— Вы солнце, — пробормотала старая швея, к которой вернулось дыхание.
Незнакомец присел на краешек скамьи под окном. Управляющий замка Хорнок, подойдя к нему, сказал:
— Господин де Хель, я сомневаюсь, что вы врач. Вы порождение иного мира.
— Ни то ни другое, — ответил тот. — Я всего лишь портной.
— Ваш наряд великолепен.
— Надеюсь, что так. Я и ношу-то великолепные наряды для того, чтобы показать, на какие чудеса я способен, когда беру иголку в руки.
Тут в разговор вмешалась графиня де Хорнок:
— Нам как раз надобен портной. Та женщина, что была мертва еще пять минут назад, служила мне швеей.
— Мадам, у вас на руке перстень, который причиняет вам боль.
— Что вам за дело до моего перстня! Вот я уверена, что вы знатный сеньор.
— С чего вы взяли, что я знатный сеньор?
— Потому что перевязь носят только знатные господа.
— Правда, у меня есть лошадь. Но все-таки я обыкновенный портной.
— Вы приехали с севера Фландрии?
Но тут незнакомец взял руку молодой графини де Хорнок, которую весьма изумила такая дерзость, и начал внимательно разглядывать ее перстень с фигуркой коня, вставшего на дыбы.
Молодая графиня вздрогнула.
Потом он выпустил ее руку и, подняв на нее красивые голубые глаза, промолвил:
— Я голоден.
Молодая графиня мгновенно успокоилась.
Она устремила на него удивленный взгляд.
Он объявил:
— Я сделаю для вас такие брыжи, каких вы добивались от вашей швеи, перед тем как избить ее и обречь смерти.
Так он и поступил. Молодая графиня де Хорнок смотрела на него, не в силах произнести ни слова. Кружево золотого плетения сияло неописуемой красотой. Он собственноручно пришил его к вороту платья молодой женщины. Теперь она походила на королеву или на святую. Спустя пять минут все было готово.
— Это вам не кольцо, — заметил он. — Это воротник.
Но молодая графиня по-прежнему сидела молча, словно язык проглотила, и только смотрела на него во все глаза.
Устремив на нее пристальный взгляд, незнакомец повторил:
— Я голоден.
Тогда она самолично проводила его на кухню.
* * *
Графине де Хорнок выпала честь открыть бал в паре с эшевеном. Выступая в танце, она вдруг почувствовала, что золотые брыжи сжимаются вокруг шеи и душат ее. Мало-помалу ее охватило странное ощущение, от которого краска бросилась ей в лицо. Чем туже стягивался воротник вокруг ее шеи, тем шире при каждом пируэте раскрывались губы ее лона. А ей пришлось танцевать с главными советниками города Антверпена, с каждым по очереди.
Постепенно она начала истекать горячей влагою. Она видела это по следам, остававшимся позади нее во время танца. И это повергло ее в сильное смятение. Она отвела взгляд от своего кавалера, и тут ее глаза встретились с глазами сеньора де Хель, стоявшего в дверях. Он был великолепен. Его камзол сиял золотом. Золотая перевязь обвивала его талию, ниспадая на золоченые ботфорты. Однако сапоги эти были так грязны, словно он долго бродил по полям или по берегам болот. За его спиной сквозь распахнутые окна виднелись в ночной тьме воды Эско и корабельные мачты. Над гаванью сияла луна. Она поблескивала на мелкой зыби у причала, где стояли шхуны. Она искрилась на гребнях высоких волн, разбивавшихся об их корпуса.
Он снял шляпу, обнажив голову.
И его седые волосы окружили голову белоснежным туманным нимбом.
Молодая графиня оставила своего кавалера.
И подошла к сеньору де Хель.
Он не шагнул ей навстречу. Только протянул руки.
И она вложила в них свои руки.
Он прошептал:
— У вас пылает лицо.
Обе руки молодой женщины тоже горели, как в огне.
— Знаете, ваш воротник слегка сжимает мне шею, и от этого лоно мое испускает влагу.
— Сейчас я распущу вам брыжи.
— Нет, прошу вас, оставьте. Я хочу вас.
Желание сжигало ее. Она крепко сжала его руку, чувствуя, как разбухшие губы ее лона трепещут у нее между ног.
— Пойдемте, пойдемте скорей! — прошептала она.
Вдвоем они вышли на террасу. Укрывшись за северной дозорной башней, она пылко обняла его. Запустила руку в разрез его штанов.
И обнажила его член — желтый, длинный, напруженный и вместе с тем мягкий.
Но хотя лоно графини и было влажно, губы его вдруг тесно сомкнулись. И сеньор де Хель смог проникнуть в нее лишь после нескольких бесплодных попыток. Когда ее пронзила дрожь наслаждения, она высунула свой красный язык, желая просунуть его в рот мужчины, но он так и не раздвинул губы, и графине не удалось узнать вкус его слюны.
Ей не удалось даже крикнуть.
Ей не удалось даже перевести дыхание. Внезапно она рухнула на пол в непроницаемом ночном мраке.
* * *
Поутру молодую графиню де Хорнок стали искать по всему замку и в конце концов нашли ее распростертою на полу террасы, за дверью северной дозорной башни. Ее великолепное платье задралось, обнажив тощие ноги. Люди подбежали, закричали. С графини сняли брыжи, расшнуровали лиф. И стали нажимать руками на ее грудь и бока, чтобы заставить дышать. Однако вернуть ее к жизни так и не смогли. Бросились на поиски портного. Но ни его самого, ни его коня нигде не было. Все радовались тому, что молодая графиня отдала богу душу. И устроили поминки из остатков праздничного пира.
Глава XXIV
Уайткомб Джадсон[38]
Один человек, живший в Новой Англии, изобрел необыкновенную вещь — двойную зубчатую застежку из позолоченного металла. Он придумал для нее название, на которое его натолкнул вид молнии, падающей с неба огненными зигзагами. Он так и сказал:
— Я назову тебя застежкой-молнией.
Звали его Уайткомб Джадсон. В начале 1891 года он выпустил свое изделие в продажу.
Гомер и Пиндар называли словом symbola осколки глиняной таблички — тессеры, которую герои при расставании разбивали надвое. Возвращаясь домой после долгих лет разлуки, герои складывали части таблички. И в тот миг, когда осколки глиняного пазла плотно смыкались, глаза узнавали забытое лицо.
Точно так же крыса застывает при виде широко разверстой змеиной пасти, которая повергала ее в ужас во сне, еще до того, как она увидела ее перед собою воочию.
Она застывает, точно в экстазе.
И тогда крыса принимает в пасти змеи ту давнюю, более расплющенную форму, которая поджидала ее в пространстве и которую она до этого провидела в ночном мраке.
К концу 1891 года застежку-молнию мистера Джадсона приобрели одиннадцать покупателей.
В 1892 — двадцать два.
В 1893 — тридцать три.
В 1894 — сорок четыре. И так далее.
В 1900 их было сто.
В 1901 Уайткомб Джадсон объявил о банкротстве фирмы Universal Fastener С°.
В 1909 Уайткомб Джадсон умер. Перед этим его жена вошла в спальню, и он взял ее за руку Крепко сжал ее пальцы в своих. И спросил, помнит ли она, что когда-то, около двадцати лет назад, он придумал соединить между собой попарно золотые зубчики таким образом, чтобы они не могли расцепиться. От этого изобретения осталось какое-то дурацкое название, напоминавшее о грозе.
Глава XXV
Экстаз и инстаз[39]
Называя одиночество «молитвой», а эту молитву — «чтением», я имею в виду высшую степень поляризации.
Именно это явление греческие мистики определили как экстаз.
Греческое слово «мистический» означает просто «безмолвный».
Греческое слово «экстаз» означает просто «выход».
В самом начале транс поднимает вас на ноги и заставляет кружиться в бешеном танце.
Два отрезка времени неожиданно взаимно притягиваются, но экстаз никогда не усматривается в предшествующих мгновениях. То же самое происходит с желанием, которое не усматривается в оргазме, ибо наслаждение уничтожает его, стирая воспоминание о предшествующем стремлении к оргазму. Так мечтатель не видит себя мечтающим. Так душа читающего не видит своего тела в процессе чтения, но видит его вовлеченным в перипетии, странствия и плаванья иного мира, о которых повествует книга. В состоянии экстаза поляризация обостряется до степени превращения в ось с вертикальной ориентацией времени, с его вздыманием (две позиции мужского члена служат основанием для двоякого толкования времени). И тогда экстаз оказывается на границе инстаза; время, будучи необратимым, не переносит реверсии; Орфей не может обернуться, не обрекая себя на смерть в этой простой ретроверсии; время не может потечь вспять; ныряльщик не может взлететь обратно на вершину скалы, с которой прыгнул в море. Время разбилось бы в такой внезапной реверсивности. Поэтому скорбь по умершим приводит в такое смятение живых. Собственно говоря, безумное желание как раз и выливается в это головокружительное смятение, когда каждый из полюсов сталкивается с невозможной, бессмысленной альтернативой «вперед-назад», мечется между двумя разнополыми душами, между двумя направлениями, не зная, какой избрать путь. Стрела, летящая вперед, а потом назад, стала впоследствии бумерангом. В японском кудо[40] настоящее непрерывно подпитывается из неистощимого источника прошлого. С начала сотворения мира волны времени вздымаются все выше, становятся все более мощными, все более высокими, белокипенными, грозными. Физики утверждают, что черные дыры в процессе концентрации в ночном небе иногда сворачивают пространство в кольцо, в сгусток мрака, который рассеивается во времени. В данном случае физики описывают, сами того не подозревая, ротацию, характерную для нервных депрессий, порожденных у детей сознанием невозможности возвращения к изначальному состоянию, то есть утратой внутриутробной жизни, — вот отчего выросшие мужчины при ссорах с женой сравнивают ее со своей матерью, которая носила их в чреве, когда они еще не владели речью.
