь, а экономка легко постукивала ее по запястью, давая ей понять, что слушает. Получив таким образом ответ, экономка переводила его мне. Когда Лора хотела привлечь внимание экономки, чтобы иметь возможность говорить, она испускала негромкий звук.
Сперва Лора спросила меня, владею ли я азбукой глухонемых.
Я ответила:
– Нет.
Потом она спросила, не желаю ли я взглянуть на кружево, которое она плетет. Я ответила утвердительно, и она поднялась и скоро вышла из комнаты, двигаясь изящно, бесшумно и плавно. Руки она держала слегка перед собой, но сторонний наблюдатель, не знающий о ее увечьях, никогда не догадался бы о них по ее движениям. Она возвратилась с маленькой черной коробкой и вновь заняла свое место на диване. Она издала слабый звук, задержав дыхание, и мисс Мултон постучала ее по запястью, дав понять, что она вся внимание. Лора сказала жестами: «Это кружево для одной леди из Калифорнии, она заказала его и оплатила вперед».
Я взяла кружево из ее протянутой руки и с любопытством осмотрела. Оно было шириной около четырех дюймов и изготовлено из белых хлопковых ниток № 80. Узор был очень замысловат, красив и выполнен безупречно – как и все, за что бралась Лора. Даже женщине с безупречным зрением потребовалось бы немалое мастерство, чтобы сплести такое кружево.
Если она пропускает петлю и экономка кладет стежок, Лора тотчас понимает, правильно ли идет нить. То, что еле заметно глазу, никогда не укроется от ее чуткого осязания.
Я изъявила желание приобрести образчик ее труда, и это было ей передано. Она задержала дыхание, издав слабый радостный звук, – ей доставляет удовольствие, когда ее труд ценят, – и сказала экономке, что сейчас у нее ничего нет, поскольку все продано, даже то, над чем она работает сейчас. Посетители охотно покупают сплетенные ею кружева на память о ее искусстве. Она чрезвычайно желает быть полезной и приходит в восторг от мысли о собственном заработке и накоплениях.
К каждому проданному куску кружев она присовокупляет автограф с указанием цены. При ее неописуемых увечьях чувствовать себя полезной и дееспособной для нее наслаждение.
Она стремится всячески занимать посетителей, поэтому спросила меня, не хочу ли я взглянуть на ее часы, а она скажет, который час. Она снова выскользнула из комнаты той же легкой, расторопной походкой и вернулась с коробочкой, в которой лежали часы, покрупнее обычных карманных. Она достала часы из коробочки и вложила мне в руку, слабым звуком привлекла внимание экономки и спросила, что я о них думаю. После того как я выразила свое мнение об их красоте, она сказала:
«У меня есть карманные часы. Теперь они в починке. Эти мне дали вместо них. Посмотрите – на них нет стекла, так что я могу пощупать стрелки и определить время. Она хочет, чтобы я сказала, который час?»
Я ответила: «Да», и она, легко ощупав обе стрелки, быстро назвала точное время: 10:30.
Я дала ей доллар, и она легонько захлопала в ладоши от радости, когда я сказала, что хочу заказать ей кружево. Однако весьма озабоченно поспешила заверить меня, что кружево, которое она плетет сейчас, уже продано, и она должна сперва закончить его, потому что обещала. После этого она с удовольствием сплетет и для меня; она не забыла попросить меня записать для нее на карточке мое имя и адрес, чтобы точно знать, куда послать кружево.
Она продает свои фотографии посетителям, которые того пожелают, и осведомилась, хочу ли и я фотографию.
Не успела я ответить: «Да», как она принесла и доверчиво вручила мне целую пачку на выбор. Цена одной карточки составляла, как она сказала, 30 центов. Я дала ей тридцать пять. Она ощупала деньги, затем тихим звуком поспешно сообщила экономке, что я дала ей лишних пять центов. Она может сосчитать деньги на ощупь быстрее, чем я – на глаз.
Она снова метнулась из комнаты вверх по лестнице: на сей раз она пошла за кошельком и вернулась со сдачей. Потом она предложила дать мне автограф и с этой целью принесла из соседней комнаты листок почтовой бумаги и бювар. Положив бювар на колени, она карандашом написала свое имя и «девиз», как она выразилась. Легкие бороздки на этом бюваре помогали ей выводить прямые строчки. Она кладет два пальца на бороздку и быстро выводит буквы, прижимая пальцы к карандашу, чтобы буквы не набегали одна на другую. Чтобы дать автограф, ей понадобилось не больше времени, чем любому другому. После этого она разорвала лист бумаги пополам и дала мне исписанную половину, которая в точности воспроизводится здесь.
Внезапно ее посетила новая мысль и она спросила, что она делает на фотографии. Ответ экономки, по всей видимости, доставил ей немало удовольствия.
Ей нравится все английское
Лора Бриджмен – в известном смысле англоманка. Она очень любит англичан и никогда не устает беседовать с ними об Англии. Она принимает множество посетителей и обсуждает с ними злободневные вопросы или все, что представляет широкий интерес, может поддержать беседу на любую предложенную ими тему. Думаю, ни один человек в Америке не может похвастаться таким количеством выдающихся посетителей. Всякий примечательный человек, живший или бывавший в Америке в последние пятьдесят лет, с удовольствием навещал Лору Бриджмен. И она это понимает.
Мистер Ананьос рассказал мне, что однажды Лору посетил губернатор штата (забыла, как его звали и что это был за штат). Он был выдающимся человеком, и мистер Ананьос представил его как «Достопочтенного Мистера И Так Далее». Лора слегка вздернула голову и с гордостью ответила: «Меня навещают многие выдающиеся люди».
В институте на нее возложено немало обязанностей, потому что она хочет быть полезной. Она никогда не сидит без дела, хотя ей уже без малого шестьдесят. Просыпается она рано, как и остальные. Она вытирает всю пыль в коттедже Фишера, где живет в этом году. Каждый год она меняет коттедж, таким образом, обязанности одинаково распределяются между служащими, которым приходится быть ее языком. По словам экономки, никто не вытирает пыль тщательнее, чем Лора, которая никогда не уронит ни одной фарфоровой статуэтки или
