Наконец – и это самое главное, – не было выявлено несомненных фактов коррупции в рядах должностных лиц высшего и просто высокого уровня. А ведь все и всегда сходились том, что в этой среде процветает «продажность» – литература, журналистика и молва были единодушны. И вдруг – ничего!
Маленькое отступление. Повелось считать, что этот порок вольготно чувствовал себя в России всегда, но особенно расцвел во время Великих реформ Александра II. Крупные реформы и впрямь создают массу новых практик и открывают массу щелей в законах. Вместе с тем эффективная система контроля, созданная при Александре II по следам миллионных хищений в «Инвалидном комитете» в 1852–1853 гг., и компактность чиновничьего аппарата, где все и всё на виду, делали саму возможность казнокрадства и мздоимства крайне затруднительной. До 1871 г. главным государственным контролером был легендарный Валериан Татаринов, гроза взяточников и воров.
Вопреки мифу, коррупция не укоренилась в качестве родового свойства русской власти[141]. Люди, чей кругозор не был зашорен – таких, правда, было немного, – и тогда понимали, что взяточничество в верхах может быть лишь исключением, и не только потому, что все высшее чиновничество пребывает «под стеклянным колпаком» (выражение С. Ю. Витте), а уже потому, что оно было почти сплошь из аристократии. Страх огласки и позора был для этой категории людей сильнее любого соблазна. Хватило подозрений в казнокрадстве (дело не дошло не только до суда, но и до следствия), чтобы граф Петр Андреевич Клейнмихель провел последние 14 лет жизни в затворничестве, не осмеливаясь появляться на заседаниях Государственного совета. Но уже в царствование Александра II наверх стали все чаще попадать люди невысокого происхождения, выросшие в небогатых семьях. Им было труднее устоять перед искушением, чем представителям старых и богатых фамилий. Судя по всему, коррупция в России испытала взлет в годы начала железнодорожного бума, значительного расширения банковской деятельности, госзаказов и госзакупок. Однако, благодаря расширению гласности и рационализации управления, этот взлет оказался недолгим. При Александре III и особенно при Николае II взятки в верхах были «редчайшими сенсационными исключениями»[142].
Да, интенданты продолжают приворовывать, мелкие чиновники и полицейские чины берут «подношения», грешат таможенники; генерал Белецкий, «опекавший» Распутина – чтобы чудил под наблюдением, а не сам по себе, – прикарманивает часть казенных денег из «негласных сумм»; адъютанты генерала Ренненкампфа «обозами» вывозят в Россию награбленное в Восточной Пруссии немецкое добро. Но как мы сегодня отлично понимаем, все это, в сущности, мелочи. Если у рыбы не гниет голова, особой угрозы нет. Крупной коррупции, опасной для государства, в России ко времени революции не было, можно только позавидовать.
Добавочный свет на империю перед ее концом проливает неожиданный источник – справочник «Весь Петроград» за 1916 г. Поименное перечисление всех без исключения государственных чиновников (кроме тех, кто скрыт по условиям военного времени) столицы с именами и отчествами, адресами, телефонами, названиями должностей, приемными часами и т. д., заняло в нем всего 79 страниц. Чиновники имперского уровня, управлявшие самым большим в мире государством, а также столичные и губернские представлены в справочнике без пропусков, даже если они базировались не в Петрограде. Представлен персонал всех государственных структур – министерств и их ответвлений, комитетов, прокурорского надзора, судов, таможен, торговых палат, всех государственных банковских учреждений, русских посольств и консульств во всех странах, финляндских учреждений в Петрограде, полицейских участков столицы, казенных предприятий, городского управления (включая ремесленные училища, богадельни и водопроводные станции), персонал вокзалов, товарных станций, геологических и изыскательских экспедиций и т. д. И нигде не забыты канцеляристы, бухгалтера, чертежники (!). Отражена вся законодательная ветвь власти – персональный состав Государственного совета и Государственной думы и технический персонал. Три четверти (!) списка занимает персонал организаций с приставкой «Императорский» – обществ, театров, музеев, библиотек и прочих заведений (вроде Ботанического сада), включая Академию наук и ее учреждения. И все это вместе уместились, повторяю, на 79 страницах. Вряд ли мировая история знает много примеров столь экономной и компактной власти.
Суммарный персонал государственной и общественной службы в России составлял в 1910 г. 6,2 чиновника на тысячу жителей; во Франции этот показатель был почти втрое выше (17,6)[143]. Если же считать только чиновников и канцеляристов государственной службы, непосредственно занятых в управлении (без земских и сословных учреждений, городского самоуправления, вспомогательных служб и т. д.), таковых перед Первой мировой войной было на всю Россию 252,9 тыс. человек, или 1,63 человек на тысячу жителей. СССР по относительному числу чиновников на разных отрезках своего существования превосходил Российскую империю в 5—10 раз[144]. У раздутой власти «взяткоемкость» много выше, чем у компактной.
Между концом царствования Николая I и 1917 годом прошло всего 62 года. За это время Россия совершила колоссальный рывок, стала другой страной. Она покрылась сетью железных дорог, преобразились ее города. И сегодня лучшая часть городской среды в России – то, что показывают туристам и гостям, – в основном построено в эти благословенные шесть десятилетий. От более ранних времен остались считаные парадные ансамбли, но не они определяют физиономию городов. Петербург Гоголя, умершего в 1852 г., и написанный всего 60 лет спустя «Петербург» Андрея Белого, произведение вовсе не апологетическое, разделяют, кажется, столетия.
Российские экономика, общество и государственность этого периода развивались поступательно и успешно. Национальный доход с 1861 по 1913 г. возрос в 3,84 раза. Экономика России окончательно стала рыночной. Между 1899 и 1913 гг. оборот торговых предприятий вырос на 40 %, валовой сбор хлеба – на 47 %, российский экспорт в целом – на 142 %, основные капиталы акционерных промышленных предприятий – на 116 %, вклады населения в банки – на 177 %, баланс акционерных банков – на 318 %. Рост ассигнований на просвещение с 1902 по 1912 г. увеличился на 216 %. В России перевес крестьянского землевладения над крупным частновладельческим был выше, чем в других европейских странах. Начиная с 1905 г. в России забастовки, как способ борьбы рабочих за улучшение своего положения, стали легальными. В 1912 г. (раньше, чем в США и ряде европейских стран) Россия приняла закон о социальном страховании рабочих. В политическом отношении Россия к тому времени давно уже не была абсолютной монархией. Еще Александр II в 1864 г. ограничил собственную власть введением Судебного устава. С этого времени закон был поставлен выше воли самодержца[145].
Российское правительство последовательно снижало прямые и косвенные налоги на крестьян. Начиная с 1880-х гг. валовой национальный продукт увеличивался в среднем на 3,3 % ежегодно, и это отражалось на уровне жизни. Из передовых стран прирост был выше только в США (3,5 %).
Хотя в начале XX в. российский промышленный рабочий зарабатывал меньше, чем его западные коллеги (в Германии месячный заработок, считая в рублях по золотому паритету, составлял 57 руб., в Великобритании – 61, во Франции – 41, в России – 24,2 руб.), благодаря дешевизне продуктов в России он потреблял мяса больше, чем английский рабочий, 38,5 и 33,1 кг в год соответственно и ненамного меньше молока: 48,1 и 52,5 кг соответственно. Продолжительность рабочей недели в России в 1913 г. была ниже, чем во Франции: 57,6 и 60 часов соответственно. (Сравнительные цифры здесь и далее – из таблиц в работе Б. Н. Миронова «Социальная история России», 3-е изд. Т. 2 – СПб., 2003. С. 385, 386, 390, 393.)
0 расцвете литературы, изобразительного и сценического искусства, архитектуры, общем культурном взлете, Серебряном веке говорить излишне, поскольку все это общеизвестно. Но в тени остается такая важная примета последних лет Российской империи, как стремительный образовательный, научный и технологический рост.
В 1890 г. в России было 12,5 тыс. студентов, а в 1914-м – уже 127 тыс. (тогда как во Франции 42 тыс., в Германии 79,6 тыс., в Австро-Венгрии 42,4 тыс.)[146]. По числу врачей Россия к 1913 г. обогнала Францию (соответственно 28,1 и 22,9 тыс.) и, видимо, Великобританию[147]. Перед Первой мировой войной Россия была уверенным мировым лидером в области книгоиздательства. В 1913 г. выпуск книжной продукции составлял: в России 30,1 тыс. названий, в Германии – 23,2 тыс., в Великобритании – 12,4 тыс., в США – 12,2 тыс.[148].
