5. Прорывное развитие
0 расцвете литературы, изобразительного и сценического искусства, архитектуры, общем культурном взлете, Серебряном веке говорить излишне, поскольку все это общеизвестно. Но в тени остается такая важная примета последних лет Российской империи, как стремительный образовательный, научный и технологический рост.
В 1890 г. в России было 12,5 тыс. студентов, а в 1914-м – уже 127 тыс. (тогда как во Франции 42 тыс., в Германии 79,6 тыс., в Австро-Венгрии 42,4 тыс.)[146]. По числу врачей Россия к 1913 г. обогнала Францию (соответственно 28,1 и 22,9 тыс.) и, видимо, Великобританию[147]. Перед Первой мировой войной Россия была уверенным мировым лидером в области книгоиздательства. В 1913 г. выпуск книжной продукции составлял: в России 30,1 тыс. названий, в Германии – 23,2 тыс., в Великобритании – 12,4 тыс., в США – 12,2 тыс.[148].
В СССР не могли нахвалиться дальновидностью советской власти, которая учредила, начиная с 1918 г., целый ряд научных институтов, быстро вырвавшихся на передовые позиции в мире. Согласимся, но и спросим: как вы это себе представляете? Совнарком издал декрет, пришли пролетарии и на пустом месте быстренько соорудили институт? Между тем прославленный ЦАГИ – это лишь новое имя Аэродинамического института, основанного в 1904 г. Д. П. Рябушинским в Кучине под Москвой. Государственный оптический институт создан на базе Русского физико-химического общества. Радиевый институт организован путем объединения Радиологической лаборатории Императорской академии наук (ИАН) и Радиевого отдела при Комиссии по изучению естественных производительных сил России (КЕПС). «Расщепление» Химической лаборатории (по сути института) ИАН позволило создать Химический институт, Институт физико-химического анализа и Институт платины. Физико-математический институт им. В. А. Стеклова – результат, наоборот, слияния Физической лаборатории (детища умершего в 1916 г. академика Б. Б. Голицына) и Математического кабинета ИАН. Авиационное расчетно-испытательное бюро и отраслевые лаборатории Императорского Московского технического училища (затем известного как Бауманка) дали жизнь еще пяти НИИ. И так далее.
Иногда спрашивают: почему «царизм» сам не открыл такие институты? В начале века научные исследования в России, как и за рубежом, велись в вузах, лабораториях, «бюро», научных обществах и в таких государственных структурах, как Академия наук или созданный в 1882 г. Геологический комитет; институты, как организационная форма исследовательской работы, стали появляться и в Европе, и в России перед Первой мировой войной – например, Императорский институт экспериментальной медицины, Институт истории искусств. Инициатива создания научных учреждений исходила от самих ученых (что весьма разумно), финансирование науки в значительной мере шло из частных фондов. Например, Институт биофизики и физики был построен и начал работу в 1916 г. в Москве (на Миусской площади) без всякого государственного участия, на средства мецената Христофора Леденцова, по замыслу физика П. Н. Лебедева. Оба, увы, не дожили до открытия. От этого института отпочковались затем Институт физики Земли, Институт рентгенологии и радиологии, Институт стекла, знаменитый ФИАН и, наконец, Институт биофизики.
На средства фонда «Леденцовское общество» была создана лаборатория высшей нервной деятельности И. П. Павлова. Многие изобретения, поддержанные обществом, были прорывными – расчеты поддерживающей поверхности аэроплана, способ оптимизации пропеллера летательного аппарата, карманный микротелефон О. Д. Дурново. Общество финансировало создание первой в мире геохимической лаборатории в Петербурге, аэродинамической лаборатории при Московском университете, лаборатории испытания гребных винтов при Императорском Московском техническом училище, Карадагской биостанции в Крыму[149]. Меценаты опережали неповоротливое государство во многих странах – в первую очередь в США, но и у России неплохие показатели. Владелец Балашихинской мануфактуры Павел Шелапутин в 1893–1895 гг. построил Гинекологический институт при Московском университете; судовладелец Александр Сибиряков финансировал полярные экспедиции; по завещанию генерала Альфонса Шанявского его вдова Лидия Шанявская создала целый университет – примеров множество!
Не будем здесь говорить об авиации, военном судостроении, артиллерии, легированной электростали, о пионерных работах в области химии, телевидения, радиоактивности, ракетного оружия, о первом танкере («Зороастр»), о первом ранцевом парашюте (Котельникова), первом противогазе (Зелинского), первом – и до сих пор том же – тонометре (Короткова), первых стальных сетчатых оболочках (Шухова), о Транссибе, величайшей железной дороге мира, о крупнейшем мосте своего времени (через Амур у Хабаровска) – будет трудно остановиться.
Российская империя вплоть до 1917 г. шла путем ускоренного, но естественного обновления. На базе образовательных и исследовательских коллективов уже к Первой мировой войне в стране сформировались все те научные направления и школы, которые большевики использовали затем для целей своей искусственной модернизации. После победы большевиков, волшебным декретам которых до сих пор приписывают славу создания отечественной науки, последняя представляла из себя развалины и обломки. Многие инженеры, ученые и изобретатели погибли или бесследно исчезли, многие вынужденно оставили профессию.
В боях Гражданской войны, а также в результате голода, эпидемий, террора Россия лишилась не менее четверти своих образованных людей. Значительная часть эмигрировала или осталась на территориях, отторгнутых или отколовшихся от России. Эмигрировали, в частности, почти все авиаконструкторы.
Гражданская война (процитирую нашего выдающегося историка Анатолия Уткина) – «страшная национальная катастрофа. За ней – цивилизационный откат. Пройдитесь и сегодня по Невскому или Тверской, посмотрите сквозь новоделы на архитектурные приметы той цивилизации – она молча смотрит нам укором. Как легко и жестоко революция простилась с Атлантидой великой российской цивилизации».
6. Культурный слой: проверка катастрофой
Большая часть созидательного потенциала России была подарена миру. Достаточно сказать, что в эмиграции действовали свыше двадцати русских вузов, стоит назвать некоторые из них. В Париже: Высший технический институт, Высшая школа социальных, политических и юридических наук, Русская консерватория, Коммерческий институт. В Праге: Русский юридический факультет при Карловом университете, Институт коммерческих знаний, Русский свободный университет. В Харбине: Политехнический институт, Юридический факультет, Институт восточных и коммерческих наук, Педагогический институт, Высшая медицинская школа. И вкаждой стране изгнания было, как минимум, Общество русских инженеров и Общество русских врачей.
Потери были бессчетны, но как же велика оказалась накопленная к 1917 г. российская культурная мощь, если одной трети ее хватило на быстрое восстановление науки, техники, образования, развитие промышленности и обороны! Большевики к тому же устраивали кровопускания даже тому инженерному корпусу, который стал на них работать – достаточно вспомнить процесс Промпартии, тысячи расстрелянных «вредителей», конструкторские бюро («шараги») в лагерях. То же относится к ученым – вспомним «академические чистки», расправы с представителями множества наук. Осознав это, ясно понимаешь, что экономические и научные успехи Российской империи были бы к 1941 г. неизмеримо выше достижений советской власти, к тому же купленных чудовищно затратной ценой[150]. Отдавая должное предвоенной советской науке, мы должны понимать, что восхищаемся умельцем с ампутированной рукой.
Трагическую роль сыграла двойственность интеллигенции. Автор предельно честных «Очерков семейной хроники», Владимир Троицкий, описывает своих друзей-гимназистов – поколение тех самых будущих русских интеллигентов, которым предстояло в тридцать лет пережить революцию, а затем если не эмигрировать, то в сорок – в качестве «спеца» трудиться на одном из фронтов первой пятилетки, а в пятьдесят – угодить или, если повезет, не угодить во всесоюзную мясорубку. «Мы, само собой разумеется, были на стороне забастовщиков [участников политической стачки октября 1905 г.]. Это так было весело! В нас было сознание своей коллективной мощи, и наш вид, озорных и бесшабашных молодчиков, заставлял боязливо сторониться нас некоторых инакомыслящих – я сказал бы, действительно разумных людей. Но мы – зеленая молодежь, невежественная и глупая, и нам, как баранам, все поступки наши и дикие выходки, пожалуй, простительны. Однако ведь нами кто-то руководил, какие-то пожилые образованные и ученые люди. Куда же они нас толкали?.. Террористические акты против власть имущих приняли широкие размеры. Ни каторга, ни виселица – ничто не сдерживало молодежь от стремления запечатлеть свое имя в истории. Эта рисовка покупалась дорогой ценой. Но благодарное потомство оценило их жертву одним словом: дураки!.. Когда я слышу слова «народ взял власть в свои руки», меня коробит эта ложь».
