Высшие сановники и не хотели знать правду. Когда в июне 1986 года я собирался ехать к Горбачеву с письмом о том, что в Белоруссии дело плохо, меня вызвал к себе Слюньков, тогда первый секретарь ЦК КПБ, и, дабы повлиять на мое решение, рассказал, как Рыжков принимал руководство Белоруссии и Украины. От республик приехали первые секретари ЦК и премьеры: соответственно Слюньков и Ковалев, Щербицкий и Ляшко. Докладывали по Чернобылю. Ляшко полтора часа рассказывал, какая у них на Украине беда после аварии, как им трудно, как им нужна помощь. Затем Ковалев за десять минут отчитался: в Белоруссии всё хорошо, помощи от центра не надо, сами справимся. После чего довольный Рыжков похлопал по плечу белорусского премьера и сказал украинцам: вот как надо вести себя, учитесь!..
Младший начальник радовал старшего, высший поощрял низшего. Вот их страсти, вот их содержание жизни.
1991 г.
Жить и умирать с Чернобылем
…Пишу эти строки, а за спиной у меня висит на стене карта Белоруссии, на юге и на востоке два большущих пятна: одно смыкается с такими же пятнами на землях Украины, второе — с русской Брянщиной, Орловщиной, Тульщиной… Но это далеко не все тяжело пораженные радионуклидами территории: карта из тех времен, когда только-только стала спадать пелена секретности с постигшей нас беды. Если брать мою Белоруссию, то зловещие клещи обнаруженной и ползущей радиации уже захватывают и западные, а также значительные центральные земли, столица республики Минск зажата ими с двух сторон. А Киев так прямо наколот на вытянувшуюся к нему зловещую стрелу. (Столица Украины ближе к месту аварии, хотя ветер в основном дул, нес смертельное облако на север, на Белоруссию).
Как минимум пять миллионов людей (среди них не меньше двух миллионов — это дети), все живут на этих территориях, как на заминированном поле. Никто не знает, под кем взорвется, кого первого настигнет беда, болезнь, горе. Живут даже на пятнах (сотни тысяч и среди них тысячи и тысячи детей), окрашенных в тревожные красные и бордовые цвета, где уровень зараженности от 40 до 140 и выше кюри на километр.
Чтобы всех их обеспечить чистыми продуктами, а из самых опасных мест и переселить, нужны огромнейшие средства, которых нет, не только у суверенных республик, но и у страны в целом.
И это — надолго. Чернобыль не позади, он впереди, намного десятилетий и даже столетий.
Помню, когда я ездил в Японию по приглашению экологических организаций, люди, познавшие ядерную бомбежку, тоже недоумевали: вот у нас давно живут и в Хиросиме и в Нагасаки. А что же происходит у вас?
А произошло, происходит нечто такое, во что всё еще трудно поверить: не две, а, по меньшей мере, шестьсот «хиросимских бомб» (по радиации, по долгоживущим элементам) швырнул Чернобыль на отмеченные на карте белорусские, украинские, русские города, деревни, реки, поля, леса. Долгоживущие — это которые и на тридцать лет, на триста, и на тысячи лет (цезий-137, плутоний, стронций и др.).
Для конкретного человека, семьи, ребенка — это жизнь в условиях, когда на всё надо смотреть с опаской: на выросшие в твоем огороде ягоды, фрукты, овощи, на воду из колодца или колонки, на траву, деревья, песок и особенно на природный символ самой жизни — молоко.
…Мальчик очень перепугался, когда мама вошла в дом и застала его за страшным делом, прямо преступлением.
— Мамочка, я не пил, я только пальчик помочил, облизал.
На столе стоит посудина с теплым еще, пенистым, до Чернобыля таким вкусным (ребенок еще помнит) молочком не из магазина, а от собственной коровки. Мать, подоив корову, должна была его вылить в «могильник», а вот пожалела и зачем-то внесла в дом. Как гранату. И печка, в которой все топят дровами — не печка, а домашний реактор. Дрова, торф радиоактивны и вся эта смертельная гадость скапливается в пепле.
В Минске, в огромном здании детской гематологии живет наша боль, наша общая вина — дети из многих районов. Их уже настигли чернобыльские болезни, прежде всего лейкемия, белокровие. Бледненькие, с замедленной жалкой улыбкой смотрят они из-за плеча или из-под руки своих мам (матери при них) на тех, кто приехал или пришел сюда с какой-то помощью. (Работают здесь и врачи из-за границы). Иногда больных детей показывают по телевизору, а потом сообщение: тот мальчик или та девочка уже умерли. Кому-то сделали пересадку костного мозга, а кому-то и не смогли (операция очень дорогая) или опоздали, очередь большая — детские вопрошающие глаза взывают к совести взрослых. Самое страшное — привыкаем к тому, к чему не имеем права привыкать.
Вот заметка из белорусской экологической газеты «Набат» (№ 15. июнь, 1991) — «Вы мало тревожитесь за себя».
«Вы сами виноваты, что люди мало знают о вашей беде, — сказала Кэтэ Вольдеман, председатель международной благотворительной организации „Европа — больным детям“. Во время своего пребывания в Белоруссии она вместе с представителями совместного германо-советского предприятия „Москвич“ Артуром и Христиной Шрам посетила загрязненные районы Могилевщины. Увиденное и услышанное потрясло эту 70-летнюю женщину. Раньше она считала, что неплохо осведомлена о наших чернобыльских проблемах. Кэтэ Вольдеман знала, что в нашей республике есть дети, заболевшие от радиационного облучения, и что им необходима помощь зарубежных клиник. Но она не представляла, что их так много… „Я никогда не забуду молящие о помощи глаза матерей, их лица, — рассказывала по возвращении в Минск Кэтэ Вольдеман. — Я плакала вместе ними. Мне очень хотелось бы помочь им. У меня трое детей, и теперь я думаю о том, какое счастье, что они здоровы. Раньше я этого не осознавала. Мне хочется, чтобы это поняли и вы, белорусы… Сегодня для вас самое главное — спасти своих детей, свою нацию от вырождения. Вы мало тревожитесь за себя…“
Кэтэ Вольдеман выразила готовность взять на лечение в зарубежные клиники свыше двадцати больных лейкемией детей.
При содействии Артура и Христины Шрам и их фирмы в январе-феврале этого года в Германии отдохнули 300 наших ребятишек. Пятьдесят они готовы принять этим летом. Кэтэ Вольдеман выступила с идеей строительства оздоровительного комплекса на Витебщине. По ее мнению, это должна быть интернациональная стройка.
„Я расскажу обо всем увиденном, и буду призывать к помощи вашим детям“, — сказала на прощание Вольдеман».
Чернобыль — крупнейшая из глобальных катастроф XX века. Проблемы его касаются или еще коснутся всех стран, всех народов.
На дне полноводной реки Припять, в метровом иле Днепра, в грунте на десятках километров вокруг Чернобыля столько радионуклидов, что их хватит на всех, если по Днепру их (в какой-нибудь паводковый год), через подземные реки вынесет в Черное и Средиземные моря или неизвестно куда.
Необходимо лечить людей, но и воды тоже, и землю тоже — иначе это отзовется неизвестно где и на ком. Чернобыль — общая беда и проблема всех людей на планете. Пока существуют и строятся новые АЭС, никто и нигде не застрахован от собственного Чернобыля. А потому надо всем и заранее извлечь все возможные уроки, все данные из первой такой катастрофы. (Собственно не первой, близкая по масштабу ядерная катастрофа случилась в 50-е годы на Урале, но мы-то как раз и не извлекли никаких уроков, а потому столько ошибочных действий было совершено в связи с Чернобылем).
Нужны научно-медицинские международные центры, как в Белоруссии, так и на Украине, в российских областях. Чтобы не налетами и наездами, зачастую научно не подготовленными, а постоянной работой на местах человечество извлекало всю правду и все уроки из этой беды.
Чернобыль не обманешь, закрывая на него глаза, отворачиваясь, убеждая себя, что это не тебя, а других касается. И что есть иные проблемы, более насущные. Их, подобных проблем, действительно много у каждой страны, у каждого народа.
Но есть и проблемы для всех насущные, от которых не уйга. Одна из таких — Чернобыль. Живущие рядом с ним — ваши братья по общей беде.
30 июня 1991 г.
Чернобыль — черная тень системы
В канун горькой годовщины диалог двух народных депутатов СССР, двух публицистов — украинца Ю. Щербака и белоруса А. Адамовича.
«… Каким далеким, идиллически безмятежным представляется теперь тот дочернобыльский мир — спокойный, неторопливый, самонадеянный, годами пребывавший в полусонном, поблажливом, вседозволяющем благодушии. Для всех тех, кто прямо или косвенно причастен был к трагедии Чернобыля, время словно бы раскололось на две неравные части: до 26 апреля 1986 года и после…» Так спустя год после аварии писал Ю. Щербак в своей документальной повести «Чернобыль».
…Ине случайно, конечно, став членом Верховного Совета СССР, он, врач, писатель, уже на новом, парламентском уровне продолжает заниматься чернобыльскими вопросами.
