Великий визирь закончил наше общение, сказав: «Чтобы понять, сколь велик человек, с ним нужно поговорить». Он также вспомнил, что арабы в подобных случаях говорят: «Тот, кто уверяет, будто все люди равны, либо глупец, либо лицемер», и добавил, что он и султан не принадлежат ни к тем, ни к другим.
«Fete des Moutons» (Праздник овец) в Рабате
ШТАБ ЗАПАДНОЙ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ ВОЙСК
19 декабря 1942г.
Султан пригласил меня, командиров дивизий и еще сорок офицеров принять участие в церемонии празднества во дворце. Решили, что будет правильнее, если почетный караул составят американцы. В связи с этим я сообщил генералу Ногэ, что прибуду в аэропорт в 2.15 и лично проинспектирую почетный караул – роту 82-го батальона разведки{22}, затем заеду к нему в резиденцию, чтобы доставить во дворец его и французских офицеров.
Мы с генералом Ногэ ехали стоя в открытом джипе. Наш почетный караул произвел сильное впечатление на местное население, скажу так: я впервые слышал, как арабы открыто выражают радость.
Прямо перед стенами дворцовых укреплений разместилась танковая рота и батарея самоходных 105-миллиметровых орудий, а также батарея артиллерийских штурмовых орудий калибра 75 миллиметров и оркестр 3-й дивизии.
Мы остановились, и солдаты взяли на караул. Музыканты отдали честь и сыграли один за другим государственные гимны Марокко, Франции и Соединенных Штатов.
Затем мы проследовали во дворец, оставив эскорт за его стенами. Внутри, как и во время наших прошлых визитов сюда, стройными рядами выстроилась стража в красных мундирах. Затем мы [27] засвидетельствовали свое почтение султану, который пожелал вступить со мной в долгий разговор, выразив в ходе него свое удовлетворение тем, что я, представитель президента США и генерала Эйзенхауэра, соблаговолил присутствовать на главном религиозном и государственном празднике Марокко. Я со своей стороны также от имени президента и генерала Эйзенхауэра выразил удовлетворение тем, что меня как их представителя удостоили чести быть приглашенным на такое важное для всех подданных его величества торжество. И еще я не преминул добавить, что считаю данное обстоятельство дополнительным подтверждением того, что сам Всевышний покровительствует нашему общему делу. Как я тут же убедился, упоминание Всевышнего в одном ряду с султаном было равноценно попаданию в десятку.
После введения в должность двух новых каидов{23} все мы, покинув дворец, направились к покрытому травой полю, длиной с площадку для игры в поло, но раза в два уже. Оно уже было окружено плотной стеной мусульман, среди которых затесались и французы. Для гостей-офицеров предназначались специальные места под навесом, где мне как представителю Соединенных Штатов отводилось главное.
Рядом со мной сидел кронпринц, который доверительно сообщил мне на безупречном французском языке, что через минуту-другую мне предстоит лицезреть самое захватывающее шоу на Земле. Забегая вперед, надо заметить, что захватывающее шоу с громким треском провалилось, однако предшествовавшая ему церемония стоила того, чтобы посмотреть на нее.
Слева от нас, если встать лицом к полю, разместились главные официальные лица из всех крупных городов и представители племен со всей Марокканской империи, построенные, если можно так выразиться, в колонны повзводно. Оркестр чернокожих стражников играл не умолкая. В помощь дворцовой гвардии для охраны порядка во время праздника был придан кавалерийский полк, половину личного состава которого составляли всадники с пиками.
И вот действо началось: из ворот дворца выбежала толпа арабов в красных головных уборах и с криками помчалась по направлению к нам. За ними следовали два солдата, державшие свои копья длиной не менее шести метров остриями вверх. Следом на прекрасном белом жеребце скакал одетый в традиционные арабские одежды султан. Седло и шелковая попона были розовыми. Сзади семенил человек, державший над головой господина огромный зонт.
Когда султан приблизился, арабы разом закричали, а иностранные офицеры взяли под козырек. Достигнув колонн делегатов от городов, султан остановился, а слуги, находившиеся с той и с другой [28] стороны от него, принялись размахивать белыми платками. Это, как видно, служило знаком для первого «взвода» делегатов отвесить три поясных поклона султану и трижды поприветствовать его на арабском языке. Едва они завершили данную процедуру, люди в красных головных уборах принялись с громкими криками теснить их. Точно так же поступили они и со следующим «взводом», когда тот «отстрелялся» с выражениями почтения государю, а затем все повторялось опять и опять, по мере того как «красноголовые» переходили от одной группы делегатов к другой. Я специально подсчетами не занимался, но, по-моему, там этих групп было никак не меньше двадцати.
По статусу султану полагается семь коней. Распределены они таким образом: на одном из коней он едет, а еще четырех ведут в поводу. Каждый из них под прекрасным седлом и попоной из шелка разных цветов – желтого, красного, зеленого и пурпурного. Вдобавок в его распоряжении имеется экипаж – колесница, как я полагаю, образца примерно 1400 г. выпуска с огромными подставками под факелы со всех четырех сторон и со ступенькой для двух лакеев позади. В движение коляска приводится двумя лошадьми, которых грумы ведут под уздцы.
За экипажем следует повозка, груженная белыми сундуками, далее верблюд с таким же багажом, а следом мул с той же самой поклажей. Насколько я мог видеть, сундуки были пустыми, но они, вероятно, наполнялись, когда его величеству приходило в голову отправиться куда-нибудь попутешествовать. Суть и значение всей церемонии в том, что в старину султаны совершали ежегодный объезд своего царства. У ворот той или иной крепости повелителей встречали отцы города. Возможно, сегодняшний спектакль можно было считать репетицией для тех самых отцов, чтобы, когда султан все же надумает явиться к ним с визитом, они бы ничего не перепутали и не попали впросак.
В завершение данного акта представления султан возвратился во дворец, а потом настал волнующий момент, о котором предупреждал меня принц. В исполнении коронного номера участвовали группы арабов разной численности – от трех до двадцати всадников со средневековыми мушкетами. Как только давали отмашку, та или иная группа должна была устремиться на арену, демонстрируя свое умение обращаться с оружием. Как я понял, первой была следующая позиция: мушкет над головой горизонтально дулом вперед.
После чего каждый принимался вертеть свое ружье и так и этак, а под конец пытался произвести выстрел. Поскольку мушкеты были еще кремневые, хорошо, если в трех случаях из десяти пулям удавалось покинуть ствол. Раза три или четыре получалось так, что пули ствола не покидали, зато арабы покидали седла. Когда же араб – особенно араб знатный и почитаемый согражданами – падает. [29].. О, сограждане мои, на это стоит посмотреть! Куда головной убор, куда башмаки, куда все эти потаенные мешочки и туесочки, спрятанные под похожей на капустные листья одеждой! Немедленно происходит остановка; слуги кидаются к господину, чтобы посадить его на коня и собрать разлетевшуюся по всему полю параферналию. Хотя не могу сказать, чтобы подобные оживляющие представление моменты случались особенно часто. Всего в тот день перед нами свое искусство конных стрелков продемонстрировали не менее трех сотен арабов.
1 января 1943г.
Сегодня, можно сказать, еще до наступления утра нам пришлось пережить первый воздушный налет. Три бомбы взорвались одна за другой примерно в 3.15 и подняли меня с постели, не дав возможности досмотреть сон – жаль, мне снилось что-то приятное. Я зажег лампу, поставил ее на пол в середине комнаты, задернул шторы, наскоро оделся, и не прошло и пяти минут, как я был уже на крыше.
При низкой облачности – метров восемьсот, наверное, не больше – шел дождь и дул сильный ветер. Наши прожектора, которых насчитывалось примерно столько же, сколько лет нашему Джорджу{24}, судорожно метались по мрачному низкому потолку из туч в поисках просветов, через которые можно было бы выхватить вражеский самолет.
Наконец часто-часто застучала легкая зенитка, и светлячки трассеров помчались к небу. Так продолжалось, наверное, минут пять, и вдруг во мраке довольно далеко от нас вспыхнуло яркое сияние – там словно бы вырос гигантский огненный осьминог. «Зажигалка» горела ярко минут, наверное, двадцать, и на протяжении этого периода времени решительно ничего не происходило.
Затем вдалеке мы услышали приближавшийся шум двигателей бомбардировщиков. Заработала крупнокалиберная зенитка; такие орудия снабжены радиолокационными прицелами, позволяющими вести огонь по самолетам, не видя их.
Шум нарастал, и довольно скоро над домами позади нас появился четырехмоторный бомбардировщик дальней авиации, который тут же поймали своими лучами два наших прожектора. Едва это случилось, огонь открыли, кажется, все имевшиеся поблизости зенитки. Самолет как жемчугом был усыпан светлячками трассеров, [30] буквально окружен белым сиянием вспышек взрывавшихся снарядов. В свете прожекторов было хорошо видно, как, вспыхнув ярко, они, словно магний в фотокамере, обращались в быстро исчезавшие дымные облачка. Несмотря на то, что бомбардировщик летел очень низко, не выше шестисот метров, а может, как раз вследствие этого, обстрел не причинил ему вреда. По крайней мере, так мне показалось, хотя некоторые уверяли, что машина получила повреждения.
