Резолюция пленума по докладам Молотова и Л. Кагановича была принята 2 марта. Она констатировала, что «вредительством, диверсиями, шпионажем оказались задетыми: химическая, каменноугольная промышленность, паровозное и путевое хозяйство железнодорожного транспорта и безопасность движения поездов».
Среди фактов такого вредительства назывались: «организация взрывов, пожаров, аварий на шахтах и химических предприятиях; занижение производственных мощностей, технических норм; затяжка строительства основных объектов, распыление и размазывание средств на второстепенные объекты путем многократной переделки проектов и смет, оттягивания начала строительных работ и т. д. К вредительству также причислили: задержку строительства химической части коксохимических комбинатов и саботаж использования химических продуктов коксовой промышленности; сопротивление внедрению и применению новейших технических достижений и методов, попытки дезорганизовать работу путем создания многочисленных производственных «неполадок» и неразберихи, озлобляющих рабочих и провоцирующих их недовольство; прямое расхищение социалистической собственности и обворовывание казны…
Таким образом, вредительством объявлялась всякая умышленная и неумышленная деятельность, подрывавшая работу народного хозяйства, вплоть до противодействия стахановскому движению и мероприятиям по улучшению материально-бытовых условий рабочих. В постановлении констатировалось:
«Главными причинами того, что троцкистские вредители, диверсанты и шпионы в продолжение ряда лет могли вести свою подлую подрывную работу и не быть разоблаченными, являются:
а) Узкое делячество значительной части хозяйственников, инженеров, техников-коммунистов, их аполитизм, замыкание в узко-хозяйственные дела… слабая работа над политическим воспитанием хозяйственно-технических кадров,
в) Отсутствие большевистской бдительности, самоуспокоенность, обывательское благодушие, стремление «жить поспокойнее», «либеральное» отношение к недостаткам в работе, слабое развитие критики и самокритики, борьбы с бракодельством, авариями и крушениями…
г) Бюрократическое извращение принципа единоначалия, сводящееся к тому, что многие хозяйственные руководители считают себя на основании единоначалия совершенно свободными от контроля общественного мнения масс и рядовых хозяйственных работников…
Резолюция указывала, что «подрывной работе троцкистов-шпионов-вредителей способствовали – нарушение дисциплины, нарушение технических инструкций и приказов при крайне недостаточной проверке исполнения, отсутствие на некоторых предприятиях промышленности и ж.д. транспорта твердого производственного порядка, слабое наблюдение за точным исполнением существующих правил технической эксплуатации».
Поэтому меры, предлагаемые для ликвидации последствий «диверсионно-вредительской деятельности», включали широкий комплекс мероприятий. Так, по наркоматам тяжелой, химической и оборонной промышленности предлагалось к 1 мая 1937 г. ввести на предприятиях химической промышленности «строго регламентированный режим эксплуатации и контроля производства… Отступление от которого, без разрешения начальника Главного управления, является уголовно наказуемым.
По каждой аварии, вызывающей остановку или выход из строя агрегатов, проводить расследование специальной технической комиссией: установления виновных, разработки мероприятий, исключающих возможность повторения аварии…
К 1 мая 1937 г. пересмотреть паспортизацию аппаратуры, определив сроки службы аппаратов, и установить точную систему планово-предупредительного ремонта аппаратуры. Пересмотреть систему оплаты рабочих, ведущих планово-предупредительный и капитальный ремонт, с тем чтобы зарплата определялась временем фактической службы оборудования и качеством произведенного ремонта.
Далее среди 21 пункта резолюции предусматривалось: образование комиссии по разработке вопросов: а) полного и комплексного выполнения намеченной программы производства химических продуктов для военного времени… б) правильности географического размещения намеченных точек производства продуктов… на ближайшие пять лет; г) определения размеров необходимых капиталовложений, очередностей финансирования и т. д.
Фактически это была программа комплексного развития отраслей. Подобные мероприятия предусматривались по Наркомату транспортной промышленности и железнодорожному транспорту.
Резолюция, в частности, предписывала ликвидировать существующий неудовлетворительный порядок расследования причин крушений, при котором первоначальное расследование… «производится местными и дорожными комиссиями, состоящими из представителей служб. Установить, что первоначальное составление на месте акта о причинах крушения производится участковым ж.-д. прокурором или… районным прокурором ближайшего территориального района, совместно с представителем НКВД и ревизором по безопасности движения. С тем, чтобы дальнейшее следствие велось в установленном судебно-следственном порядке».
Таким образом, все уроки вредительства сводились к организационным и техническим мероприятиям. И лишь в последнем пункте одним абзацем указывалось: «Все наркоматы должны строго учесть уроки шпионажа и вредительства… разработать меры разоблачения и предупреждения вредительства и шпионажа по своему наркомату и представить в месячный срок на утверждение в Политбюро ЦК и Совнарком СССР».
Глава 14
Дело о СЕКРЕТНОМ ДОКЛАДЕ ЕЖОВА
После XX съезда в историографии утвердилось мнение, будто бы на февральско-мартовском Пленуме 1937 года Сталиным был сделан некий секретный доклад, послуживший причиной проведения массовых репрессий. В действительности никакого секретного доклада вождь на этом Пленуме не делал. Секретным и поэтому не опубликованным в печати был второй доклад наркома НКВД. Участники пленума слушали его на вечернем заседании 2 марта. Причем он был посвящен недостаткам в работе уже самого Наркомата внутренних дел.
В преамбуле докладчик сослался на инструкцию ЦК партии 1933 года, критиковавшую «практику массовых арестов» и требовавшую «улучшить старые способы борьбы, рационализировать их и сделать наши удары более меткими и организованными». Ежов признал, что «до последнего времени мы по-настоящему в нашей работе в этом направлении не перестроились»; сложившаяся в наркомате годами практика «еще действует, и люди продолжают работать по старинке». Более того, нарком указал, что 80 % всех арестованных «органами государственной безопасности» с 1935 по 1936 г. к контрреволюционным преступлениям отношения не имели. «Это были люди, которые за свои преступления должны были арестовываться органами милиции или прокуратуры», а не аппаратом Управления государственной безопасности.
Отсюда Ежов делал вывод, «что такое огромное количество арестованных органами ГУГБ» перегружало аппарат и сковывало его работу. Занимаясь следственными делами «по мелким преступлениям», работники аппарата «конечно, не могли заняться ни работой с агентурой, ни следствием по делам действительно серьезных политических преступников». Фактически это было констатацией того, что органы ГУГБ работали вхолостую. Нарком пояснял: «При такой практике… дела действительно серьезных политических преступников велись поверхностно, их валили в общую кучу, чтобы только поскорее довести дело до суда. Поэтому ряд серьезных преступников творил безнаказанно свою гнусную подпольную работу против Советской власти».
Конечно, Ежов мог без опасения критиковать работу «всесильного» наркомата. Он занял свой пост только 26 сентября 1936 года и не нес ответственности за деятельность своего предшественника. Впрочем, уже по ходу доклада слушатели начинали соображать, что в действительности НКВД не был всемогущей организацией. Наоборот, приведенные примеры свидетельствовали даже не о халатности, а о преступном попустительстве в отношении противников власти. Так, рассказав об аресте в 1933 г. группы И.Н. Смирнова из 87 троцкистов, Ежов констатировал, что «следствие было проведено так наспех и так небрежно», что «в результате 40 человек получили высылку в разные пункты Союза, а 41 человек приговорены к заключению в изоляторе и лагерях».
Причем уже в том же 1933 г. «дела на 16 человек были пересмотрены, и заключение в изолятор было заменено ссылкой, а 9 человек были совершенно освобождены». Сообщив эту информацию, Ежов отметил, что, если приговор по группе 87 согласовывался с ЦК, то освобождение осужденных ни с кем не согласовывалось. Докладчик не называл фамилию Ягоды, но приводимые им примеры свидетельствовали о самовольстве бывшего главы НКВД. Приведя другие примеры освобождения подследственных, он сделал закономерный вывод: «То есть одновременно люди наносили удар, казалось бы, по вскрытой троцкистской организации и по наиболее активным троцкистам, правым и зиновьевцам, и тут же их освобождали для того, чтобы они могли продолжать вести свою работу. Такова практика карательной политики».
