доцентом, и с этого момента ему, по сути, гарантирована работа на всю жизнь), принимается в значительной степени с учетом тех же видов показателей производительности.
Почему же, спросите вы, университеты отдают предпочтение этому основанному на публикациях показателю, а не другим, которые могут лучше отражать качество исследований, – например, соответствует ли работа ученого таким стандартам, как рандомизация и ослепление или даже воспроизводимость? Ответ: они тоже находятся под финансовым давлением. Во многих странах, включая Великобританию, сами университеты оцениваются правительством по престижности статей, публикуемых их сотрудниками, и деньги налогоплательщиков распределяются соответственно такому рейтингу [623]. Все это и породило расхожее выражение “Публикуйся или погибни”: беспрерывно клепай статьи, причем в самые представительные журналы, куда только можешь, – или просто не выживешь в мире суровой конкуренции современной академической науки [624].
И речь не только о статьях. Мы уже говорили, что обычно первый необходимый шаг при проведении научного исследования – получить грант, чтобы иметь возможность платить за оборудование, материалы, доступ к данным, выплачивать вознаграждение участникам и зарплату персоналу. Это означает, что ученые должны постоянно подавать заявки на гранты, чтобы поддерживать свои исследования. И опять-таки университеты испытывают такое же давление. Они берут часть всех грантов, какие только удается выиграть их ученым, и тратят на субсидирование преподавания, наем сотрудников, содержание зданий и так далее. По этой причине они сильно зависят от своих ученых, приносящих деньги. В одном исследовании, проведенном в США, было подсчитано, что ученые в среднем тратят около 8 % своего общего рабочего времени и 19 % своего исследовательского времени на написание заявок на гранты – и это еще, мне кажется, довольно низкие оценки [625].
Необходимость постоянно искать финансирование не просто отнимает время, но еще приводит к огромному числу неудач и разочарований. Проблема усугубляется так называемым эффектом Матфея: при распределении научных грантов богатые становятся еще богаче. (Это отсылка к Евангелию от Матфея, глава 25, стих 29: “Ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет” [626] [627].) Есть веские доказательства, что так и происходит: в одном крупном исследовании было показано, что ученые, чьи самые первые заявки на гранты были оценены как чуть превышающие произвольный порог для получения финансирования, в последующие восемь лет получили примерно вдвое больше денег по другим грантам, чем ученые, чьи заявки были оценены как чуть не дотягивающие до порога, хотя качество первоначальных заявок не могло настолько уж отличаться [628]. Из-за такой атмосферы многие ученые разочарованно уходят из профессии, а те, кто остается, вынуждены прибегать к преувеличениям и раскрутке в своих заявках на гранты, чтобы конкурировать за деньги с хорошо финансируемой старой гвардией. Атмосфера токсичная, и нетрудно представить, как точность самой науки отходит на второй план [629].
Теперь оставим в стороне финансовые стимулы и не будем забывать о человеческой природе: люди – кто больше, кто меньше – обладают естественной склонностью интенсивно конкурировать за статус, стремиться к достижениям, улучшающим репутацию, и работать даже ради объективно бессмысленных целей – в данном случае большого количества публикаций и грантов. Таким образом, для тех из нас, кто более амбициозен и склонен к соперничеству, длинное резюме может само по себе служить наградой. Кем-то просто упоминание его имени в научной статье – любой – ощущается как достижение.
Так или иначе, поощрение ученых больше публиковаться свой эффект, похоже, дает. Мало того, что резко выросло число публикаций, еще и отбор на продуктивность среди ученых, кажется, становится сильнее. Во французском исследовании было показано, что у молодых эволюционных биологов, принятых на работу в 2013 году, публикаций почти вдвое больше, чем у тех, кто трудится с 2005-го, а это значит, что критерии приема на работу из года в год повышались [630]. Весьма уместно, что данные относятся именно к эволюционной биологии, поскольку конкуренция за рабочие места – это именно тот вид отбора, что дал павлину его хвост, а лосю рога. В конкуренции за ограниченные ресурсы (для павлина и лося это возможность спариваться; для ученых – гранты и должности) те, кто обладал более выраженными признаками, продолжали побеждать, пока не обрели абсурдно демонстративные черты – или нелепо длинные резюме. И эти ограниченные ресурсы становятся все скуднее: хотя количество присуждаемых ученых степеней возросло (отметим, что это еще одно следствие того, как университеты заботятся о своих доходах, ведь аспиранты и другие студенты тоже приносят огромные деньги), университеты не успевают увеличивать число своих рабочих мест, которые должны были бы занять эти новоиспеченные ученые со степенью [631].
Возможно, вы задаетесь вопросом, почему это ученые не должны погибать, если они не публикуются. Разве не логично университетам желать, чтобы их исследователи делали больше открытий, причем поинтереснее, и делились ими со всем миром, публикуя статьи в известных журналах? Разве это не подходящий и эффективный способ оценивать их успехи? И почему ученые не должны окупать себя, конкурируя за гранты, чтобы только лучшие идеи выигрывали деньги? Разве иначе мы не взрастим попросту нахлебников, бездельничающих в университетах и не вносящих никакого вклада в приумножение наших знаний?
В идеальном мире подобное стимулирование продуктивности имело бы смысл. В журналах был бы такой контроль качества, а ученые обладали бы такой врожденной добросовестностью, что, несмотря на растущее число публикуемых работ, их качеству ничего бы не угрожало. В реальности же приходится чем-то жертвовать. Применительно к экспериментам по когнитивной психологии, где участники должны как можно быстрее нажать на кнопку тогда и только тогда, когда видят световую вспышку, исследователи говорят о “компромиссе между скоростью и точностью”. Когда испытуемые сосредоточены на скорости, страдает точность; если они сосредотачиваются на том, чтобы сделать все правильно, им приходится замедляться. (И кстати, это любопытный и четкий психологический эффект, который действительно воспроизводится почти во всех релевантных экспериментах [632].) С научными публикациями дело обстоит так же [633]. Время ограниченно. Принуждение ученых публиковать все больше и больше статей и приносить все больше и больше денег – наряду с выполнением всех остальных обязанностей, таких как преподавание, курирование чужих работ и решение административных задач, – почти неизбежно подразумевает, что на каждое исследование они будут тратить меньше времени. Принуждение рецензентов (которые, конечно же, и сами занятые ученые) рассматривать все больше и больше поданных в журналы статей означает, что большее число ошибочных, чрезмерно раздутых или даже мошеннических исследований пройдет через этот фильтр. Неудивительно, что в обоих случаях стандарты снижаются [634].
Доказательством того, что по крайней мере для некоторых
