в своей реакционности, авангардист и пионер, но в обратном движении. Одна из советских шуток достаточно четко характеризует эту противоречивую на первый взгляд тенденцию: “Вперед — к Сталину!"
Исходя однако из будущего развития событий, можно сказать, что если Москва была своего рода потемкинским фасадом, обращенным на Запад и демонстрировавшим заезжим иностранцам куда большую степень терпимости и цивильности, чем страна обладал на самом деле, то Ленинград давал более реалистическое, правдивое и, главное, перспективное представление о России. Тем более, нельзя не отметить и другую сторону полицейского режима в Ленинграде при Романове: он стал образцовым городом по промышленным показателям, росту производительности труда, дисциплине, порядку и чистоте. На примере Ленинграда Романов продемонстрировал своим московским супервизорам и коллегам эффективность, оправданность и необходимость возвращения к сталинским методам руководства.
Так что, идеологически Романов больше, чем кто бы то ни было, подходил Андропову, когда тот пришел к власти, а при ограниченности выбора и ограниченности времени бывший шеф тайной полиции, вообще не очень чуткий к психологическим нюансам и мыслящий скорее грандиозными схемами, вынужден был смотреть сквозь пальцы на индивидуальные отличия и трения между Горбачевым и Романовым (как Ленин вынужден был терпеть соперничество Сталина и Троцкого). Тем более, сам Андропов встал над своими личными пристрастиями и прошлыми столкновениями с Романовым, когда летом 1983 года вызвал его из Ленинграда в Москву.
Дело в том, что пока Андропов тайно сочинял и приводил в действие в конце 70-х годов сложные антибрежневские сюжеты, параллельно им (но для него совершенно неожиданно) в Политбюро возникла еще одна антибрежневская интрига, которой Андропов, однако, вместо того чтобы ее поддержать, стал изо всех сил противодействовать.
Для него это был как бы сеанс одновременной игры на нескольких досках, либо — если шахматное сравнение заменить на военное — Андропову приходилось вести борьбу сразу же на нескольких фронтах. Причем, в 1978 году, выиграв бой за Горбачева и перетащив его в Москву и продолжая бой против Меду нова, он вынужден был также принять бой, навязанный ему извне. На некоторое время самым важным для него стал именно “ленинградский фронт", центральной, хотя и подставной, фигурой которого был Романов.
Его членство в Политбюро, ввиду удаленности его ленинградского местожительства от эпицентра кремлевской борьбы, было не более чем формальной почестью — такой же, как у партийных боссов Украины и Казахстана. Сам, в одиночку, Романов, конечно, ни на какие интриги в этой борьбе никогда бы не решился, но он был двойной креатурой своего земляка премьера Алексея Косыгина и “серого кардинала" Михаила Суслова. Они сочли Романова, тогда самого молодого члена Политбюро (в 1978 году ему было 55) вполне подходящей кандидатурой на пост Генерального секретаря партии: вместо тяжело больного уже тогда Брежнева и в пику его “днепропетровской мафии". У Суслова и Косыгина были с ней свои счеты: от политических — оба были противниками детанта и связанных с ним идеологических уступок Западу, до бытовых и эстетических — оба были брюзгливыми аскетами и пуристами и их раздражала падкость брежневской свиты к пышному представительству, “царским" выездам на охоту и широковещательным и роскошным приемам иностранцев.
Тогда, на рубеже 1978/79 года, когда Горбачев только еще свыкался с новой столичной обстановкой, шансы Григория Романова занять место Брежнева были необычайно высоки.
Однако операция “Обеденный сервиз Екатерины" была знаком того, что в борьбу за кремлевский престол вступил новый претендент — Председатель КГБ Андропов. Причем, Романов еще сравнительно легко отделался — разбился сервиз на свадьбе его дочери, а не автомобиль, в котором он ехал, как это случилось год спустя с партийным боссом Белоруссии Петром Машеровым. Судьба всех других Брежневских наследников куда более несчастлива, а иногда и прямо трагична, как у Маше-рова либо Кулакова, который неожиданно умер летом 1978 года при весьма подозрительных обстоятельствах. И как раз эта “незавершенность" истории с Романовым сыграла ключевую роль в политической судьбе Михаила Горбачева.
Романов все еще оставался в Политбюро и представлял, хоть и отдаленную на 650 километров, но все же не устраненную полностью угрозу для тайных посягательств Андропова на верховную власть в Кремле. Его отношение к Романову находит полное понимание и поддержку у" днепропетровцев". Их смущают и поддерживаемые Сусловым и Косыгиным политические амбиции Романова, и его крутой, грубый нрав, чуждый панибратству днепропетровцев и его непричастность к их крепко сколоченному родственно-земляческому клану, и его непростительно юный возраст на фоне их среднего возраста около 70 лет.
Для Андррпова, который по году рождения близок к днепропетровцам, хотя молод душой, энергичен и через два года начнет решительную расправу с кремлевскими геронтократами, тем не менее и для него возраст Романова, как и для днепропетровцев, бельмо на глазу. А так как нет в партийном уставе такого правила, согласно которому человека можно было бы прогнать из Политбюро только за то, что ему 56 лет, а не 76 лет, то единственный выход — найти другого беби для Политбюро, более покладистого, менее амбициозного и, главное, с уважением относящегося к старикам. А свято место, как известно, пусто не бывает, тем более “беби" находится под боком — самый молодой из секретарей ЦК Михаил Горбачев, незаметный, скромный, провинциальный и услужливый молодой человек; полная противоположность не только ленинградскому хаму с царской фамилией, но и предшественнику Горбачева на посту главного агронома империи возмутителю спокойствия Федору Кулакову.
Несомненно, некоторые члены Политбюро догадываются о подстрекательской роли Горбачева в “медуновском“ сюжете, но этот сюжет в 1979 году еще далек от своего завершения. Горбачев со всеми в Кремле любезен и услужлив, да и нет никого другого под боком, кто бы мог служить возрастным противовесом Романову. Все остальные члены второго кремлевского эшелона значительно старше. И вот сразу же вослед свадебному скандалу в доме Романовых, а именно 27 ноября 1979 года, Горбачев в возрасте 48 лет “избирается" кандидатом в члены Политбюро — ровно через год после переезда в Москву и ровно за месяц до советского вторжения в Афганистан. Спустя еще 11 месяцев, 22 октября 1980 года, он становится его полноправным членом. С “избранием" Горбачева возрастное “достоинство" теперь уже 57-летнего Романова мгновенно померкло.
Так кремлевская борьба временно раскидала идейных единомышленников и потенциальных соратников, Андропова и Романова, в противоположные лагеря. Спустя несколько лет, когда они уже перестали быть политическими конкурентами, Романов оказался, наконец, в Кремле — в команде Андропова, который тем самым словно бы демонстрировал свою объективность и принципиальность и показывал пример своим соратникам: бывшего своего врага Романова он уравнял в должности со своим земляком, другом и
