куда сильнее засекречены, особенно если они не сопровождались уверениями в стремлении к прозрачности, декларируемом в рамках кампании «Столица гражданского общества».
Одни такие переговоры проходили во время серьезных изменений в законах, регулировавших налоги на корпоративные доходы и природные ресурсы в 2000-х. Достигнутое соглашение встало в один ряд с корпоративными проектами по КСО как важнейшее достижение политики КСО компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» [277]. Региональный закон, принятый в Пермском крае в 1999 году (в период, когда завершилась эпоха нефтяных векселей, дочерние компании «ЛУКОЙЛа» в Пермском крае были сосредоточены на координации своих операций, а компания «ЛУКОЙЛ-Пермь» открывала новые производства на севере Пермского края), гласил, что региональные налоги на прибыль нефтяных компаний будут направлены в районы, где производится нефтедобыча. Бюджеты нефтедобывающих районов в те годы раздулись – особенно в таких местах, как Усольский район, где открывали новые месторождения нефти высокого качества. Увеличение количества социальных и культурных проектов в 2002–2004 годах шло параллельно с увеличением бюджетов районов. Администрация края и компания проводили семинары и мастер-классы по написанию заявок на гранты для обучения новых руководителей районов [278].
Однако за период 2000–2004 годов это положение резко изменилось из-за стремления путинской администрации вернуть нефтяные деньги в федеральный бюджет. В 2004 году вышел новый закон, регулирующий налоги, по которому компания «ЛУКОЙЛ-Пермь» теперь должна была отдавать 80 % налогов в федеральный бюджет и еще 20 % – в бюджет края, не оставляя ничего для нефтедобывающих районов. В этих условиях районы еще получали от компании напрямую налоги на собственность, однако специфическая география распределения нефтедобычи привела к тому, что нефтяные компании платили налоги за сравнительно небольшую площадь земли, которую занимала нефтяная инфраструктура (гораздо меньшую в сравнении с площадью едва платежеспособных сельскохозяйственных предприятий, занимавших большую часть остальных районов). В Ильинском районе, в котором помимо нефтяного производства больше практически ничего не было, налоги, уплачиваемые подразделениями компании «ЛУКОЙЛ-Пермь», уменьшились с 18 423 000 рублей (или 24 % бюджета района в 2004 году) до 1 787 000 рублей (4,7 % бюджета в 2005 году). Таким образом, добыча нефти больше не приносила доходов в бюджеты нефтедобывающих районов напрямую, что оказывало невероятное давление на руководство этих районов, заставляя их соревноваться со всеми остальными районами Пермского края за региональное финансирование, а также предъявлять компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» большие требования в других отношениях [279].
Для всех заинтересованных сторон стало очевидно, что необходимо новое соглашение между районами, краевой администрацией и корпорацией. Это стало одной из первых проблем, которыми занялся губернатор Чиркунов в 2004 году. Вместо того чтобы использовать дополнительный доход в бюджет края для финансирования конкурсов социокультурных проектов, как предлагали некоторые из команды бывшего губернатора Трутнева (уже покинувшего свой пост к тому моменту), Чиркунов и его команда выбрали другой путь, предлагая развивать Пермский край не с помощью проектов, а посредством налоговых льгот, которые должны были побудить бизнес к реинвестициям. В середине 2000-х годов Налоговый кодекс Российской Федерации позволял регионам уменьшать налог с прибыли для бизнеса, и предложение Чиркунова состояло в том, чтобы с 1 января 2006 года уменьшить в Пермском крае налоговую ставку для всех видов бизнеса со стандартных 24 % до 20 %. Несмотря на то что сокращение налога действовало для всех, больше всего пользы оно принесло двум главным налогоплательщикам региона: «Уралкалию», крупнейшему производителю калийных удобрений на севере Пермского края, и, конечно, компании «ЛУКОЙЛ-Пермь». Отвечая на критику, Чиркунов утверждал, что эта мера не является уступкой для крупнейшего бизнеса региона. Скорее это была мера по сокращению налогов в сфере предложения, предназначенная для стимуляции инвестиций и привлечения в Пермский край других крупных корпораций. Администрация Чиркунова успешно убедила региональных законодателей быстро принять закон, мотивируя это тем, что Пермскому краю необходимо опередить в привлечении бизнеса другие российские регионы.
Однако есть причина сомневаться в искренности публичной риторики относительно общих преимуществ подобного снижения налогов. Альтернативная причина введения описанной программы сокращения налогов обсуждалась по всему Пермскому краю, среди моих знакомых и в финансовой прессе. В рамках этой версии предполагалось, что сама схема налоговых льгот была разработана если не под руководством, то совершенно точно с учетом интересов именно компании «ЛУКОЙЛ-Пермь». Реформы федерального налогового кодекса в начале 2000-х годов уничтожили многие из стратегий, использовавшихся российскими нефтяными компаниями для ухода от налогов, включая трансфертное ценообразование, при котором существенная прибыль могла быть зарегистрирована в так называемых внутренних офшорных налоговых убежищах с более низкими ставками федерального налога. Однако эти реформы не до конца уничтожили возможность использования межрегионального трансфертного ценообразования, так как оно влияло и на региональные налоги. Например, если бы компания «ЛУКОЙЛ-Пермь» продала пермскую нефть другому подразделению «большого “ЛУКОЙЛа”», находящемуся за пределами Пермского края, по низкой цене, а это подразделение, в свою очередь, повысило бы цену до общероссийского или международного уровня, тогда Пермский край формально не получал бы прибыль (и не должен был бы выплачивать налог с прибыли), но государство при этом получило бы свою долю [280]. Или, если описать это с учетом пространственного положения регионального нефтяного комплекса: хотя компания «ЛУКОЙЛ-Пермь» всегда учитывала интересы района, когда требовалось получить доступ к бурению в специфических геологических формациях (и, таким образом, не могла бы легко перенести производство в другой район), однако после того, как нефть была добыта, ее подход к учету прибыли и трансфера нефти становился куда более гибким. В этом отношении компания могла добиться (и добивалась) привилегий у правительства Пермского края даже после того, как закрылись налоговые лазейки [281]. По словам по крайней мере одного эксперта, с которым я беседовал, программа «24–20» была придумана именно для того, чтобы предотвратить использование ею торговой компании, базировавшейся в Москве, для экспорта нефти и ведения бухгалтерии. Этот переход опустошил бы бюджет Пермского края вместе с бюджетами районов (в начале 2000-х годов налоговые платежи компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» составляли до 20–25 % бюджета Пермского края).
Однако по плану Чиркунова Пермский край не лишался упомянутых 4 % из налоговых отчислений компании «ЛУКОЙЛ-Пермь», так как она продолжала бережно относиться к своим районам нефтедобычи, а также прислушивалась к критике, которая, в свою очередь, способствовала запуску проектов КСО в предыдущие годы. В особом соглашении компании с Пермским краем содержалось специфическое дополнительное толкование программы «24–20», включенное в пятилетний план и ежегодно заключаемые соглашения между Пермским краем и «большим “ЛУКОЙЛом”». Две стороны договорились о том, что сэкономленные компанией ежегодные налоговые отчисления в бюджет края (то есть расчетная разница между налогом в 24 % и в 20 %) не пойдут напрямую в карман компании, но будут сразу же реинвестироваться
