в сфере организации государственных закупок».
Первоначальные финансовые цели были заявлены достаточно скромно: минимальная планка сборов в размере трех миллионов рублей за год, а максимальная пяти миллионов [179]. Антикоррупционный пафос расследований Навального оказался востребован отнюдь не беднейшими слоями российского общества, а скорее представителями экономически успешных, бюджетонезависимых групп. Сам Навальный объясняет этот феномен следующим образом: «Для человека, который получает условно 10 тысяч рублей в месяц, разговор о том, что кто-то украл миллиард — то же самое, что новость об образовании нового облака вокруг Сатурна. А для людей, которые сидят в корпорациях, это абсолютная реальность» [180].
«Прежде чем начать свою фандрайзинговую кампанию Навальный около двух лет вел работу по построению базы поддержки в социальных Интернет-сетях. Призыв к борьбе с коррупцией был обращен к уже сложившейся аудитории, — продолжают Гончаров и Елизаров. — Успех кампании Алексея Навального был обусловлен целым рядом фактором, среди которых необходимо упомянуть грамотное идеологическое позиционирование. Действительно, очень трудно что-либо возразить против идеи борьбы с коррупцией с помощью общественного контроля и защиты государственного бюджета от расхищения недобросовестными чиновниками. Трудно найти мотив, который обладал бы большим объединительным потенциалом, не ставя при этом единство участников под угрозу идеологических расхождений. Жертвовать деньги на борьбу с коррупцией — дело во всех отношениях благое и само по себе оппозиционным актом не является. Даже губернатор Пермского края Олег Чиркунов заявил в своём блоге о намерении перечислить гонорар за лекцию, прочитанную в Академии народного хозяйства, на проект Алексея Навального [181]. После этого заявления в сети появились шутки, что Медведев с Путиным тоже анонимно финансируют проект «РосПил», и два самых больших перевода, о которых речь шла выше, отправлены именно ими».
Главным результатом антикоррупционной, а затем и избирательной кампании Навального стало развенчание мифа о том, что «в России уже больше не будет публичной, массовой политики, всё будет решаться только в кабинетах». Было экспериментально доказано, что все необходимые предпосылки для осуществления массового политического фандрайзинга в российских условиях существуют.
Гончаров и Елизаров также отмечают важность публичного эффекта фандрайзинговой кампании — выход за пределы Интернета. Своей «американской» предвыборной кампанией Алексей Навальный пытается объединить «партию Интернета» с «партией телевизора». За очень короткое время, один-два месяца, Навальный даже в глазах критиков «от власти» перестал быть «обычным блогером, который, пару раз выступив на митингах перед своими хомячками, возомнил себя великим политиком». Теперь он политик федерального уровня. Курируемый лично президентом США Бараком Обамой, как заявил депутат от — сюрприз! — «Единой России» Евгений Фёдоров [182].
«Алексею Навальному удалось убедительно продемонстрировать, что оставшиеся неподконтрольными авторитарной власти сегменты коммуникационного пространства представляют достаточный простор для формирования эффективных сетевых политических проектов, — возвращаемся мы к статье Гончарова и Елизарова. — Как и в случае с проходящей в совершенно другом контексте и ставящей перед собой другие задачи кампании Обамы, Навальный продемонстрировал возможности использования технологии фандрайзинга и технологий работы с социальными сетями для целей политической мобилизации».
Главным достижением Навального, по мнению Гончарова и Елизарова, оказалась стратегия организации коллективного действия, пионером которой он стал и которая доказала свою эффективность. «В отсутствие таких необходимых организационных условий, как выборы и политические партии, гражданские активисты создают новую институциональную среду публичной политики. В случае Навального этой средой оказывается Интернет, а инструментом политической мобилизации — фандрайзинговая кампания». Вне зависимости от того, как сложится дальнейшая судьба онлайн-оффлайновых проектов Навального, урок его политической кампании доказывает возможность гражданского коллективного действия, возможность найти точку приложения сил десятков и сотен тысяч русских образованных горожан. «Опыт социальной мобилизации, работа с системами платежей, создание групп экспертов и активистов является примером того, в каком направлении может осуществляться институциональное строительство новой публичной политики в России».
Пусть и с традиционной задержкой, но в Россию проникли и были успешно адаптированы новые сетевые политические технологии развитых стран с развитыми институтами гражданского общества. Влияние этих инноваций, в отличие от «Сколково», на политическую систему России заметно уже сейчас. Новая эра в российской политике уже наступила, а сотрудники районных управ, по-бандитски ворующие баннеры в поддержку Навального с балконов москвичей, скоро уйдут в прошлое и будут восприниматься гражданами как реликт «совка» сродни выездным визам или очередям за колбасой. Причём случится это вне зависимости оттого, победит ли кандидат Навальный А.А. на внеочередных выборах мэра Москвы или любых других выборах.
«Я хоть попытался, чёрт возьми! Хотя бы попробовал», — сказал как-то бунтарь Р.П. Макмёрфи в «Полёте над гнездом кукушки».
Знакомый публицист как-то спросил одного из авторов книги: что «такого» сделал Навальный? И получил ответ: с помощью одного-единственного Интернет-мема убил крупнейшую и наиболее влиятельную в России партию со времён КПСС. Знакомый не согласился: она сама себя убила. Отчасти он прав, но лишь отчасти. Ницше как-то писал: «Падающего — толкни». Он сам не упадёт. Ведь в любой исторической коллизии, на рубеже эпох, при объективной смене житейских парадигм всегда действуют не безликие «силы исторического процесса», а очень даже персонифицированные герои, с местом работы, адресом регистрации, размером обуви и даже юзернеймом в Живом журнале.
Как сила всемирного тяготения действует не «сама по себе», а через взаимодействие небесных тел, так и по факту случившееся падение партии чиновничества «Единая Россия» случилось не «само по себе», а в силу действия множества факторов, как минимум один из которых живёт в спальном районе Марьино на юге Москвы. При отсутствии политической конкуренции и честных выборов, при «зачищенном» партийном поле партия, объединяющая представителей бессмертного и всё уменьшающегося на Западе и расширяющегося в России чиновничьего класса, не могла совершить харакири.
Есть мнение, что Россия — родина слонов, а процессы, происходящие в окружающем мире, нас либо не касаются, либо нам противопоказаны. Такому фобически-отстранённому русскому взгляду на «заграницу» — не одна сотня лет, и что сему виной — разрыв Западной и Восточной церквей или финское влияние на генотип великорусского народа — нам неведомо. Однако мы рискуем предположить, что «особый путь» и «исконная консервативность» России в основном связаны не с нашим богатым внутренним миром, а с удалённостью от иных мировых центров, суровым климатом и трудностью коммуникаций.
Но мир меняется. Интернет мгновенно связывает то, что раньше отделялось долгими неделями и месяцами пути. Информатизация охватывает всю человеческую ойкумену. Безусловно ли благо прогресса? Конечно, нет (читайте классиков!). Однако человечество уже село на этот поезд, двери герметично закрыты и назад дороги нет. Есть только выбор: сидеть ли на жёстких и неудобных местах в эконом-классе или, произведя сравнительно небольшое усилие (информационная
