Сразу же начались свары — далеко не аркадского толка. Что поделаешь: жизнь Капитала — не пастораль! Сегодняшние театры военных действий — это завтрашние сферы влияния и рынки сбыта…
Наметили цифры наращивания вооружений. Если до Перл-Харбора в 1942 году в США предполагалось произвести почти 30 тысяч боевых самолетов, 20 тысяч танков, б тысяч зенитных орудий и 84 тысячи авиационных бомб, то теперь Рузвельт был склонен поднять «планку» до 45 тысяч самолетов, 45 тысяч танков, 20 тысяч зенитных орудий и 720 тысяч авиабомб… Военные промышленники могли быть довольны.
Но Черчилль выглядел задумчивым. И не только потому, что раздумывал: то ли возвращаться домой на линкоре, то ли — лететь через Бермудские острова самолетом. В конце концов он решил, что полёт — вариант более надёжный… Вечером 14 января Рузвельт и Гопкинс провожали его и Паунда в непростую и небезопасную дорогу. Специальный поезд до Норфолка (штат Виргиния) был подан на запасной путь на 6-й улице.
Черчилль уезжал, чтобы затем улететь, но мысли его были от крылатых далеки. Он понимал, что дома, в Лондоне, его ждет сильная критика. Вместо того чтобы замиряться с немцами, он вёз в Англию новые военные годы. И никто пока не мог сказать, сколько их будет ещё впереди, хотя заранее можно было предсказать, что любая победа — если она вообще состоится — будет победой не тех «Объединённых Наций», о которых начинали жужжать американские щелкоперы, а победой янки, точнее — победой Золотых Космополитов. Наполовину сын американки, дочери биржевого дельца Дженни Джером, Черчилль и сам был космополитом, хотя и без большого личного золотого запаса для житейской плавучести. Но объясняться-то потомку герцогов Мальборо предстояло с рядовым британцем, для которого Остров был родиной его самого, его предков и его детей и внуков. А он вёз ему из-за океана всё те же кровь, пот и слёзы…
* * *
В ЯНВАРЕ 42-го года в Берлин впервые отправился Жданов. Накануне отъезда он долго беседовал со Сталиным.
— Как я понимаю, — размышлял Жданов, — Гитлер и Муссолини стали возможны в результате политической реакции народов, не рискнувших перейти к социализму — как мы, но разочаровавшихся в капитализме. Франко и Салазар — это дело другое: другие условия и причины… А общее то, что и они усиливают роль государства… И японцы усиливают. В этом смысле все они нам действительно ближе англосаксов… Но что надо видеть в перспективе?
— Большевики видят в перспективе то, Андрей Андреевич, что определил им Маркс: коммунизм, то есть свободную ассоциацию свободных производителей…
= = =
Приехав в Берлин, Жданов повторил эту мысль в разговоре с Геббельсом.
Геббельс выслушал, а потом спросил:
— Но почему ваш социализм оказался таким эксцессным? Я прошу простить мне мою прямоту, но хотелось бы услышать ваше мнение, герр Жданов.
— Что ж, я могу ответить, — не стал уходить от ответа гость. — Во-первых, виновен внешний капитал, питавший гражданскую войну уже в зародыше… Далее, виновна жадность внутренних свергнутых имущих классов, не желавших расстаться с тем, что награбили у народа они и их предки… Виновата интеллигенция — та, что гнусно сбежала из страны, лишив нас и так небольших ресурсов образованности… И виновата серость, неготовность крестьянской массы к новой жизни… А ведь преодолевать всё это, господин Геббельс, нам пришлось одновременно… Тут было не до белых перчаток и сюсюканья…
Геббельс подумал и согласился:
— Пожалуй, вы правы…
У Геббельса Жданов познакомился с бывшим руководителем Гитлерюгенда Бальдуром фон Ширахом — ему было 35 лет, и он отошел от непосредственно молодежного движения, смененный двадцативосьмилетним Артуром Аксманом. Ширах — видный и уверенный, в форме обергруппенфюрера СС — говорил:
— Мы ставим перед молодёжью следующие принципы: готовая на самопожертвование любовь к Родине; преодоление сословных предрассудков и классовой вражды; постоянная забота о здоровье и укрепление его туризмом, спортом и играми; развитие профессионального обучения и товарищеское взаимопонимание молодёжи за рубежом…
— Ну, что до туризма, то мы готовы уже в этом году принять несколько тысяч ваших молодых туристов, а маршрутов хватит — до Владивостока, — рассмеялся Жданов.
— Над этим надо подумать! Ваша идея действительно хороша…
— Ваши цели — так, как вы их формулируете, — тоже, господин Ширах.
Разговор этот случился во время просмотра новой ленты Лени Рифеншталь «Турксиб»… Вскоре фильм должен был выйти на экраны рейха и Европы, и его представление широкой публике было одной из целей поездки Жданова. Они с Лени были уже знакомы, и Жданов попросил её показать ещё и «Олимпию», снятую Лени на берлинской Олимпиаде 36-го года.
Когда в зале зажёгся свет, Жданов вздохнул:
— Очень жаль, что я сам — не спортсмен, госпожа Рифеншталь… Но, смотря ваш замечательный фильм, я пришёл к мысли, что подходы англосаксов и немцев к спорту различны.
— О, это интересно, герр Жданов!
— Да… Для англичан спорт — забава джентльменов… А для немцев — реализация, культа здорового тела.
— Браво, герр Жданов! Я поздравляю вас с тонким наблюдением…
— Спасибо… Испанцы придумали корриду, французы — дуэли до смерти, англичане — мордобой под названием бокс… А у немцев таких жестоких зрелищ нет. Ваши дуэли буршей оставляют лишь шрамы на лицах мужчин, но не убивают их… Зато вы цените движение тела как таковое.
— А как у русских, герр Жданов?
— Видите ли, образованные слои в старой России часто просто обезьянничали и брали за пример не лучшие образцы. А общественная жизнь массы у нас веками была неразвита… В своё время в России были в ходу уличные кулачные бои — стенка на стенку… Но это всё же — не бокс, хотя там, бывало, и кровь лилась… Как раз до первой крови дрались… Однако жестокость в народе не приветствовалась… Тут и вы, и мы смотрим на жизнь сходно. Жданова слушали внимательно, и особенно — немолодой, с сединой на висках и усами кайзеровского типа немец с немного грустными глазами.
— Профессор Хаусхофер, — представился он.
— Я знаком с вашей последней книгой о континентальном блоке, господин Хаусхофер…
— О, я рад.
Генерал Карл Хаусхофер был и солдатом, и дипломатом, и учёным. Он не создал того, что с какого-то момента начали называть геополитикой, но его геополитические идеи были самобытны и логичны… Нечто подобное в начале века высказывал и русский генерал-генштабист Вандам-Едрихин. Хаусхофер тоже служил в Генеральном штабе — германском, был военным атташе в Японии. Оттуда он и вывез теорию евразийства. Одно время Хаусхофер имел немалое влияние на фюрера, затем они как-то разошлись, но сейчас семидесятилетнего генерала-геополитика вновь привечали. Его теория была теперь очень к месту, ибо гласила: основанная на торговле и плутократии (власти денег) гегемония «атлантических» англосаксонских Англии и Америки придёт к концу, если страны «хартленда» — Германия, Россия, Япония и Китай — объединятся в одном союзе.
— Евразию, герр Жданов, — говорил генерал, — невозможно задушить, пока два самых крупных её народа — немцы и русские — стремятся избежать междоусобного конфликта.
— Мы сами так считаем, герр профессор.
Встретился Жданов и с фюрером.
— Главное, герр Жданов, — говорил ему тот, — понять, что мы все в Европе — континентальные страны, а Америка и Англия — нет… Они лишь натравливают европейские государства друг на друга и должны быть изгнаны из Европы… Нужен новый мировой порядок, где каждый будет иметь свою сферу интересов и свою долю пирога…
— Делить пирог всегда непросто, господин Гитлер… Конечно, если делить его нечестно… Хотя и при честной делёжке всё непросто, если честные доли — разные…
— Вы, герр Жданов, ухватили самую суть! И, как мне кажется, нам надо много поработать вместе над перспективными планами… Наш поэт Эммануэль Гейбель писал: «Вновь через посредство немцев произойдёт оздоровление мира…» Сегодня я эту строку изменил бы: «Через посредство немцев и русских…».
— Что же, господин Гитлер, думаю, это тот случай, когда ради идеи можно пренебречь даже стройностью стиха.
— Да… У меня, должен признаться, грандиозные планы! И хотелось бы не только заложить их фундамент, но и увидеть при своей жизни здание… Например, я считаю, что в Европе будущего, находящейся под экономическим руководством Германии, все балтийское побережье Европы должно стать сплошной полосой приморских курортов для самых широких народных масс…
— Мы это уже сделали на Черном море — в Крыму и на Кавказе. И в будущем можно будет наладить обмен: европейцы — к нам, а мы — на европейские курорты…
— Безусловно, двигаться мы будем в этом направлении. Я прошу вас так и передать это господину Сталину…
