Максим Фрай - Книга для таких, как я

Им предстояло расстаться, надолго, или нет — кто знает! — потому что кровь продолжала литься даже здесь, в тихих переулках чужого, далекого от России города. Где-то здесь засел Змееный. Падаль шевелилась и показывала зубы. А это значило, что Чокнутому не будет покоя…

— Кто там? — испуганно спросил Иван, стараясь говорить по-чеченски без акцента, чтобы не злить нежданных гостей.

— Открывай, падла! — весело ответил Чокнутый. — Это я. А ты думал, кто? Джохар Дудаев, что ли?

Чокнутый стиснул зубы и отвернулся к стене. Он старался не думать о Братушке: чего теперь думать, если ничего не изменишь! Думать надо было о другом: о самолете, который увозил из Ярославля эту падлу Змееного.

Крупье вежливо улыбался, подвигая к Чокнутому груду разноцветных фишек — его выигрыш. Но тот угрюмо молчал, исподлобья разглядывая холеные руки Марьи. "Красивая, падла, — зло подумал он. — Ишь как вылупилась! Жадная… Это хорошо, что жадная. Змееный у меня теперь вот где!" — И он машинально стиснул кулак. Крупье испуганно заморгал, глядя, как переменилось его лицо.

— Знаешь, в нашей работе часто бывают трудные дни, — устало вздохнул Долгов и машинально опустил палец на пульт. Телевизор тут же ожил. По курьезному стечению обстоятельств, на экране призывно улыбалась красотка из рекламного ролика "Имперского банка" — ну да, конечно, за рекламное время платят вперед…

Пасмурным ноябрьским утром 1896 года маленькая похоронная процессия вошла в ограду Дементьевского кладбища. Гроб великого русского философа-гуманиста сопровождала его вдовая сестра Наталья и несколько соседей по доходному дому на Уваровской улице, где прошли последние годы его жизни. Просвещенная Россия в тот день еще не была готова осознать величину своей утраты.

Кошмарные сны все еще преследуют меня, особенно в те ночи, когда ущербная луна скрывается за облаками. Но ужас больше не имеет прежней неограниченной власти надо мной: я знаю имя твое, проклятый город, я знаю имя твое!

На следующий день приехала полиция в сопровождении безликих людей в серых костюмах. Никакой огласки дело не получило, хотя местные жители долго еще судачили о случившемся, все больше шепотом и никогда — к ночи.

— Все кончилось, дорогая, все кончилось. Все хорошо. Открой глаза, это я.

Анна очень хотела верить знакомому, родному голосу Жака. Но и с закрытыми глазами она видела медленно, но неотвратимо наползающую тьму. Оно приближалось.

Врач поднял на Луизу печальные усталые глаза, глаза человека, чувствующего свое бессилие.

— Вам нужно сейчас очень много мужества, детка. Ваша сестра…

— Вы хотите сказать, что память никогда не вернется к ней, доктор?

— Все гораздо хуже, мисс. Сегодня утром она вспомнила…

— И что, что она говорит, доктор?

— Ничего, мисс. Она скончалась. Разрыв сердца. Мы ничего не смогли сделать для нее. Мне очень жаль. Боюсь, мы с вами не сможем вообразить себе, что именно вспомнила Мария. И слава Богу, что нас минует чаша сия…

Я остался один, и белая снежная мгла за окном — великолепная рама для моего одиночества. И холод в доме моем сродни холоду в сердце. И только сухие крылья давно погибших мотыльков — старые письма — напоминают мне о былом родстве с людьми. Иногда я хочу заговорить вслух, сам с собой, по старой привычке говорить, но из горла вырываются странные звуки, пугающие меня самого. Что ж, мне не о чем сожалеть: я сам, добровольно, выбрал такой способ раз и навсегда заплатить по всем счетам. Но если мое заточение будет нарушено кем-то, что это будет означать? Прощение или всего лишь новый дьявольский соблазн отяготить мою вину?.. (На этом месте рукопись обрывается.)

И вот весь путь позади: сразу за горами открылось унылое побережье. В этот миг на самолет легла зловещая зеленоватая тень…

Иногда я смотрю на свои руки. Это то немногое, что еще осталось от меня прежнего. Но боюсь, что даже этим зрелищем любоваться мне осталось недолго.

Темнота скрыла от нее кривую ухмылку Майкла. Она так и не поняла: ушел он или просто исчез.

— Эй, куда же вы убегаете? С чего бы такая спешка? У меня в запасе есть еще немало историй…

"Когда я говорил, что мой брат вытащил меня из могилы, я употреблял это выражение в самом что ни на есть прямом смысле. Он был великим ученым, мой бедный Майк. Увы, никто не окажет такую же услугу ему самому, а без него и я протяну не слишком долго…" — Я не дочитал записку. Порыв ветра вырвал из моих рук клочок тонкой бумаги и унес в сад. Я хотел выйти и поискать ее, но темнота ночи показалась мне препятствием куда более надежным, чем запертая дверь.

Буро-зеленое существо с тусклыми глазами стояло на четвереньках и ритмично двигало челюстями. Он него пахло гнилью, словно оно было огромным больным зубом. Хуже всего, что его лицо все еще можно было узнать: когда-то оно было обаятельной круглой физиономией добряка Молтона. Но самое ужасное — из его зубов торчала ножка, которая могла принадлежать только грудному ребенку. Я подумал о пропавшей Тине, сознание мое помутилось… А потом я развернулся и побежал…

Алиса тоже получила письмо с фронта. Подписи не было, только номер части и личный номер солдата. Вскрыв письмо, она сразу увидела знакомый мелкий почерк: "Милая Алиса, я до сих пор не могу забыть вкус твоей крови…" Она брезгливо вскрикнула и отшвырнула конверт, а потом полдня не могла заставить себя поднять его с пола и бросить в печь, словно он был мертвым пауком. К счастью, это письмо оказалось последним. Очевидно, немецкая пуля сжалилась над несчастным Джоном и положила конец его жизни и его странной любви.

Охотники нашли его через пять дней. На черном обмороженном лице блуждала улыбка, окоченевшие руки сжимали меховой мешочек. Его расспрашивали, он молчал. Он пил горячий бульон, спешно приготовленный для него заботливым Малькольмом. И когда он уснул, обветренные губы еле слышно прошептали: «Айтарйох».

Как и следовало ожидать, следующей осенью дядя Билли снова отправился в плавание, теперь уже на новехоньком фрегате «Антония». Перед отъездом он был у нас и смущенно оправдывался, что клятва, данная на исходе третьей бутылки рома, никакой силы не имеет, с чем добрая душа Лайонел, конечно же, согласился.

Сын Ворона протянул Вожаку голову Хозяина Равнины. Теперь люди Белой Пещеры не прогонят его из племени.

С тех пор муравей считается первым земным жителем.

Тогда Лубамба ушел от обезьян и стал жить со своей женой, и от них ведут свой род люди баубе и небесные звезды.

И тогда Лукайон увидел Тропу и ушел из Нижнего Мира в Средний Мир, к людям. Он считался самым великим шаманом, потому что всегда видел Тропу в Нижний Мир с тех пор, как его укусил Пхеле.

Тогда вокруг паучка собрались все соседи. Они смеялись над ним и говорили: "Не спрячешь рис от голодного рта, не спрячешь мед от пчелы!"

С тех пор люди умирают. А если бы Мышь послушала Луну, люди не умирали бы.

И никто до сих пор не знает, сколько звезд на небе, — вот как Ибухаримагон все устроил!

И когда начинается прилив, женщины кутяков идут к морю и поют ему песни Лапаки, чтобы море не гневалось на людей.

В конце того же месяца все разъехались по домам. Все, кроме Буша: он остался, намереваясь продолжить свои метеорологические изыскания. Больше никто из нас его не видел. А три года спустя в Гамбурге я встретил Скотсона из шведской команды. Он-то и рассказал мне последнюю гималайскую сплетню: Буш стал ламой.