докладом газета…
И снова являются лучики света.
Откуда свеченье? Не знаю… Не знаю…
Живущий в Беларуси Анатолий Аврутин не только пишет по-русски, но и издаёт русскоязычный журнал «Немига литературная». Он автор нескольких книг стихов, о которых очень подробно рассказывается Татьяной Романовой-Настиной в предисловии к этой книге. И повторить за ней я не считаю зазорным: «Масштаб всякого творчества равноценен духовно-нравственному потенциалу». По её мнению, в «поэтической натуре Анатолия Аврутина естественным образом умещается весь мир».
Что же успел накопить автор, ведомый судьбой, перешагнув дантовскую середину жизни доброе десятилетие назад? Что вместила душа его?
Говорит он вроде бы о тех же вечных темах: одиночестве человека на Земле, о болезненном разрыве с матушкой природой, о любви к женщине, детям, а через взаимность этого чувства — к самой жизни, в общем, о трагичности бытия… Аврутин творит свой мир, постигая его заново. В его стихах лирика неразрывна с философией, но поэт не умничает, не поучает, а просто подводит нас за руку к примерам из жизни, и мы читаем вместе с ним:
Зачем обугленной душе
Таить вчерашнюю остуду,
Когда понятно, что уже
Ни злым, ни ветреным не буду?
Вот только лампа дочадит,
Вот только пальцы отогрею…
И брошу всё… И пусть летит
Листва на чахлую аллею.
Пойду походкою иной,
Не слыша голоса в тревоге:
«Вон тот… С остылою душой…
Зачем он бродит по дороге?»
Не большинство ли из нас бредёт с остылою душой, выстуженной ветрами перестроек и революций? Бредём, успевшие на такой короткой тропочке жизни уже не однажды отречься от наследства отцов и заново его же возлюбить, пытаясь затеплить почти угасшие угли родовых очагов… Может, Аврутину, живущему в одной из частей той огромной нашей общей Родины, в той стране, про жизнь в которой иногда говорят сегодня «почти советская», повезло больше нас, и он не успел затоптать угольки и могилы предков? Не от этого ли его стихи звучат несколько «по-пушкински», «по-тютчевски», «по-фетовски» и по-хорошему «по-советски»… Надо признаться, эта «ретроградность» пришлась по душе мне не менее, чем авторская мастеровитость, богатство строфики, широта тематического охвата, тонкая внутренняя перекличка с классиками, странная сегодня душевная ранимость и чувство братского единения с обиженным, обездоленным, «блаженным».
Думается, многие из нас не отказались бы от жизненных уроков, напитывающих память человеческую самыми тёплыми и светлыми, хотя и с грустинкой, воспоминаниями. Читаю книгу «Август в декабре» — и мне слышится удивительный по тональности и сердечной чистоте голос, прорывающийся из гвалта толпы, формирующей хаос.
Борис ЛУКИН
Совместный проект «ЛАД»
Феномен Евгения Глебова
МУЗЫКА
10 сентября 1929 года родился композитор Евгений Глебов — народный артист СССР, профессор, лауреат Государственной премии Беларуси. Ещё при жизни его называли классиком белорусской музыки ХХ столетия…
Самые ранние музыкальные впечатления людей, рождённых в 1950–60-е годы, связаны с передачами радио. Многие мои сверстники, приобщаясь к репертуару общедоступных, а потому и популярных радиоточек, ежедневно слышали в белорусском эфире музыку Евгения Глебова, которая была украшением концертов во всех жанрах: камерном, симфоническом, эстрадном, народно-инструментальном… Итак, я могу причислить себя к поколению, в определённом смысле воспитанному на творчестве этого замечательного композитора, тем более что мне с детства посчастливилось основательно постигать музыкальную науку и, среди прочего, изучать сочинения Евгения Александровича, знакомиться с его удивительной творческой биографией. Казалось, сами факты этой не типичной для профессионального музыканта биографии оттеняли яркость таланта и его особый путь в отечественной музыкальной культуре.
Глебов прошёл полный курс музыкального образования за 6 лет! Учиться начинал «с нуля», не зная основ нотной грамоты, и начинал-то будучи уже взрослым человеком — в 21 год. Экстерном сдавал экзамены. Быстро догнал более молодых и подготовленных.
И ещё до окончания Белорусской государственной консерватории (теперь она называется Академией музыки) вышел в лидеры: за яркие творческие достижения его приняли в Союз композиторов. «Этим я обязан не только себе. Если бы жизненные обстоятельства сложились иначе, я вообще не получил бы музыкального образования и никогда не стал бы композитором…» — так однажды Евгений Александрович прокомментировал феномен своего образования.
А истоки его музыкальности, безусловно, в семье. Родился и воспитывался Евгений Глебов на Смоленщине, в провинциальном Рославле, в рабочей среде. Но в доме поддерживалась чудесная традиция: родители, ближайшие родственники и соседи часто собирались на импровизированные музыкальные вечера. Звучали баян, балалайка, гитара, пение. Малыш сидел рядом, слушал. А лет с четырёх начал присоединяться к старшим: вначале просто подпевал, потом позволили прикоснуться к инструментам. Ноты никто из родни не знал, учили, показывая «на пальцах».
Тем временем в город пришло радио, и наряду с фольклорными мотивами, городскими романсами, уличными куплетами в доме зазвучали советские песни: Дунаевский, Соловьёв-Седой, Блантер… Будущему композитору нравилось повторять услышанные впервые мелодии, подбирать их по слуху на баяне или на гитаре. Делал он это с лёгкостью, и, возможно, поэтому захотелось в конце концов усложнить задачу: попробовать придумать нечто своё. И под собственный гитарный аккомпанемент рождались незатейливые напевы — вроде тех, что звучали вокруг.
В 1937-м, когда совсем ещё юный житель Рославля пошёл в общеобразовательную школу, в Белорусской государственной консерватории состоялся первый выпуск. Среди выпускников — Анатолий Богатырёв: он станет учителем Глебова, которого со временем, воспитав уже не одно композиторское поколение, назовёт своим лучшим учеником. Но пройдет ещё немало лет, в том числе и трагических военных, пока состоится их встреча…
Семья, возвратившись в Рославль из эвакуации, жила бедно. Родственники были против того, чтобы талантливый самородок серьёзно занялся музыкой. Евгений Глебов поступил в местный техникум железнодорожного транспорта. Окончив его, молодой специалист попросил направление на работу в Могилёв. Конечно же, не случайно: там было музыкальное училище, и так хотелось познакомиться с ребятами, увлечёнными, как тогда казалось, недостижимой для железнодорожника творческой профессией… А потом в Могилёвское музыкальное училище приехал принимать выпускные экзамены выдающийся артист и педагог, легендарный цимбалист Иосиф Жинович. Студенты рассказали ему о талантливом самоучке, и состоялось знакомство. В наивных пьесах Жинович увидел зерно большого таланта, и «приговор» прозвучал сразу же: «Обязательно учиться!» Но как? 21 год — возраст не школьный. Иосиф Жинович и Анатолий Богатырёв поспособствовали, чтобы Евгения Глебова зачислили студентом Белорусской государственной консерватории. Начав с азов, молодой композитор уже в 1951 году завершил крупное сочинение — фантазию для фортепиано и симфонического оркестра. А его цикл пьес «Фантастические танцы», также студенческая работа, со временем ставшая хрестоматийным образцом камерной фортепианной музыки, по сей день звучит в концертах…
Дирижёры и солисты всегда выделяли творчество Е. Глебова из общего музыкального потока, охватывавшего огромное пространство бывшего СССР, — выделяли как образец высокого профессионального мастерства и, разумеется, большого самобытного таланта. Это сегодня композиторы едва ли не на студенческой скамье могут продумывать, планировать, а вскоре и осуществлять собственные зарубежные творческие проекты. В 1950-е и даже в 80-е докомпьютерные, «доинтернетные» годы музыка профессиональных белорусских композиторов жила и развивалась в собственном соку, в отличие, скажем, от творчества литераторов, переводившегося и издававшегося не только в ближнем зарубежье, но и дальше. Не было у БССР нотного издательства, приходилось авторам «занимать очередь» на неопределённое время к питерским, киевским или московским нотопечатникам. Не было и студии грамзаписи: довольствовались фонотекой Белорусского радио. Изредка Минск посещала бригада специалистов-москвичей — записать «что-нибудь белорусское» для пластинки всесоюзной фирмы «Мелодия».