В общем, против палестинцев Башир вел беспощадную борьбу, и она вроде бы дала первые плоды — ООП была изгнана из Бейрута. Теперь в его планах наступала очередь сирийцев.
— Многие думали, — говорил он, — что сирийцы освободят ливанцев от палестинской оккупации. В результате мы попали под власть Сирии, которая всегда мечтала расшириться до берегов Средиземного моря.[71]
А в отношении Израиля у него были хитрые планы. На этапе борьбы с палестинцами и сирийцами Израиль еще может рассматриваться в качестве союзника. Но после их изгнания настанет черед израильтян: они тоже должны покинуть Ливан. Поэтому отношения фалангистов с Израилем можно было назвать вынужденной дружбой со взаимным недоверием. Башир Жмайель тайком не раз встречался с Шароном и вроде бы договаривался о совместных действиях, но полностью они друг другу не доверяли.
Тем не менее при активной поддержке Израиля 23 августа президентом Ливана был избран Жмайель. Христианский Восточный Бейрут праздновал победу, а Западный — мусульманский — настороженно молчал. В Израиле тоже поздравляли нового президента, но сдержанно. И тому были веские причины.
С первых же дней прихода к власти Башир Жмайель стал лавировать, уклоняясь от оформления отношений с Израилем. В приватных контактах израильтяне настаивали на немедленном заключении мирного договора, который после Кэмп-Дэвида стал бы вторым соглашением с арабской страной, признавшей Израиль. Но на все заходы новый президент давал двусмысленные ответы, а публично демонстрировал холодную сдержанность.
Поэтому уже 30 августа, неделю спустя после выборов, премьер-министр Израиля Бегин вызвал Жмайеля к себе в Нахарию. Напрасно президент Ливана ожидал теплого приема и поздравлений по случаю своей победы на выборах. Два часа он прождал Бегина в приемной, пока тот демонстративно принимал американского посла.
Потом, правда, поздравления были, но холодные и формальные. Бегин с ходу потребовал платить долги за оказанную поддержку, а именно: заключить мирный договор с Израилем уже до 31 декабря 1982 года и немедленно приехать с официальным визитом в Иерусалим или в крайнем случае в Тель-Авив. Башир юлил как провинившийся школьник перед строгим учителем, говоря, что он бы и рад, но вот в парламенте не наберется необходимого количества голосов для ратификации такого договора.
— Бегин обращался со мной, как с ребенком, — жаловался потом Башир Жмайель отцу.
Но еще больше расстроили его просочившиеся в печать сообщения о тайной встрече в Нахарии. Сделано это было явно с подачи израильской стороны, хотя Жмайель договаривался о строгой конфиденциальности своего визита. В сердцах ливанский президент заявил, что порывает все связи с Израилем и не будет встречаться ни с кем из его официальных деятелей.
Но вскоре отошел и встретился с министром обороны Шароном. Они без труда нашли общий язык в том, чтобы очистить Бейрут от палестинских террористов. И Башир Жмайель тогда ясно сказал, что он имеет в виду: посадить всех палестинцев — женщин и детей — в автобусы и отправить к сирийской границе, а палестинские лагеря сровнять с землей так, чтобы и следа от них не осталось.
Правда, Шарон был более осторожен: он говорил лишь о палестинских террористах, памятуя, очевидно, что в соглашении, выработанном Хабибом, ясно говорилось об эвакуации лишь палестинских бойцов, но не мирного палестинского населения Бейрута.
В общем, у нового президента складывались сложные отношения со всеми. Особенно с палестинцами, которых он хотел изгнать, с шиитами и друзами на юге Ливана, где он хотел разместить свою фалангистскую армию. И не меньше других его поведением была обеспокоена Сирия.
Президент Асад направил даже Брежневу конфиденциальное послание, в котором сетовал, что «избрание Жмайеля было одной из целей израильской агрессии… Речь идет об удалении сирийских войск из Ливана, чтобы новый режим мог расправиться с национально-патриотическими силами, остатками ПДС, а также нанести военно-политический удар по Сирии». Он даже просил срочно провести консультации, но Громыко решил промолчать и не отвечать.
Вот в такой обстановке, не чуя беды, Башир Жмайель поехал выступать с лекцией перед женщинами-активистками фалангистской партии в Бейруте. Было это в 4 часа дня 14 сентября. Он поднялся на трибуну и интригующе произнес:
— Позвольте рассказать вам такую историю…
Но едва начал рассказ, как страшный взрыв разнес здание на куски. Обезображенное до неузнаваемости тело ливанского президента обнаружили в обломках и опознали только на следующий день по кольцу на пальце и по письму сестры, найденному в кармане.
Газеты всего мира на первых страницах сообщали об этом покушении и задавались вопросом: кто его совершил? Этот же вопрос задавали в Москве в высоких кабинетах ЦК, КГБ и МИДа.
Первой поступила шифровка в которой сообщалось, что убийство Жмайеля — дело рук израильтян: уж больно чисто с профессиональной точки зрения сделан взрыв, арабам такое не под силу. Фалангисты в Бейруте провели расследование и пришли к выводу, что Израиль применял такую же бомбу, которой было взорвано здание из которого выехал Арафат.
Однако уже через несколько дней из Дамаска поступила совершенно противоположная информация. Генсек палестинской организации НФОП — ГК Джебриль, говорилось в ней, похвалялся в узком кругу, что он лично руководил операцией по ликвидации Башира Жмайеля. Совершил ее активист партии, который имел доступ в штаб-квартиру фалангистов и действовал через цепочку лиц. Ему удалось по частям пронести 75 килограммов взрывчатки и расположить ее вокруг колонн в помещении под залом заседаний. Взрыв был произведен при помощи дистанционного управления. Убито кроме Жмайеля, еще 20 руководителей партии, а всего примерно 100 человек. Убийца за свою операцию получил 1 миллион долларов и находится сейчас в Дамаске. Асад проинформирован об этом. Джебриль сказал, что операция совершена в качестве одного из шагов в цепи акций по наказанию предателей и капитулянтов.
Постепенно стала вырисовываться такая картина, хотя и сегодня в ней отсутствуют последние штрихи.
Башир Жмайель выступал с лекциями в том здании практически каждый вторник. Так что это расписание не было секретом для его многочисленных врагов. А племянника бывшего владельца этого здания, 26-летнего Хабиба Шартуни, строгая охрана пропускала без задержки. Он входил в штаб-квартиру фалангистов как к себе в дом. Сам он и его семья были известны своей лояльностью к фалангистам, а один из его кузенов служил даже в адьютантах у шейха Пьера Жмайеля — отца Башира. Так что никаких подозрений не возникало, тем более что в том же здании в квартире на третьем этаже жила его сестра.
Но бдительная охрана не знала, да и никто не знал, что молодой Шартуни был преданным членом глубоко законспирированной подпольной Сирийской национальной партии — небольшой крайне радикальной организации, которая разошлась с фалангистами и выступала за образование Великой Сирии. Он ненавидел Башира Жмайеля, считая его предателем, который продался Израилю.
Шартуни беспрепятственно пронес взрывчатку и установил ее на полу в комнате у своей сестры, как раз над тем местом в зале, где стояла трибуна, с которой делал свой последний доклад ливанский президент. А дальше было все до примитивности просто: заговорщик залез на крышу соседнего дома и дождался приезда президента. Вычислив момент, когда Жмайель начал доклад, он нажал кнопку дистанционного управления и произвел взрыв.
При этом Шартуни совершил только одну оплошность — предупредил сестру в самый последний момент, сказав ей, чтобы она немедленно уходила из дома, бросив все. Та с криками выбежала на улицу и тут произошел взрыв. Охрана задержала ее и стала спрашивать, почему она решила, что с домом должно что-то произойти. Она ответила, что ее предупредил брат.
Как отличить террориста?Взрыв в Бейруте прозвучал как сигнал Израилю. На следующий день, 15 сентября рано утром, нарушая все достигнутые Хабибом соглашения, он начал новое наступление на Западный Бейрут. На этот раз для того, чтобы очистить его от палестинских бойцов, оставшихся в городе и укрывшихся в лагерях для беженцев.
Не занятая Израилем часть Западного Бейрута представляла собой четырехугольник 6 километров длиной и 2–3 километра шириной. Разрезая его, израильские войска двумя колоннами медленно продвигались навстречу друг другу, окружая лагеря палестинских беженцев. К концу дня они фактически без сопротивления заняли все ключевые позиции, а вместе с ними в город вошли вооруженные формирования фалангистов, обуреваемые дикой ненавистью к палестинцам. Однако, именно им, по замыслу министра обороны Шарона, предстояло провести «грязную работу» — чистку палестинских лагерей. Он так обрисовал задачу:
