Западный Берлин вне всякого сомнения — один из самых удивительных городов, какие только существуют на свете. Здесь каждая улица стоит того, чтобы рассказать о ней. Они широки настолько, что от тротуара к тротуару можно уместить любую московскую площадь. Прямолинейны, как туго натянутый плотничий шнур. И многие из них такой длины, что можно родиться на одном конце ее, прожить долгую жизнь и умереть, не побывав ни разу на другом и не зная, что там стоит и что делается.
Главные улицы в Вестене редко устраиваются как у нас — два тротуара вдоль домов и между ними проезд для экипажей и всего, что движется на колёсах. Большие берлинские западные улицы имеют два и три проезда. Между ними проложены специальные дорожки для верховой езды и широкие колеи для плавно бегущих, не качающихся на ходу, не звенящих трамваев. Дорожки для верховой езды засыпают толстым слоем тяжелой, мягкой, непылящей земли. Трамвайный путь разделывают под газон, засевают зеленой, яркой и шелковистой травой. Травка всегда ровно подстрижена машинными ножницами и причесана, как аккуратные немецкие головы.
Дома в западном буржуазном Берлине, как и в других городских районах, почти исключительно пятиэтажные. Большинство домов построено в архитектурном стиле модерн. Этот стиль появился на Западе в начале настоящего столетия и отражал собою буржуазную промышленную идеологию и буржуазное представление об индустриальной культуре. Он отличается громоздкой тяжеловесностью, невнятной прихотливостью форм, грубым символизмом деталей, отдаленно напоминающих рациональные и четкие формы производственных сооружений. В общем ряды этих серых зданий угрюмы и почти зловеще однотонны, как серые колонны немецких солдат, придавленных и обреченных стальными шапками. Внутреннее устройство домов разумно и комфортабельно. Полы в домах всегда паркетные, лестницы одеты дубовым настилом. Окна большие, высокие, широкосветные. Большинство квартир снабжено балконами-нишами. Оборудование квартир стоит на уровне высокой западной техники. Отопление центральное. В ближайшее время берлинский Запад будет оборудован районным централизованным отоплением, снабжающим дома горячим паром, подаваемым от гигантских электрических станций. Газовые кухни, газовые колонки в сверкающих чистотой и ослепительной гигиеничностью ванных комнатах питаются газом от мощных городских газовых заводов. Но этот источник питания становится уже явно недостаточным, и в ближайшее время будет организована подача газа в берлинские квартиры из далекого каменноугольного Рурского бассейна, в котором огромнейшие количества ценного доменного и светильного газа получаются в качестве побочного продукта при коксовании угля и выплавке чугуна. Этого газа там так много, что некуда его на месте девать и нельзя вполне рационально использовать. Высокое развитие немецкой техники сделало возможным и выгодным прокладку сплошных газовых труб на протяжении многих сотен километров из черных угольных и металлургических районов в зеленеющие оживленнейшие улицы буржуазного берлинского Запада. Газ в буржуазных берлинских квартирах давно уже перестал быть особым комфортом. Он является тут чем-то неизбежным, совершенно обязательным и само собою разумеющимся.
Теплофикация и газофикация дополняются самой широкой и утонченно продуманной электрификацией. Электрическое освещение, конечно, не в счет — во всей Германии давно уже нет других источников света, кроме газа и электричества. На электрическую энергию в буржуазных домах берлинского Запада перегрузили значительную часть домашней работы. Это дешевле, чем труд домработницы.
Несмотря на жаркое лето и громадное уличное движение в квартирах берлинского Запада не бывает пыли. Залитые асфальтом и тщательно увлажненные улицы пылят немного. А та пыль, которая поднимается с лощеного асфальта и осаждается в жилых комнатах, проворно и тщательно засасывается электрическими пылесосами, которыми вооружены все хозяйки и домашние работницы. Здесь все квартиры радиофицированы, во всех имеются мелкие электрические приборы — утюги, термосы, зажигалки и прочее — которые щедро механизируют повседневный обиход и избавляют берлинского буржуа по возможности от всех житейских забот на те часы, которые он проводит в кругу своей добродетельной семьи.
Грузные серые фасады домов отчасти оживляются живописностью черепичных и аспидных крыш. На окраине города у предместья Грюневальд можно увидеть дома, покрытые зеленой блестящей глазированной черепицей. Издали кажется, будто немцы даже на двускатных крышах пятиэтажных корпусов засеяли свои неизбежные газоны и тщательно подстригают их и заботливо поливают.
Во всем Вестене сплошь каждая улица без изъятия и без исключения усажена деревьями. Деревья тянутся в ряд вдоль тротуаров и образуют аллею. Иногда на каждом тротуаре насажено два ряда деревьев, и улица превращена в аллею тройную. Иногда сверх того ряды деревьев бегут и посредине улицы вдоль верховой дорожки и трамвайного газонного пути. Тут уже и улица — не улица больше, а длинный узкий зеленеющий парк.
Все деревья в этом зеленом городе хорошо растут и удивляют своей свежестью и неугасимой жизненной силой. Они широкоглавы, раскидисты и тенисты. От их листвы на асфальтово-каменных улицах прохлада и мягкая свежесть. Местами деревья настолько ветвисты, что противоположные ряды аллей сплетают свои ветви друг с другом и образуют над улицей высокий колеблющийся зеленый свод. Под ним асфальт пестрит сверкающими солнечными зайчиками. Лица людей подчеркнуты игрою желтых и коричневых теней, автомобили свистят новыми покрышками и трамваи бегут, позванивая и цепляясь скользящим роликом за широкие листья, нависшие над проводами.
Перекрестки во многих местах расширены и разделаны в небольшие площади. Тут уже зреет, цветет и зеленеет без удержу. Деревья тут особых декоративных пород. Хитро подстрижены и выведены искуснейшими садоводами. Тонкие, длинные, гибкие веточки, покрытые бархатно-зеленым пухом свисают густо, как бахрома испанской шали. Кусты распластаны в ровные стенки и в замысловатые изгороди. Все это зеленое пятно дышит мелкой тонкой водяной пылью, которую источает небольшой фонтанчик, старательно работающий посредине площади.
Главная артерия западного Берлина — улица Курфюрстендамм. Она протянулась от громадной гранитной церкви Кайзер-Вильгельм-Гедехтнис-Кирхе, бесформенной, как выветрившаяся скала, до самой окружной железной дороги и Луна-Парка. Изрядная ширина этой бесконечной в длину улицы разделена на пять панелей четырьмя рядами густолиственных деревьев и двумя рядами цветников и палисадников у фасадов домов. Вся улица — как нарядный сад для буржуазных увеселений и гуляний. Тут можно все найти, что богатая буржуазия должна иметь под рукой для постоянного своего обихода. Магазины, мод, спортивные магазины, цветы, автомобили, лучшие в Берлине и лучшие в Европе кондитерские, рестораны, в которых обедают, другие рестораны, в которых завтракают, и еще третьи рестораны, в которых пьют пятичасовой чай. Днем по Курфюрстендамм женщины ходят с собачками, вечером — без собачек. По вечерам на Курфюрстендамм каждый день иллюминация. От подъездов варьете, театров, кинозал, от витрин, в которых ослепительное освещение оставлено гореть на. всю ночь, нижние ветви деревьев делаются яркими, плотными и блестящими, словно их покрыли зеленым вагонным лаком.
Рассеянные тени ползут по панели и взбираются до верхних этажей домов. Трамваи и автобусы на свету расцветают бледножелтыми тюльпанами, а в тени деревьев проскальзывают черными силуэтами.
Чем дальше по Курфюрстендамм, тем реже становятся ночные кабаре и тем меньше света на улицах. Наконец остаются одни лишь электрические фонари, как бессменная ночная гвардия, уходящая с постов только в дни всеобщих забастовок. Отсюда начинается Халлензее, а еще подальше — Груневальд. Тут и ночью и днем тишина и красота. Тут только особняки и виллы. Тут можно на наглядных примерах убедиться, что улицы вовсе не являются обязательной принадлежностью города. Встречаются здесь места, где вовсе нет никаких улиц, но это и не площади, не перекрестки, и не сады, не парки.
Вообще эти места под обычную классификацию городской топографии не подходят. Широкие пространства между домами разделаны в замысловатые узоры из клумб, деревьев, стриженых газонов, пешеходных тропинок, просторных проездов, садиков, палисадников, цветников. Похоже очень на полированную поверхность старинных столов, отделанных богатой бронзовой, перламутровой и иной цветной инкрустацией.
Главная достопримечательность этих мест — цветочный запах. Можно додышаться до головокружения. С ранней весны и до осени воздух крепнет и свежеет здесь сильным пьяным запахом. Запахи сменяются по сезонам. В иные недели улицы истомлены медвяной сладостью… Не то левкой, не то резеда. Случается, веет запах свежий, бодрящий От него шаг пешеходов становится шире и свободней, и, придя домой, хочется сделать что-нибудь существенное. Когда цветут табак и туберозы, воздух по-осеннему грустен и горьковат. Думается о странах, в которых никогда не был, и о друзьях, которых никогда не имел.
