Однако в клубе на Воробьевых горах смотрели на дело по-другому. Входившие в него магнаты как раз начинали изучать толстую книгу, полученную из Госкомимущества. Это был список “готовых” заводов советской эпохи и других промышленных объектов, которые вскоре должны были достаться им практически даром. Они не хотели затевать что-либо на пустом месте, как это сделал Гусинский, когда столько прибыльных предприятий, лучших шахт и нефтеперерабатывающих заводов России только и ждали, чтобы их кто-нибудь прибрал к рукам.
Глава 12. Слияние богатства и власти
Чарлз Райан, который пришел в восторг, купив в 1991 году на улице пачку акций банка МЕНАТЕП, стал советником группы, занимавшейся с Анатолием Чубайсом вопросами приватизации. Одним из первых, с кем он познакомился, был Альфред Кох, упрямый и острый на язык молодой человек, в то время заместитель руководителя Ленинградского центра приватизации. Позже оба они приехали в Москву. Райан стал одним из основателей инвестиционного банка “Объединенная финансовая группа”. В 1995 году Кох был назначен заместителем председателя Государственного комитета по управлению госимуществом, отвечающим за продажу объектов промышленности, начатую Анатолием Чубайсом. Сам Чубайс тем временем стал одним из двух первых заместителей премьер-министра.
Это было трудное время для команды Чубайса. Приватизация государственной собственности затягивалась, Борис Ельцин был слаб, а коммунисты набирали силу, судя по результатам опросов общественного мнения, проводившихся в преддверии намеченных на декабрь 1995 года парламентских выборов. По субботам Кох часто приезжал в свой офис, дверь которого была открыта. В спокойные дни Райан любил заходить туда, чтобы поболтать с не стеснявшимся в выражениях, вспыльчивым Кохом. Однажды в конце лета 1995 года во время такого разговора Кох словно невзначай спросил Райана: “Что вы думаете об “ОНЭКСИМ-бан-ке” и банке МЕНАТЕП?”
Райан узнал, что Кох работает над приватизационной сделкой, которая навсегда изменит российский капитализм и российскую политику. На его столе лежала схема раздачи лучших промышленных предприятий России, самых прибыльных нефтяных компаний и самых богатых рудников, группе магнатов, являвшихся членами клуба на Воробьевых горах. Первым в списке был Владимир Потанин из “ОНЭКСИМ-банка”, за ним шел Михаил Ходорковский из банка МЕНАТЕП. Кох с самого начала выбрал победителей, вспоминал Райан. Планировалось, что акции заводов будут передаваться магнатам на хранение в обмен на кредиты, предоставляемые государству. Все знали, что испытывавшее острый дефицит государство не сможет погасить кредиты и тогда магнаты продадут акции с целью возмещения долга. Но была одна хитрость. Магнаты могли продать акции себе, очень дешево, через никому не известные офшорные компании. Таким образом, они могли получить ценную собственность почти даром. Кредит, предоставленный государству в обмен на колоссальные запасы нефти и полезных ископаемых, подозрительно напоминал Райану закулисную раздачу собственности. Схема получила название “займы в обмен на акции”. “От этой идеи очень дурно пахнет”, — говорил Райан Коху.
“Что вы имеете в виду?” — спросил Кох.
“Понимаете, Альфред, самое странное то, что виноваты будете вы. Вас сделают козлом отпущения за все. Ведь это вы подписываете все документы”.
“Неправда, — возразил Кох. — Все, что я сделал, санкционировано Анатолием”.
“Альфред, вы такой наивный. Через четыре года Чубайс будет занимать какую-нибудь престижную должность, а вы останетесь в дураках”.
“Да пошел ты!” — закричал на Райана рассерженный Кох. “Я ответил ему тем же, — вспоминал позже Райан. — История с предоставлением кредитов в обмен на акции положила конец моей дружбе с этими ребятами”{351}.
На пиршестве легких денег не было ни одного лакомого кусочка, который не достался бы Ходорковскому. Его банк МЕНАТЕП получал большую прибыль от спекуляций на изменении курсов рубля и доллара, занимался куплей-продажей ваучеров и был одним из ведущих “уполномоченных” банков федерального правительства и правительства Москвы, что также приносило огромные доходы. Летом 1995 года одна из самых выгодных схем получения легких денег — спекуляция на курсах рубля и доллара — исчерпала свои возможности. Центральный банк России, стремясь обуздать инфляцию, ограничил обменный курс узким “коридором”, в пределах которого он мог повышаться и понижаться. Банки больше не могли играть на неконтролируемых колебаниях цены на доллар. Центральный банк стал использовать свои резервы для того, чтобы удерживать ее в установленных пределах. Чубайс объявил, что для банков, спекулировавших на изменениях обменного курса, купля-продажа долларов перестала быть средством обогащения[33]. Он надеялся, что с получением контроля над валютой удастся наконец укротить безудержную гиперинфляцию, начавшуюся в 1992 году, и впервые с начала шоковой терапии добиться настоящей стабильности в экономике.
Вскоре стало очевидно, что эпоха легких денег еще не закончилась. Существовало множество других способов делать легкие деньги, и изобретались новые. Государственные краткосрочные облигации, выпускавшиеся на срок до трех месяцев, имели удивительно высокую годовую ставку, иногда превышавшую 200 процентов{352}. Эти удивительные ценные бумаги приносили легкие деньги, причем без риска, поскольку имелись гарантии российского правительства. Новые облигации назывались ГКО, и в конечном итоге именно они привели российское правительство к катастрофе. Но в первые годы они были невероятно выгодны: оставалось лишь сидеть и наблюдать, как стремительно растут ваши деньги.
Несмотря на соблазн получения легких денег этим и другими способами, Ходорковский не хотел всю жизнь оставаться банкиром, он стремился стать промышленным магнатом. В ходе массовой приватизации Ходорковский приватизировал множество промышленных предприятий всего лишь за обещание будущих инвестиций. В сентябре 1995 года он создал финансово-промышленный конгломерат “Роспром” для управления двадцатью девятью промышленными компаниями в нефтяной, металлургической, химической, пищевой, текстильной и целлюлозно-бумажной промышленности{353}. Однако Ходорковского не удовлетворяла разнородность предприятий, которые он собрал. Когда международные консультанты из компании “Артур Андерсен” предложили, чтобы он взял в качестве образца “Самсунг”, один из корейских промышленных конгломератов, Ходорковский немедленно отверг эту идею, считая, что в России такое невозможно, и решил направить свою энергию в одну отрасль промышленности. Этой отраслью стала нефть{354}.
Далеко от Москвы, за Уральскими горами, в обширном Западно-Сибирском бассейне в 1960-е и 1970-е годы Советский Союз открыл огромные новые месторождения нефти и газа. Месторождения протянулись через весь Западно-Сибирский бассейн, по которому течет Обь, третья по величине река России, длиной 3650 километров, от Алтая на юге до Карского моря на севере. Запасы воды в ней в значительной степени пополняются за счет весеннего таяния снега. Русло реки ведет к гигантским подземным запасам нефти и газа, но до 1970-х годов топкие болота и суровые погодные условия препятствовали проведению поисково-разведочных работ. В конце 1970-х и в 1980-е годы гигантские месторождения хищнически разрабатывались в отчаянной попытке поддержать разваливающуюся советскую экономику за счет доходов от экспорта нефти. Во время распада Советского Союза добыча нефти в России сократилась с 591 миллиона тонн в 1987 году до 303 миллионов тонн в 1998-м{355}.
Советская нефтяная промышленность представляла собой огромный архипелаг устаревших, управляемых государством “производственных объединений” — нефтедобывающих предприятий, расположенных главным образом в районе месторождений. Вагит Алекперов, азербайджанец, работавший директором производственного объединения в Когалыме, больше, чем кто-либо другой, способствовал преобразованию промышленных предприятий постсоветской России в современные компании западного типа. В 1991 и 1992 годах огромное количество нефти незаконно экспортировали за границу, чтобы воспользоваться большой разницей в ценах на нефть на внутреннем и внешнем рынке. Тонна нефти, проданной на экспорт, приносила 100 долларов и более, а на внутреннем рынке — в несколько раз меньше. В тот период, характеризовавшийся крайней нестабильностью и воровством, которое приобрело массовый характер, Алекперов создал из трех сибирских производственных объединений — двух нефтеперерабатывающих заводов и торговой компании — собственную нефтяную компанию “ЛУКойл”. “ЛУКойл” стал первой вертикально интегрированной нефтяной компанией в России, занимающейся, как и современные западные нефтяные компании, всем, начиная с разведки и бурения и кончая перегонкой, транспортировкой и продажей. Алекперов, взявший инициативу в свои руки в то время, когда экономика находилась в состоянии хаоса, подал пример, и российское правительство при Ельцине постаралось распространить его затем на всю отрасль в целом. Идея состояла в том, чтобы объединить широко разбросанные месторождения нефти и нефтеперерабатывающие заводы в дюжину больших частных компаний и построить новую, ориентированную на рынок нефтяную промышленность. В газовой отрасли, напротив, гигантский “Газпром” остался, как и в советские времена, неэффективной и закоснелой монополией. 17 ноября 1992 года Ельцин подписал указ о создании трех вертикально интегрированных нефтяных компаний, включая “ЛУКойл”, и дал указание изменить структуру отрасли{356}.
