В статье также сообщалось, что официальные лица отвергли все попытки получить доступ к соответствующим сведениям, включая запрос, поданный в соответствии с Законом о свободе информации [120].
Принимая во внимание произошедшее, неудивительно, что оба госоргана не изъявили желания сотрудничать с журналистами. Однако это уже не имело значения, правда все равно вышла наружу.
Запланированная серия статей включала четыре публикации, и полиция Йонкерса начала грозить «Ганнетт» исками уже после первой из них. Объединенная группа изданий, к ее чести, не дрогнула, так что все материалы вышли в неизменном виде.
Редакторы остались довольны сериализированным репортажем о расследовании и согласились добавить к нему пятую часть, которая увидела свет 1 марта и была подписана нашими с Томом Бартли именами.
Материал под названием «БЕРКОВИЦ: ДРУГИЕ ЛЮДИ МОГУТ ПОПАСТЬ В ТЮРЬМУ» стал знаковым, поскольку в нем впервые публично подняли вопрос о заговоре. Заголовок основывался на единственном комментарии Берковица во время допроса в Марси четыре месяца назад, когда он заявил, что «существует вероятность» того, что другие люди могут попасть в тюрьму, если он заговорит.
В статье, занимавшей больше полосы, упоминались мертвые немецкие овчарки, противоречия в официальной версии событий, связанных с убийством Московиц, разница полицейских портретов убийцы, сведения, намекающие на присутствие сразу нескольких автомобилей на некоторых местах преступлений Убийцы с 44-м калибром, а также интервью с миссис Флоренс Ларсен о звонке человека, который называл себя «Дэвидом Берковицем с Пайн-стрит, 35» и интересовался немецкой овчаркой за два дня до ареста.
Кроме того, в статье содержался графологический анализ писем Сына Сэма, полученный мной от известного почерковеда Чарльза Гамильтона, который четыре года спустя первым заявит, что «Дневники Гитлера» являются подделкой [121]. Гамильтон сказал:
«Я изучил множество примеров почерка Берковица, включая образцы, написанные печатными буквами. Письмо Бреслину по сравнению с ними – шедевр. Берковиц так не пишет, и он так не думает. Более того, он на такое просто неспособен.
Тот, кто написал адресованное Бреслину письмо, обладает высоким уровнем культуры, остроумен, хорошо образован и способен красиво складывать слова. Берковиц этого не умеет, и низкий уровень его образования проявляется во всем, что он пишет».
«Полиция обманулась, решив, что Берковиц написал то письмо Бреслину, – продолжил Гамильтон, – там поверили, что он это сделал, потому что хотели верить. Но он этого не делал».
Я спросил Гамильтона, что он думает по поводу теорий, предполагавших, что имевшееся у Берковица «раздвоение личности» могло привести к созданию текста, превосходившего его обычные способности к письму и мышлению. Гамильтон просто сказал: «Нет. Вы не можете притвориться или стать личностью с интеллектом, намного превосходящим ваш собственный. Это невозможно».
Друг Берковица, знавший его много лет, выразился в статье иначе: «Будь у него миллион лет и миллион листов бумаги в придачу, он и то не смог бы так написать [письмо Бреслину]. Это вообще не он. Если бы вы знали его так, как я, вы бы тоже были в этом уверены».
Статья, как я и опасался, не привлекла особого внимания со стороны других средств массовой информации, однако я все равно был счастлив, поскольку она стала серьезным прорывом в расследовании. Газеты «Ганнетт» заинтересовались историей и не собирались отступать. Я получил добро на продолжение расследования дела под их эгидой.
Но эта статья принесла и еще один важный результат. Всего один телефонный звонок, и я найду секту, которую мы искали, – культ Сына Сэма.
Глава 13
Майнот? Почему нет?
Звонок раздался 2 марта 1979 года, на следующий день после публикации статьи о вопросах без ответов в «деле 44-го калибра». Звонил подросток из Йонкерса по имени Ричард*, выходец из хорошей семьи, который жил неподалеку от парка Антермайер и часто гулял по заброшенной, заросшей деревьями территории бывшего поместья и по тропинке над акведуком.
– Не уверен, связано ли это с трупами немецких овчарок, о которых вы писали, но я тоже находил такое в парке, – сказал он мне. – И я знаю, что там уже довольно давно собирается группа дьяволопоклонников.
Слова Ричарда меня заинтересовали. Вопрос о предполагаемой причастности культа к этому делу никогда не поднимался публично.
– Где они собираются? – спросил я.
– В лесу есть старая насосная станция, ее называют Пещерой дьявола. Это одно место. А еще у них был алтарь, установленный в канаве.
– В канаве? – быстро переспросил я. – Что ты имеешь в виду, говоря о канаве?
– Акведук. Мы называем его канавой или сточной трубой.
– Ты хочешь сказать, что ребята, живущие в том районе, называют это место канавой?
– Да. Если вы придете, я даже покажу вам несколько граффити с надписью «NGP» – это означает «тропа возле канавы».
– В самом деле? И у них там был алтарь – прямо в сточной трубе? А собак ты находил где-то рядом?
– Довольно близко… Двое моих друзей тоже видели эту компанию.
На следующий день я прихватил с собой Дейва Хартли, сравнительно молодого редактора и главного управляющего «Геральд стейтсмен», всегда говорившего тихим мягким голосом, и встретился с Ричардом у входа в парк на Северном Бродвее, всего в миле к северу от Пайн-стрит. Приятный на вид долговязый юноша был второкурсником старшей школы. Дейв Хартли, как оказалось, и сам знал, что в этом месте проходят сборища сектантов, но не подозревал, что я ищу подобную группу.
– Медсестры-практикантки и несколько врачей из больницы Святого Иоанна [рядом с парком] на прошлый Хэллоуин в районе полуночи слышали пение и видели свечи и факелы, а еще они слышали их и раньше, – поведал Хартли. – Охранники спустились лесом к старой насосной станции и увидели их. Тогда безопасники вернулись и вызвали полицию, но к тому моменту, как копы приехали, сектанты уже разбежались.
Впрочем, после них остались улики.
– Несколько свечей и факелов, – сказал Дейв. – Я бродил там и нашел капюшон и две накидки, которые они бросили впопыхах.
Позднее я и сам увижу эти наряды – серый остроконечный капюшон с прорезями для глаз и две длинные накидки, похожие на плащи.
– Я тоже видел их сборище, – вмешался Ричард, – хотя и не в ту самую ночь. А еще их видели двое моих друзей.
– Давайте сходим туда, – сказал я, и мы вошли в огромный, пришедший в запустение парк.
Миновав его отреставрированную часть, которая могла похвастаться фонтанами, садами, вычурными колоннами и скульптурами, мы спустились к реке по длинной крутой каменной лестнице, известной под названием «Тысяча ступеней». Внизу, на том, что когда-то было круглой смотровой площадкой под открытым небом, обнесенной декоративными колоннами, мы повернули направо и около ста ярдов пробирались сквозь заросли заброшенного, утопающего в грязи виноградника. Наконец, с трудом преодолев густой кустарник, мы подошли к Пещере дьявола.
– Раньше отсюда качали воду для садов и виноградников, – объяснил Дейв.
– Угу, очередная связь с водой, – ответил я. – В письмах Сэма полно ссылок на нее.
Насосная станция представляла собой круглое сооружение с каменными стенами, диаметром около тридцати футов, встроенное в склон холма. В его отсыревшее нутро можно было попасть через небольшой дверной проем. Разгоняя фонариками царивший там полумрак, мы вошли внутрь. Увиденное меня ошеломило.
Возле дальней стены размещалась длинная каменная платформа или скамья, которая, очевидно, служила алтарем, потому что над ней и за ней в лучах света гротескно поблескивали нарисованные черной краской пентаграммы и большие перевернутые кресты. Со стены справа на нас смотрело отвратительное красное изображение головы Сатаны, прочие видимые поверхности пестрели многочисленными перевернутыми черными крестами.
