13:20
Первый штурман парохода «Шауляй» Эдвардс Слисорайтис вздрогнул от ужаса и неожиданности. В огне и дыму страшного взрыва высоко в воздух взлетела броневая пушка одного из 12-дюймовых орудий, что составляли гордость системы береговой обороны главной базы КБФ. Артиллеристы, расстреляв по немцам все свои огромные запасы, принялись взрывать батареи.
Пароход «Шауляй» стоял у пирса острова Аэгна, ведя погрузку всего, что можно было вывезти с острова: запасы продовольствия, обмундирование, артиллерийскую оптику, прожектора, электродвижки и многое другое...
Одни орудия взлетали в воздух, другие ещё вели огонь.
Командир дивизиона майор Барановский и его военком Ечин несколько раз уже побывали на «Шауляе», заглядывая в трюмы, соображая, что ещё можно погрузить и доставить в Ленинград.
Старший штурман Слисорайтис нервничал. Никто не назначал его капитаном транспорта. Но капитан Мединьш ушёл позавчера в какой-то штаб и не вернулся. Слисорайтис нервничал. Он поделился своими опасениями со вторым штурманом Эриком Деетженсом и механиком Виктором Пушкатисом. Если на «Кронвалдсе» всех расстреляли за то, что у них пропал русский кочегар, то что могут сделать с ними за пропажу капитана? Слисорайтис доложил об исчезновении капитана русскому офицеру, который находился у них на борту с середины августа. Тот нисколько не удивился и сказал, что должны прислать нового капитана. Но того так и не прислали. Слисорайтису пришлось командовать самому, отводя глаза от молчаливых вопросов матросов. Литовцы обычно не очень разговорчивы. Они молчали и сейчас. У каждого своя судьба. Свой пароход первый штурман знал очень хорошо.
«Шауляй» был большим грузовым пароходом грузоподъемностью в 2500 тонн, построенным в 1920 году в Германии, где он назывался «Эбба». В 1937 году судно было куплено Литвой и переименовано в «Шауляй». Затем судно было национализировано Советским Союзом, а с началом войны переклассифицировано в военный транспорт с бортовым номером 550 (ВТ-550).
На «Шауляе» не знали, что делается в Таллинне, не знали даже в чьих он уже руках. За клубами дыма и всполохами огня не было видно ничего. Зловещая чёрная туча как траурное покрывало висела над городом.
13:45
Мичман Генрих Попенкер и двое его подчинённых: старшина 1-й статьи Ромадин и матрос Алексей Тряпкин сидели на каких-то ящиках в Минной гавани, и, невзирая на обстрел и царящую вокруг суматоху, уничтожали банку мясных консервов, запивая её кипятком из добытого по случаю чайника. Все трое были приданы в распоряжение механика дивизиона «морских охотников» военинженера 3-го ранга Серговского и имели боевую задачу привести на всех катерах двигатели в такое состояние, чтобы они без помех могли дойти до Кронштадта и ни один из них не был оставлен по этой причине в Таллинне. Общеизвестно, что судьба любого «морского охотника» почти полностью зависит от состояния машинной установки и компетенции личного состава БЧ-5.
С самого рассвета мичман Попенкер и двое мотористов подобно бригаде шабашников обходили все катера дивизиона, проверяя состояние двигателей, помогая в ремонте, консультируя механиков и мотористов. Почти все командиры предлагали им идти на прорыв именно на их катере.
Наконец мичман объявил «перекур» на обед. Перемазанные с головы до ног, промокшие от непрекращающегося дождя, механики присели перекусить. За этим занятием их и застал механик дивизиона Василий Серговский. Собранные в Таллинне на складах запчасти к двигателям и вспомогательным механизмам «морских охотников» до слёз было обидно бросать при отступлении. Потом, в Кронштадте и Ленинграде, ничего не найдешь и ничего не допросишься. А если кого и будут постоянно гонять в море — так это «морских охотников».
— Кончайте сачковать, — сказал военинженер, обращаясь к Попенкеру. — Пройдитесь по складам и мастерским, соберите все резервные моторы и запчасти. Всё погрузите на машину, отвезите в Русско-Балтийскую гавань. Там найдёте транспорт под названием «Лейк Люцерне» или просто «Люцерна». Всё на него погрузите.
Машину в Минной гавани было найти легко. Десятки их стояли в ожидании уничтожения. Специальная команда, ещё не начавшая действовать, должна была все их сжечь или сбросить в воду. С невероятным трудом на нее погрузили несколько здоровенных ящиков с двигателями для «морских охотников» и запчастями.
Перегруженная машина ехала медленно, как похоронный катафалк. Шофёр постоянно сигналил, пробираясь через несметные толпы, валящие по дороге к гаваням.
Никто их не проверял и не останавливал. Чувствовалось, что обстановка на пирсах во многом уже начала выходить из-под контроля.
«Люцерну» они нашли быстро. Сначала механики решили, что судно брошено, настолько странно оно выглядело. И главное — около него не было никого. В отличие от других транспортов, у трапов которых бесновались толпы народа.
Вахтенный у трапа объяснил им, что транспорт повреждён, никуда не пойдет. Его решено затопить в гавани.
Матрос Тряпкин отодвинул вахтенного в сторону и все трое поднялись на борт. Капитан Герман Касьяк, которого они обнаружили в салоне комсостава, подтвердил им, что судно действительно хотели затопить, поскольку корпус его повреждён дважды: от посадки на камни у берегов Швеции ещё до войны и близкого разрыва мины в проливе Моонзундского архипелага совсем недавно. Судно старое, ещё 1909 года постройки. Но его жалко. Он послал в штаб своего старпома Конга переубедить русских. Они попытаются довести «Люцерну» до Кронштадта. Можно ли погрузить их имущество? Это как решит военный комендант судна.
Военным комендантом «Люцерны» оказался старший лейтенант Вахтанг Торадзе. Совсем недавно он командовал одним из катеров МО и прекрасно знал мичмана Попенкера. Выслушав просьбу катерников, Торадзе не без важности сказал:
— Я военный комендант этого транспорта, и мои распоряжения на нём закон. Поэтому идите на береговой кран и грузите своё хозяйство хоть вместе с машиной.
Кран стоял покосившись, крановщика на нём, разумеется, не было. Поднявшись по вертикальному скоб-трапу в кабину крана, мичман Попенкер сразу убедился, что кран выведен из строя близким разрывом снаряда. Грузить вручную эти ящики на судно было немыслимо. Решение нашли быстро: использовать для этой цели грузовые стрелы и лебедки самого транспорта.
14:10
Военный корреспондент Михайловский видел, как на «Виронию» прибывает все больше и больше людей. Штабные офицеры, работники политуправления, сотрудники прокуратуры и трибунала. Все с кипами каких-то бумаг и документов. Правда, мелкота. Крупного начальства всех этих ведомств нет. Старшие офицеры флота, напротив, собираются съехать с «Виронии» на «Минск». Начальник Политуправления КБФ адмирал Смирнов не собирался покидать Таллинн на чём-либо менее прочном, чем крейсер «Киров». Руководство Особого отдела, прокуратуры и трибунала выбрали эсминец «Сметливый», который, согласно ордера, пойдет между «Кировым» и тральщиками — в мёртвом пространстве для мин.
Каюты и помещения переполнялись. Люди стояли, сидели и лежали в проходах, коридорах и на палубах. Многие отсыпались после серии бессонных ночей.
Перешагивая через них, Михайловский вышел на верхнюю палубу. Его поразило, что от дыма пожаров на рейде было темно как ночью. Флажные семафоры невозможно было различить. Сигналы передавались прожекторами. По всему побережью бушевал огонь. Чёрное небо озарялось багровыми отблесками пожаров. Недалеко от «Виронии» полыхало старинное, украшенное высокими колоннами, здание Арсенала. Факелы огня поднимаются над Купеческой гаванью — горят цистерны с нефтью...
На «Виронии» собрались, помимо всех прочих, почти все писатели и журналисты, так или иначе очутившиеся в Таллинне. Там находились: недавний редактор журнала «Литературный современник» Филипп Князев, литературовед профессор Орест Цехновицер, поэт Юрий Инге, молодой прозаик Евгений Соболевский, юморист Марк Гейзель.
