Начало самой истории с декларацией было положено еще в 1935 г. устными договоренностями между Канарисом и Гейдрихом. Однако ни тот ни другой вовсе и не собирались честно и скрупулезно во всем следовать смыслу, духу и букве этой декларации — этого в сообществах спецслужб не бывает по определению. Но и разработать план столь грандиозной, нацеленной на достижение фантастических военно-политических последствий операции, а затем и провести ее, да еще и минуя на каждом этапе всесильный в 1930-х гг. абвер, — было невозможно по определению. Абвер возглавлял пребывавший в то время в фаворе у Гитлера Канарис, а германский генштаб — генерал Бек, также пользовавшийся тогда доверием фюрера. Без них провести такую операцию было просто нереально. Между тем в «версии Шелленберга» Канарис и Генштаб выставлены в этой истории едва ли не как идиоты. Мол, налетели супостаты окаянные — гестаповцы, значит — украли какие-то документы, в том числе и у Канариса, а заодно и в военном ведомстве, устроили затем пожар, чтоб замести следы, и были таковы. А потом наштамповали фальшивок и продали их Сталину аж за целых три миллиона рублей золотом (об этом чуть ниже). Бред, да и только, но далеко не простой. С налету за жабры его не взять.
В отечественных исследованиях этот и без того на редкость идиотский вымысел «сдабривается» невесть откуда взявшейся докладной Ежова на имя Сталина, якобы подтверждающей факт пожара в военном ведомстве Германии в ночь на 2 марта 1937 года. «Естественно», что первым эту «докладную» Ежова на белый свет вытащил Д.А. Волкогонов. На стр. 534 первого тома своей книги «Триумф и трагедия. И.В. Сталин. Политический портрет» он привел следующий документ:
«В дополнение к нашему сообщению о пожаре в Германском военном министерстве, направляю подробный материал о происшедшем пожаре и копию рапорта начальника комиссии по диверсиям при гестапо. …»
По известной только ему причине «Туфтогонов» все же воздержался ставить за Ежова дату его подписи. Но за гестапо у него, очевидно, «душа болела» — и он проставил-таки «дату» пожара: после слова «пожаре» в тексте приведенной выше докладной напечатано примечание самого Волкогонова следующего содержания — «(в ночь с 1 на 2 марта 1937 г. — прим. Д.В.)». Из-за своего безумного антисталинского рвения
«Туфтогонов» слишком здорово подыграл британской разведке, умудрившись подтвердить ее «версию Шелленберга». Потому что попытался приклеить к ней реальный факт, действительно зафиксированный советской разведкой, хотя, очевидно, и не знал о нем толком. Однако поскольку ранее этот же факт в «версии Шелленберга» уже обыграла британская разведка, то в итоге получилось, что «душа комиссаришки Туфтогонова болела» еще и за Сикрет Интеллидженс. Что, к слову сказать, вполне «естественно» для «комиссарствовав-шего» генералишки от псевдоистории. Но, в отличие от него, у нас «душа» за гестапо и тем более за британскую разведку не «болит». А потому мы расскажем подноготную нехитрой фальсификации «Туфтогонова».
Да, факт пожара действительно имел место. Об этом 5 июня 1937 г. сообщил агент советской разведки «А/1» — он же Александр Дмитриевич Хомутов, бывший полковник лейб-гвардии Измайловского полка царской армии, сотрудничавший с разведкой ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД еще с начала 1920-х гг. Пожар действительно произошел не без участия гестапо. Действительно в военном ведомстве, точнее в помещении одного из отделов абвера, где хранились особо важные документы. Выгорел целый этаж, провалились полы, огромные несгораемые шкафы рухнули вниз. Цель этого пожара — уничтожение компрометирующих верхушку нацистской партии материалов, главным образом о поджоге рейхстага, событиях 30 июня 1934 г., убийстве генерал фон Шлейхера[52] и т. д. Абвер собрал чрезвычайно обширный и убийственный компромат. Но что-либо спереть из абвера гестаповцам не удалось. То есть никакой спецоперации в связи с «делом Тухачевского» СД не проводило. То была вполне естественная не только для третьего рейха попытка уничтожения компрометирующих материалов на правящую верхушку. Старинный способ — пожар. Уж сколько веков и тысячелетий применяется.
Но здесь важно то обстоятельство, что за кулисами истории с поджогом рейхстага, как уже отмечалось выше, стоял не кто-нибудь, а сам Генри Детердинг. И ему собранный абвером компромат был совершенно ни к чему. Да и что ему тот же абвер или даже военное министерство, если он организовал поджог рейхстага?! Детердинг располагал прекрасными связями в нацистской верхушке, в том числе и в руководстве СС и СД. Так что организовать еще один поджог для него не являлось проблемой. Но вот на что хотелось бы обратить особое внимание.
Дело в том, что об этом пожаре нашему агенту «А/1» стало известно от крупного германского оппозиционера, резко антигитлеровски и антинацистски настроенного лидера Народной национальной партии Германии Райнгольда Вулле. Но Р. Вулле контактировал и с англичанами, с британской разведкой. А затем обратился еще и к советской разведке с одним крупномасштабным, но очень провокационным предложением. Судя по всему, информацию о пожаре он довел до сведения не только советской, но и британской разведки. Правда, неизвестно, сам ли или же через своего заместителя по партии, восточнопрусского помещика Ганса Церрата. С последним же контактировал агент Альфреда Розенберга — барон Уильям Ропп. Персонаж еще тот. С одной стороны, он был очень близок с главным идеологом нацистов Альфредом Розенбергом (они оба были выходцами из Прибалтики), а с другой — являлся близким другом одного из руководителей британской разведки того времени Фредерика Уинтерботтэ-ма. То есть в сущности-то У. де Ропп был двойным англогерманским агентом.
Как бы там ни было, но у бриттов в архивах осела информация о том, что Советы знают о пожаре в военном ведомстве Германии. И когда в послевоенное время созрел план операции по производству и выпуску в свет «мемуаров Шелленбер-га», это обстоятельство было тщательно учтено. В МИ-6 понимали, что как только «мемуары Шелленберга» выйдут из печати, советское руководство прикажет своим спецслужбам проверить достоверность опубликованных в книге материалов. Соответственно решили включить в «мемуары» и сам факт пожара, правда, придав ему совершенно иной смысл — привязали его к «делу Тухачевского». Мол, гестапо сперло какие-то компрометирующие Тухачевского документы из военного ведомства, а чтобы замести следы — устроило пожар. Собственно говоря, точно так же, как и с досье Бенеша, о котором они знали, что тот точно передал его Сталину, но придали всей этой истории характер острой провокации якобы со стороны нацистских спецслужб. Естественно, что факт пожара был подтвержден.
В связи с этим обращаю внимание на особо коварную изощренность британской разведки при проведении таких операций. При необходимости она запросто может пойти на использование практически 100 % достоверного факта, лишь слегка передернув смысл, но так, что лишь многие десятилетия спустя появится хоть какая-нибудь возможность разобраться, что же она сделала на самом деле. Опытнейшая «лиса», ничего не скажешь…
МИ- 6, к слову сказать, прекрасно знала и о второй причине этого пожара. Дело в том, что в конце 1936 г. между высшим армейским командованием и СД произошла грандиозная стычка: в здании, где размещался абвер на Тирпицуфер-штрас-се, 74–76, были обнаружены микрофоны подслушивающих устройств, установленные подчинявшейся непосредственно Гиммлеру Службой безопасности. Причем не просто в помещениях абвера, а именно в том самом отделе военной контрразведки, что надзирал за связями и поведением высшего офицерского состава вермахта. Эта конкретная деталь и вызвала грандиозный масштаб стычки и ее остроту, ибо генералы были задеты за живое: одно дело Канарису, которому подчинялась военная контрразведка, что-то станет известным, но с ним всегда можно договориться, ибо он профессиональный военный, однако совсем иное дело, когда о том же узнает СД. Особую остроту конфликту придавало также и то обстоятельство, что еще в 1933 г. Гитлер официально удовлетворил прошение военного ведомства Германии о том, чтобы оно же, то есть в лице абвера, являвшегося тогда его подразделением, — отвечало бы за контрразведывательное обеспечение военной сферы. Однако ни Гиммлер, ни Гейдрих вовсе не намеревались пунктуально исполнять указ Гитлера по этому вопросу. Уже в 1935 г. в СД было создано специальное управление Штайна, которое проводило расследования различных дел в этой сфере в интересах гестапо и СД, стремясь при этом завладеть правами абвера. Возглавивший с 1 января 1935 г. абвер Канарис, не долго думая, переключил внимание контрразведки абвера на самого Штайна. Сообразив перспективу нелегкого поединка с профессионалами абвера, Штайн улизнул за границу и под псевдонимом «Пфайффер» пытался сотрудничать с британской разведкой, передав ей информацию о настроениях германского генералитета. Более того, судя по всему, именно он и сообщил британской разведке о накопившемся в абвере обширном компромате, о котором говорилось выше. Детердинг мог узнать как раз именно таким путем, благо с руководством британской разведки у него всегда были очень тесные отношения.
