Да и восстала, между прочим, "преторианская" гвардия большевиков — балтийские матросы, что само по себе говорит о многом. Расправа над Кронштадтом стала "контрольным выстрелом в затылок" страны Советов. Теперь — и это случилось еще при Ленине — везде и всюду доминировала только партия большевиков. Остатки даже левой демократии были окончательно уничтожены. Что также, конечно, освобождало дорогу сталинизму.
Наконец, самое главное, к моменту смерти Ленина на смену революции шла уже реакция — наш отечественный термидор. Окончательно изможденная страна во главе с изможденной партией не были уже в силах не только делать мировую революцию, но и проводить ленинский курс. На смену пламенным революционерам-интернационалистам приходила бюрократия, которая хотела не воевать дальше, а насладиться наконец плодами победы. Покоя и определенности — любой ценой и из любых рук — хотело большинство, как в стране, так и в партии. Даже Троцкий, при всей своей личной неприязни к Сталину, писал, анализируя этот переходный период, о закономерности прихода к власти кавказца:
…Сталин обнаружил себя как бесспорный вождь термидорианской бюрократии, как первый в ее среде.
Кстати, закономерность трансформации большевистской партии еще в 1919 году предсказал правовед, мыслитель и теоретик национал-большевизма Николай Устрялов. Часто откровенно издеваясь над большевизмом, он тем не менее призывал русскую интеллигенцию к сотрудничеству с новым режимом во имя России.
Устрялов никогда не сомневался в том, что большевизм обречен исторически и примирение с ним может быть только тактическим. Один из невозвращенцев советских времен Сергей Дмитриевский писал:
Не революцию принял Устрялов, но только государство, вышедшее из нее, как принял бы и государство, созданное против нее. Ему нужен был порядок, выбитая колея, устойчивое кресло, древо государственности.
Для Устрялова сталинизм был сродни бонапартизму. Он отдавал дань Сталину, правда, весьма своеобразно:
…великая историческая роль Сталина. Он окружил власть не рассуждающими, но повинующимися солдатами от политики: мамелюками… Поразительно ловкими маневрами… партийный диктатор завершил процесс формальной дереволюционизации, всесторонней мамелюкизации правящего строя. Прощай, допотопный… подлинный революционизм! Здравствуй, новая, прекрасная, великая государственная лояльность! Да здравствует усердие вместо сердца и цитата вместо головы!
То есть Устрялов другими словами фактически повторил мысль Троцкого:
Свинцовый зад бюрократии перевесил голову революции. Такова разгадка советского термидора.
Этот "свинцовый зад бюрократии" благополучно досидел в советском кресле до распада СССР, а затем осторожно переместился в еще более комфортабельное кресло ельцинской эпохи. Портрет первого президента России, прилагавшийся к новому креслу, бюрократу ничуть не мешал.
Не мешает ему и портрет Владимира Путина.
Сталинист, перековавшийся в лениниста
Сталинская эпоха, своей попыткой соединить деспотию с индустриальным прогрессом напоминавшая петровский "бег в мешке", закончилась для России, как и та давняя попытка, многими великими свершениями, преступлениями против собственного народа и большим недостроем.
Значительное продвижение в одних областях соседствовало с провалами в других. Атомную бомбу неимоверными усилиями "шарашек", правда, создали, а вот на многих других направлениях было худо. К моменту смерти Иосифа Виссарионовича страна так и не смогла, например, решить зерновую проблему, а показатели в животноводстве оказались даже хуже, чем в России 1916-го, тяжкого, военного года — и это после десятилетий триумфальных побед колхозного строя.
Гордо дымившие по всей стране мартеновские печи на фундаменте из человеческих костей смотрелись, конечно, жутковато, но замечали это в ту пору немногие.
Да и те, кто замечал, как правило, считали, что печи важнее костей. Исходя из искреннего убеждения, что за продвижение страны к светлому будущему надо платить. Так что появившиеся в последнее время рассуждения об "эффективном сталинском менеджменте" не такая уж большая новость. Новое здесь лишь слово "менеджмент", не более того.
Как и петровская эпоха, сталинская не оставила после себя преемника. На XIX съезде партии в 1952 году уже сильно сдавший Сталин выступал примерно пять минут и, по воспоминаниям Хрущева, выходя из зала, сам с удивлением заметил: "Смотри-ка, я еще смог". И тем не менее о преемнике не было и речи. Ближнее окружение в те годы считало, что Сталин приглядывался к Михаилу Суслову, но это были только предположения. Ранее подобные же разговоры ходили сначала о Маленкове, а еще раньше о Жданове. Что в голове у вождя было на самом деле, не знал, естественно, никто.
О самой смерти Сталина, о классически боярской борьбе вокруг трупа вчерашнего царя и конечной победе Никиты Хрущева написано достаточно, да и не это главное.
Куда любопытнее фигура победителя и его трансформация: внутренний дрейф Никиты Сергеевича от сталинизма (он сам совершенно трезво называл себя "продуктом сталинского времени") к ленинизму.
По понятным причинам именно XX съезд произвел на страну неизгладимое впечатление и остался в людской памяти. Многие люди до сих пор благодарны Хрущеву за уничтожение ГУЛАГа. Как сказала в свое время Анна Ахматова, "я "хрущевка", потому что он вернул мне самое дорогое — сына".
И тем не менее.
Дрейф Хрущева от сталинизма к ленинизму — сложный и противоречивый процесс — хотя бы потому, что все равно это дрейф от одного зла к другому.
Напомню о трех краеугольных камнях, на которых, с точки зрения Ленина, стоял марксизм и без чего была невозможна успешная борьба с мировым империализмом: беспощадное насилие по отношению к идеологическим и политическим противникам, пролетарский интернационализм и воинствующий атеизм. Иосиф Виссарионович внес в ленинские постулаты свои коррективы. Системное насилие Сталин распространил на товарищей по партии и вообще любого гражданина страны Советов.
Пролетарский интернационализм на знамени партии формально оставили, но на практике его заменил национал-большевизм. Сегодня уже мало тех, кто читал короткую речь Сталина на последнем в его жизни XIX съезде партии. Поэтому напомню, какими словами завершал свою идейную карьеру сталинизм:
Раньше буржуазия считалась главой нации… Теперь буржуазия продает права и независимость нации за доллары. Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт. Нет сомнения, что это знамя придется поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперед, если хотите быть патриотами своей страны, если хотите стать руководящей силой нации. Его некому больше поднять.
Ясно, что к марксизму-ленинизму и пролетарскому интернационализму все эти идеи не имеют ни малейшего отношения, а вот к национал-большевизму — самое прямое. Понятно и то, почему в рядах сегодняшних патриотов-радикалов, на манифестациях, ничуть не соперничая между собой, дружно поднимаются как монархически-черносотенные, так и сталинские лозунги. Столь, казалось бы, разные полюса надежно скрепляет национализм. В самой худшей его разновидности.
Наконец, в 1943 году, придя к выводу, что можно извлечь немалую выгоду от примирения с Церковью, Сталин отошел и от другого ленинского постулата — воинствующего материализма. Хотя и под неусыпным присмотром органов госбезопасности, но православие начало в стране постепенно оживать.
Возвращение Хрущева к ленинизму означало возвращение ко всем постулатам в совокупности. Борьба Хрущева за возвращение к "ленинским нормам партийной жизни" разрушила ГУЛАГ, но были и другие составляющие.
Именно при Хрущеве из страны снова стали утекать безумные средства на поддержку даже не мирового пролетариата, а вообще всего, что, как казалось Никите Сергеевичу, движется в сторону от мирового империализма.
Когда Хрущева снимали, ему, например, напомнили, что в Ираке он зачем-то взялся за строительство 600 километров железных дорог, в то время как все годовое строительство железных дорог в Советском Союзе в ту пору не превышало тех же 600 километров. Причем товарищ Суслов, известный партийный ханжа, интриган и лжец, делавший на октябрьском Пленуме 1964 года доклад, в данном случае не соврал, а просто поймал Хрущева на очевидной ошибке.
Безумные деньги тратились в то время на Кубу, на Египет, да мало ли еще на что. В Индонезии только потому, что президент Сукарно очень любил выступать перед большими скоплениями народа, Хрущев соорудил для него грандиозный стадион. С его точки зрения, и это было проявлением пролетарского интернационализма.
