Что касается Александра фон Гумбольдта, он намеревался опубликовать свой дневник экспедиции в Америку вскоре после возвращения в 1804 году, но его последняя часть увидела свет только тридцать пять лет спустя, а введение к книге так и не было дописано. Если бы Гумбольдт умер в семьдесят, а не в восемьдесят девять лет, то его самый знаменитый труд «Космос», представленный в форме лекций, прочитанных в 1825–1827 годах, вообще бы не появился в печатном виде (пять томов выходили с 1845 по 1862 год). Эта книга тоже осталась незавершенной.
Фрейд, по словам его друга и биографа Эрнеста Джонса, «в ранние годы был совсем недалек от мировой славы, но не отважился довести свои мысли до логического завершения, хотя до него оставалось совсем немного», особенно в вопросе об использовании кокаина в медицине [764]. О Патрике Геддесе говорили, что он «быстро начинает скучать, и ему всегда интереснее заняться новой идеей, нежели довести предыдущую до той стадии, когда он сможет написать о ней монографию» [765]. В исследовании об Отто Нейрате отмечается не только «чрезвычайная плодотворность и большой потенциал его идей», но и тот факт, что «у него не было времени прорабатывать их как следует» [766]. По словам биографов, с симпатией относившихся к Майклу Полани, весь его «послужной список» (даже в основной науке, химии) «испещрен не полностью достигнутыми целями» [767]. Лайнус Полинг, сочетавший занятия физикой, химией и биологией, был на пути к открытию структуры ДНК, но не добился результата – возможно, потому, что отвлекся на другие задачи.
В других случаях опасения по поводу синдрома Леонардо не подтверждались. Один из иезуитов – коллег Мишеля Серто беспокоился из-за того, что тот «вечно отвлекается на новые исследовательские темы, выказывает горячий интерес ко всему (в манере, свойственной чрезвычайно одаренным юношам) и совершенно не способен сделать выбор и остановиться на чем-то одном» [768]. На самом деле, как мы видели, в дальнейшем Серто создал важный и последовательный корпус работ.
7
Среда обитания
Хорошая память и энергичность зависят скорее от природы, нежели от воспитания. То же, пожалуй, относится и к любознательности, хотя ее нужно пробудить и позволить ей развиваться, а такие условия есть не во всех обществах. Другие характеристики полиматов тоже нуждаются в культурном или социальном объяснении. Если в предыдущей главе речь шла главным образом о психологии полиматов, то теперь мы сосредоточимся на их среде обитания – от географических и социальных условий, в которых прошли их ранние годы, до тех ниш, которые они нашли для себя позднее.
В автобиографии Вико писал, что стал ученым благодаря тому, что родился в Италии, а «не в Марокко». Если бы он знал о существовании Ибн Халдуна, который какое-то время жил в Фесе, он бы, возможно, выбрал другой пример, но общая мысль о том, что существует некая география учености, безусловно, верна [769]. Западные полиматы отнюдь не равномерно распределены по странам и городам Европы и Америки.
Среди 500 полиматов, перечисленных в приложении к этой книге, – 84 немца, 81 британец (включая Уильяма Джонса из Уэльса и Герберта Джона Флёра c Нормандских островов), 76 французов, 62 североамериканца, 43 итальянца. Остальные части западного мира представлены гораздо более скромными цифрами: 21 шотландец, 18 австрийцев, 17 испанцев, 15 жителей Нидерландов (включая бельгийцев), 14 швейцарцев, 11 россиян, 10 венгров, 6 шведов, 5 датчан, 5 чехов, 4 поляка, 4 мексиканца, 3 аргентинца, 3 бразильца, 3 ирландца, 2 канадца, 2 румына и по одному представителю от Алжира (Жак Деррида), Австралии (Джордж Элтон Мэйо), Болгарии (Цветан Тодоров), Хорватии (Руджер Бошкович), Кубы (Фернандо Ортис), Эстонии (Якоб фон Икскюль), Греции (Константинос Доксиадис), Мальты (Темистоклес Заммит), Перу (Педро де Перальта), Венесуэлы (Андрес Бельо) и Португалии (Фернан де Оливейра).
Место некоторых малых стран особенно впечатляет. Швеция представлена двумя полиматами, которых хорошо знают только по одной сфере их деятельности: Эмануэль Сведенборг, о котором шла речь выше, известен как мистик, а Август Стриндберг – как драматург (хотя он также писал, помимо прочего, об истории, фотографии, алхимии, лингвистике, Китае и Японии) [770]. Относительно высокий рейтинг Швеции при ее небольшом населении может быть связан с высоким уровнем грамотности, приблизившимся примерно к 90 % взрослого населения уже к концу XVII века [771]. В XVIII веке в Шотландии появилась целая группа полиматов: Дэвид Юм, Адам Смит, Адам Фергюсон, лорд Кеймс, лорд Монбоддо и братья Джон и Уильям Плейферы. Швейцария держала высокий рейтинг с XVI столетия (Конрад Геснер и Теодор Цвингер) до XX (Карл Густав Юнг и Жан Пиаже), с Леонардом Эйлером, Альбрехтом фон Галлером, Жерменой де Сталь, Луи Агассисом и Якобом Буркхардтом в промежутке.
Вклад Голландии, давшей миру в XVII веке девять полиматов, выглядит особенно ярким, и эта история успеха может помочь в поиске общих закономерностей. В XVII столетии это была густонаселенная страна с хорошо налаженной системой внутренних коммуникаций (по каналам) и обширными связями с внешним миром благодаря мощному флоту. Голландия была урбанистической страной (Амстердам являлся одним из крупнейших городов в Европе) с высоким уровнем грамотности и четырьмя университетами – в Лейдене, Утрехте, Хардервейке и Франекере, первый из которых был крупнейшим образовательным центром с хорошей библиотекой, несколькими знаменитыми профессорами и многочисленными студентами из других стран. Кроме того, в Амстердаме находилось еще одно важное образовательное учреждение – Атенеум, а также биржа, штаб-квартиры Ост-Индской и Вест-Индской компаний и другие «центры вычислений» или «места знаний» [772].
Очевидно, что доступ к знаниям через школы, университеты, библиотеки и другие аналогичные учреждения очень важен для будущих полиматов, поэтому большим преимуществом было родиться в крупном городе, например Амстердаме или Гамбурге – коммерческом центре, который создал или предоставил ниши для деятельности шести немецких полиматов раннего Нового времени (отчасти благодаря Иоганнеуму – знаменитой школе, основанной в 1529 году). Еще в 1783 году была опубликована книга об истории гамбургских ученых [773]. В XIX – XX веках крупными центрами полиматии были Париж, Лондон и Берлин.
Двенадцать полиматов из перечня являются представителями Латинской Америки [774]. Эта цифра не очень высока в сравнении с общей численностью населения региона или, например, с Соединенными Штатами, где возможностей было больше, но все же она впечатляет. Одной из причин могло быть позднее развитие специализации и сохранявшаяся концепция «интеллектуалов-литераторов». Часто отмечалось, что социальная теория создавалась в основном в Западной Европе и Северной Америке, а сами теоретики были склонны делать обобщения на материале этих частей света. Два главных исключения из этого правила – кубинец Фернандо Ортис и бразилец Жилберту Фрейре, представители так называемой южной теории.
Оба они от случая к случаю преподавали в университетах, но в основном занимались литературным трудом – писали стихи и рассказы и при этом читали литературу по социологии, антропологии, географии, истории и психологии, разрабатывая собственные теории на базе исследований своих обществ. Оба подчеркивали важность смешения культур (отрицая при этом понятие «расы»). Ортис сравнивал кубинскую культуру с местным супом (ajiaco) и писал о «транскультурации», в то время как Фрейре в сходных терминах рассуждал о «взаимопроникновении» культур, особенно в Бразилии [775].
