якоря.
Наконец дали ход и малым ходом двинулись за «Ленинградсоветом». Старший помощник Александров попросил у капитана разрешения вернуться на мостик и продолжать выполнять свои обязанности вахтенного штурмана, но Калитаев приказал ему оставаться на баке и вести наблюдение за плавающими минами.
Вскоре идущие впереди «Ленинградсовета» тральщики подсекли мину, и она всплыла слева по курсу «Казахстана». Мину сносило вправо, и Калитаеву пришлось также положить руль вправо и на короткое время увеличить ход до среднего, чтобы быстрее оставить мину за кормой. В этот момент, как показалось Калитаеву, со всех сторон появились немецкие бомбардировщики, по которым немедленно со всех транспортов открыли зенитный огонь.
Калитаев находился в рулевой рубке впереди рулевого и жестами руки показывал ему, как править. Опытный Ракитин в других командах не нуждался, прекрасно разбираясь в движениях капитанской руки.
Все орудия и пулемёты, которыми был вооружен «Казахстан», находились ниже мостика и били вверх. Стоял страшный грохот. Капитан Калитаев не слышал докладов сигнальщиков и вообще ничьих голосов, всецело занятый управлением судна. «Казахстан» из-за вынужденного увеличения скорости хода опасно приблизился к «Ленинградсовету», а по корме его проходила мина. Иллюминаторы ходовой рубки не давали капитану нужного обзора.
Оставив у машинных телеграфов второго помощника Загорулько, капитан Калитаев решил перейти на верхний мостик, откуда был гораздо лучший обзор.
Грохот орудий и пулемётов и топот матросских ног, разбегающихся на боевые посты по верхней палубе, вывел из полусонного состояния военного корреспондента Михайловского, прикорнувшего было в одном из переполненных спасёнными кубриков учебного судна «Ленинградсовет». Вместе с другими он выскочил на верхнюю палубу.
Сорокапятки и пулемёты учебного судна палили куда-то в небо.
Слышались крики сигнальщиков:
— Слева по курсу самолёт противника!
— Прямо по курсу самолёт противника! Заходит в пикирование!
Михайловский и другие, высыпавшие на верхнюю палубу, стояли, задрав головы к небу, но никаких самолётов не видели. Некоторым казалось, что на удалении слышится завывание падающих бомб и гул авиационных моторов.
Зато все видели стоявшего на мостике в кожаном реглане старшего лейтенанта Амелько, рассматривающего что-то в бинокль.
Среди спасённых начались разговоры, выражающие удивление, что таким — пусть старым, но достаточно крупным судном — командует всего-навсего какой-то старший лейтенант. Наверняка неопытный. Потому что опытных старших лейтенантов просто не бывает. Именно по этой причине многие считали себя обречёнными.
Между тем, стрельба прекратилась так же неожиданно, как и началась. С мостика в мегафон дали команду всем очистить верхнюю палубу. Никто подчиняться этой команде не желал, продолжая настороженно вглядываться в пустое небо. Лёгкая дымка, стоявшая на горизонте, быстро рассеивалась под лучами восходящего солнца.
С мостика прошёл слух, что группа из шести немецких бомбардировщиков, по которым со всех судов открыли огонь, прошла на небольшой высоте со стороны правого борта и скрылась в восточном направлении.
«Ленинградсовет» продолжал идти малым ходом за тральщиками. За ним, держась на опасно близком расстоянии, покачивалась в бортовой и килевой качке громада «Казахстана». За «Казахстаном», несколько поотстав, дымил «Тобол». А совсем далеко — ещё какое-то судно.
Идущие впереди тральщики снова дружно взревели ревунами и подняли флажной сигнал «Прямо по курсу мины». Три мины, подпрыгивая на волнах, прошли с левого борта «Ленинградсовета». Конвой уклонился немного вправо и снова вышел на заданный курс. Один из катеров КМ, которых «Ленинградсовет» вёл на буксире, открыл пулемётный огонь, расстреливая мины.
Резко прогремели три взрыва, подняв над поверхностью залива тонны воды, принявшей форму огромных причудливых белых цветов.
Лейтенант Александровский со своего «эспээна», [18] где он почти безотлучно находился, командуя зенитными орудиями правого борта крейсера «Киров», услышал визг ревунов и предупреждающие свистки, которыми идущие впереди тральщики сигнализировали о подсечении очередных мин.
Мины прошли с левого борта, провожаемые настороженными взглядами. Никто почему-то не думал их расстреливать. Но на крейсере, как всегда при виде плавающих мин, воцарилась какая-то почти ритуальная тишина, разорванная на этот раз громким криком сигнальщика:
— Справа за кормой самолёты противника!
Шестёрка «Ю-87» нагоняла отряд с кормы, держась на высоте около полутора тысяч метров. Как всегда бывало при появлении самолётов, Александровский забрался с ногами на своё сидение так, что его одетая в шлемофон голова высунулась из люка. Лейтенант следил за бомбардировщиками, отдавая предварительные приказы на орудия. Бронированный колпак СПН возвышался на правом борту крейсера, как бы господствуя над всеми зенитными орудиями и автоматами правого борта. «Юнкерсы» обгоняли отряд, явно норовя зайти в атаку из-под солнца, ослепительно сверкающего уже достаточно высоко над линией восточного горизонта. Его лучи били в глаза наводчикам зенитных орудий и корректировщикам огня.
Положение было крайне сложным. Крейсер и корабли охранения шли по узкой протраленной полосе и были почти полностью лишены свободы манёвра, столь необходимого при уклонении от авиабомб. Даже на Таллиннском рейде свобода маневрирования была куда лучше, чем сейчас. «Юнкерсы», как и предполагал Александровский, обогнали отряд, развернулись, а затем, построившись тройками, ринулись в атаку.
Все орудия и пулемёты «Кирова» захлёбывались от заградительного огня, выставив на пути бомбардировщиков настоящую стенку зенитных разрывов. Задрав орудия вверх, били шрапнелью даже башни главного калибра. Им вторили орудия и пулемёты с тральщиков. Эсминец «Сметливый», увеличив ход, перекрыл шквальным зенитным огнём носовые сектора правого борта. Били пулемёты и зенитки «Патрона». Шрапнелью стреляла и его носовая сотка.
Немецкие лётчики явно не желали лезть в эту кашу зенитных разрывов. Свернув с боевого курса, они начали набирать высоту, поднялись примерно на три тысячи метров и оттуда сбросили около десятка бомб. Все они упали достаточно далеко от кораблей, чтобы нанести хоть какие-нибудь повреждения. Не утруждая себя вторым заходом, «юнкерсы», построившись на большой высоте в походный ордер, ушли на запад.
Сыграли «Отбой» воздушной тревоги, и лейтенант Александровский подумал, что неплохо бы забежать в кают-компанию и слегка перекусить. Всю ночь он вместе с другими отгонял от корабля плавающие мины, здорово продрог и проголодался. Не было даже времени забежать в каюту, поскольку с первыми же признаками рассвета, наступившего, как показалось Александровскому, очень быстро, ему пришлось занять своё место на посту управления зенитной артиллерии правого борта. Сейчас же покидать пост, несмотря на отбой тревоги, было вдвойне опасно, ибо за этой шестёркой бомбардировщиков наверняка должны были последовать и другие.
Матрос Григорьев продолжал бороться за свою жизнь. Он не помнил, сколько уже прошло времени с того момента, когда его смыло в воду с погружающегося носа транспорта «Луга». Он плыл, обхватив доску, находясь уже в каком-то полубессознательном состоянии. Перед
