их и шел сдавать. Его совершенно не интересовала оценка, если бы он не спорил с профессорами, оценки были бы выше.
Его отец бывал проездом в Томске, заходил в общежитие. После ухода в отставку, он жил в Новосибирске и, будучи доктором военных наук, преподавал историю в вузе. Степан, видимо, не мог простить родителям того, что его буквально заставили жениться на русской... Люся, жена Степана, по специальности инженер, тоже иногда приезжала в Томск, да еще с сыновьями. При виде сыновей Степан преображался. Он прекращал всякую работу. Друзья уже знали, что на него нападает стих, он будет петь, играть и плясать. Плясал он великолепно. Брал гитару или баян (а играл он на многих музыкальных инструментах) и пел сначала частушки, а затем песни на разных языках. На эти импровизированные концерты сходился весь факультет.
– Вообще я благодарен судьбе, – говорил Кулемзин, что она свела меня со Степаном. Более талантливого и образованного человека я не видел в своей жизни. Помню, как-то в Томск приехал цыганский театр «Ромэн». Мы пошли всей нашей компанией. После антракта потеряли Степана, а когда кончился спектакль, мы бросились на поиски. Нашли его за кулисами. В окружении артистов театра он пел под свой аккомпанемент на гитаре песни на цыганском и английском языках. После этого руководитель театра в течение двух недель приходил в нашу комнату, уговаривал Степана стать артистом театра «Ромэн». Но он не согласился.
Вспоминается и такой случай. Как-то его пригласили в политехнический институт. Нужно было перевести статью с японского языка. Он взял меня с собой, чтобы я записывал то, что он будет диктовать. Почти без словаря, изредка к нему обращаясь, он перевел технический текст за три часа. Полученных денег за перевод хватило нам всем тоже ровно на три часа в ресторане.
Научная библиотека Томского университета по числу книг входит в десятку лучших библиотек мира. Видимо, этим и объясняется, что он приехал поступать именно в Томск. Степан прочитал все о цыганах, что можно было прочитать и что было в библиотеке.
На третьем курсе нескольких студентов, занимающихся научной работой, послали на межвузовскую научную студенческую конференцию в Москву. Степан сделал прекрасный доклад по истории происхождения цыган. Им заинтересовались многие ученые – этнографы и историки, но он от встреч отказался и просидел все свободное время в библиотеке имени В. И. Ленина. А затем исчез.
До последней минуты друзья надеялись, что он появится к поезду. Но он не приехал и через месяц. Его отчислили из университета...
А Степан в это время кочевал с цыганами в Поволжье. При нем был магнитофон для записи цыганского фольклора и 15 рублей денег. Около двух лет колесил с табором...
Когда он возвратился, отец не впустил его в дом. «Нет у меня больше сына, – кричал генерал в ответ на уговоры и причитания матери Марии Дмитриевны, – пусть отправляется к своим цыганам!». Степан с женой Земфирой и грудным ребенком (дочку назвали Даней) обосновался на окраине Новосибирска в брошенной избушке без окон и дверей и с дырявой крышей. Жили они впроголодь несколько лет, зарабатывая переводами Степана и тем, что нагадает Земфира. Степан все же закончил исторический факультет Новосибирского университета.
Сейчас у него с Земфирой, – продолжал Кулемзин, – восемь детей, и, наконец, недавно они получили трехкомнатную квартиру. Его первая жена, Люся, удачно вышла второй раз замуж. Сыновья учатся в институтах. Они поддерживают добрые отношения со Степаном и, похоже, уже не осуждают его. Генерал хотя и помирился с сыном, но у него ни разу не был. Степан работает переводчиком в научно-исследовательском институте и по-прежнему занимается цыганами. Им опубликовано огромное количество статей. И не только в наших научных журналах, но и в зарубежных. Как– то, осматривая его личную библиотеку, состоящую из нескольких тысяч книг, на одной из полок я увидел его статьи, опубликованные в журналах США, Великобритании, Турции, ФРГ, Испании... Внезапно диктор аэровокзала прервала рассказ Владислава Михайловича, она сообщила, что рейс по маршруту Новосибирск– Хабаровск откладывается до 5 часов по московскому времени. Мы попрощались, и он кинулся на поиски своего товарища. На следующее утро я улетел в Хабаровск, но история о русском цыгане до сих пор не выходит у меня из головы.
Из города в районный центр Иван Васильевич Бушмалев добрался на автобусе во второй половине дня. Ему еще предстояло доехать до центральной усадьбы колхоза «Рассвет». Выяснив на автовокзале, что нужный ему автобус пойдет только через полтора часа, он подумал, что день сегодня все равно потерян, надо скоротать как-то и это время. Он потоптался около буфета, в котором кроме газированной воды и пряников ничего не было, затем отправился бродить по улицам большого села. Однако бесцельного времяпровождения не получилось. Иван Васильевич зашел в книжный магазин и застрял. По уже сформировавшейся профессиональной привычке начал рыскать по полкам, памятуя о том, что в глубинке можно купить книги, каких не купишь в крупных городах. Книги стояли в два ряда, и, перебрав их все, он-таки откопал две, которые его заинтересовали, и еще «Словарь латинских крылатых слов». Иван Васильевич всегда покупал словари, уже думая не только о себе, а о подрастающих сыновьях. Подойдя к кассе, Иван Васильевич вспомнил, что он уже не философ, а без пяти минут пчеловод, и, полистав философские книги, отнес их обратно, заплатив только за словарь. Выйдя из магазина, он решил открыть словарь и прочесть первое попавшееся выражение, которое должно дать ему направление в его новом роде деятельности. Он вспомнил Ирину Федоровну – преподавательницу латинского языка. Ее помнит не одно поколение студентов университета. Когда он учился, ей было 76 лет. Ох, как она сердилась, если студенты не выучивали правила и не запоминали крылатые выражения. Это была интеллигентка старой закваски, получившая блестящее образование в России, Германии Франции. Она переводила по меньшей мере с двух десятков языков. Иногда ей подсовывали какой-нибудь текст, она его добросовестно переводила и на вопрос, какой это язык, – отвечала: «Не знаю, не то сербский, не то хорватский, но за перевод ручаюсь».
Иван Васильевич открыл словарь на странице 521 и прочел из оды Горация: «Если ныне нам плохо, то не всегда так будет и впредь». «Ну что ж, обнадеживающее начало», – подумал он.
Приехал Иван Васильевич на центральную усадьбу колхоза перед концом рабочего дня. В конторе он застал председателя и его заместителя. В кабинете
