16:00
Старший лейтенант Николай Амелько малым ходом выводил свой «Ленинградсовет» на внешний рейд Таллинна. На таких малых ходах корабль-ветеран плохо слушался руля, но, к счастью, матрос-рулевой Базин был виртуозом своего дела, хорошо изучивший капризные повадки «старика».
Ещё позавчера старшему лейтенанту Амелько было объявлено, что его ветхое судно предполагается затопить в одной из гаваней Таллинна перед эвакуацией, а даже познакомили с командиром группы минеров-подрывников капитаном 3-го ранга Вольским.
Амелько поинтересовался, куда ему выгружать уйму имущества, которое накопилось на судне, служившим с начала августа плавбазой тральщиков и плавказармой морских пехотинцев? Адмирал Ралль задумчиво потеребил бородку и отослал старшего лейтенанта обратно с приказом ждать дальнейших распоряжений.
Дальнейшие распоряжения последовали через 10 часов. «Ленинградсовет» решили не уничтожать. Более того, ветхое учебное судно должно было принять на борт всё имущество, находящееся на борту несамоходного «Амура», где также накопилась масса всякого минно-трального снаряжения и разной шкиперской номенклатуры, с которой начинается и кончается флот.
Охотников прорываться в Кронштадт на «Ленинградсовете», разумеется, не было. Начальство в разговоре с Амелько отводило глаза, как бы уже считая его и его корабль покойниками.
Но Амелько обрадовался. Жаль было оставлять старика-ветерана немцам даже в подорванном и затопленном виде. Пусть уж затонет на переходе сражаясь, как и подобает ветерану.
Старший лейтенант Амелько, который при назначении командовать «Ленинградсоветом» был крайне недоволен, рассматривая это как чуть ли не крушение своей военно-морской карьеры, сейчас чувствовал к старому учебному судну что-то похожее на нежность, как к родному престарелому дедушке. И даже готов был умереть вместе с ним.
16:10
Эрих Руткис — капитан портового буксира «Меднис», стоя на мостике вместе со своим штурманом Эдуардом Казаксом, руководил буксировкой от стенки громады теплохода «Иван Папанин». Буксир, плюясь паром, подавал команды на теплоход резкими гудками, вполне слышными, несмотря на гром взрывов и канонады.
Буксир «Меднис» водоизмещением 84 тонны был построен в 1893 году в Копенгагене под названием «Фремад». В 1931 году буксир был приобретен Латвийской республикой и назван «Иманта», в 1939 году переименован в «Меднис». «Меднис» продолжал служить буксиром Рижского порта, когда в ноябре 1940 года его национализировал Советский Союз вместе со всей Латвийской республикой.
С началом войны, в суматохе первых дней, о находившемся в Риге «Меднисе» просто забыли и он наверняка попал бы в руки немцев, если бы капитан Руткис по собственной инициативе не увёл его в Таллинн, прихватив на буксир ещё и баржу с флотским имуществом.
28 июня «Меднис» вместе со спасательным судном «Нептун» прибуксировал в Таллинн торпедированный эсминец «Сторожевой», вся носовая часть которого по вторую трубу была оторвана взрывом. «Меднис» привёл в Таллинн оставшуюся на плаву кормовую часть эсминца, а затем оттащил её в Кронштадт для восстановительного ремонта.
Весь июль и август «Меднис» трудился в Таллинне, иногда совершая рейсы в проливы архипелага, чтобы оказать то или иное содействие боевым кораблям и транспортным судам, постоянно попадающим там в критическое положение.
Капитан Руткис к русским относился сдержанно, а суть идей большевизма просто не понимал. Трагических последствий потери своей родиной независимости он просто не успел осознать. Но он откровенно не любил немцев и ненавидел нацизм. И готов был сражаться с ними. Руткис даже хотел перейти в военный флот, где он как опытнейший судоводитель и штурман мог принести много пользы. Но получил хотя и вежливый, но твёрдый отказ.
Неожиданно громаду «Ивана Папанина» потащило куда-то в сторону, а между ним и «Меднисом» вырос высокий столб воды от немецкого снаряда. Что было следствием, а что причиной, капитан Руткис так и не понял. Буксирный конец лопнул, как перерезанный бритвой. Буксир подбросило в воде и повалило на борт. Встречная волна стала сносить «Ивана Папанина» обратно к стенке. Теплоход, подрабатывая машиной, пытался удержаться на месте.
Руткис приказал приготовить новый конец и, отдавая короткие команды рулевому, стал подводить свою корму под высокий нос теплохода.
16:20
Капитан Григорий Покидов малым ходом подводил пароход «Алев» к месту у причала, освободившемуся после отвода буксиром «Ивана Папанина». «Алев» был отобран доктором Смольниковым в качестве госпитального судна и на него был выделен медперсонал: 4 врача, 9 медсестер и 20 санитаров. Весь день пароход принимал раненых на рейде с различных плавсредств, а теперь получил приказ подойти к причалу.
Грузовой пароход «Алев» был построен в Англии в 1909 году и назван «Бромгстроу». С вместимостью в 1446 БрТ, «Алев» имел ход всего 8 узлов, но зато большую автономность. В 1935 году судно было приобретено Эстонией и переименовано в «Алев».
С началом войны «Алев» был переклассифицирован в военные транспорты и получил бортовой номер 511 (ВТ-511).
«Алев» подходил к стенке, отрабатывая задним ходом машиной. Привальный ветер подгонял пароход к причалу. Матрос Сергей Заяицкий спрыгнул на стенку, чтобы принять швартовый конец и на минуту замешкался. На пирсе под холодным дождем вповалку лежали раненые. С ними не было никого, кроме молоденькой медсестры, которая уже была близка к истерике.
16:30
Ледокол «Суур-Тылл», важно дымя из своих двух труб, медленно отошёл от стенки, направляясь на рейд.
Главный режиссер театра Балтийского флота Александр Пергамент, стоя на палубе в окружении артистов и других работников театра, смотрел на удаляющуюся гавань со смешанным чувством радости и горечи. Он радовался, что в итоге ему удалось вырваться из этого ада и даже спасти большую часть театрального имущества и реквизита. Но с другой стороны, было больно оставлять этот город, где прошло всё становление театра КБФ и его, Пергамента, как художественного руководителя. Именно здесь прошли премьеры поставленных им пьес: «Падь серебряная», «Павел Греков» и «Предложение » Чехова...
Капитан ледокола с трудно произносимой фамилией Тынниссоо радушно поздоровался с актерами, но дал понять, что ни на какие вопросы отвечать не намерен и совсем не разделяет словоохотливость людей искусства. Зато военный комендант ледокола — молодой капитан-лейтенант, не назвавший своей фамилии, сразу дал понять актерам, что не позволит им бездельничать на судне в боевых условиях.
Выяснив, что старшим среди артистов является Пергамент, капитан-лейтенант обратился к нему:
— На нашем ледоколе,— сказал он,— кроме вашей театральной команды, военных нет. Назначаю вас, товарищ старший политрук, ответственным за порядок на корабле. А теперь постройте своих людей.
Переписав фамилии всех актёров, капитан-лейтенант стал объяснять их новые обязанности. Одни вошли в посты наблюдения за затемнением, другие должны были наблюдать за небом и горизонтом. Технические работники театра -— краснофлотцы и старшины — были зачислены в аварийные группы. Наиболее многочисленную группу составили наблюдатели за минной опасностью.
— Вы представляете себе, что такое минная опасность? — спросил капитан-лейтенант. — Установите наблюдение за морем. Вот вам схема. В ней указано, где должны стоять краснофлотцы и старшины и в каком секторе должны вести наблюдение. В каждой вахте определите старшего из самых ответственных товарищей.
— А какая она, мина-то? — спросил кто-то из актёров.
— Рогатая и круглая, — впервые улыбнулся капитан-лейтенант.
«Суур-Тылл» уходил все дальше от берега к острову Найссаар. Причалов уже не было видно за сплошной пеленой чёрного дыма. Зато очень хорошо был виден берег острова и его пирс, у которого стоял крупный транспорт. Ледокол прошёл мимо него. На корме транспорта все могли прочесть его название — «Найссаар».
