результатом культурных проектов «Камвы». Эти преобразования происходили через художественное взаимодействие с шаманизмом, с Землей и Солнцем, с космосом и реками, а также с древними, полумифическими жителями Пермского края и артефактами, которые они оставили для археологических раскопок, проходящих столетиями позже. Фестивали, концерты, народное творчество, сувенирная продукция, лекции и другие мероприятия конкретизировали эти преобразования, стремясь создать новые формы взаимоотношений и местной культурной идентичности. Довольно часто они прибегали для этого к лексике, связанной с энергией; иными словами, нефть была не единственным источником подземной энергии для культурных проектов в Пермском крае.
Этнофутуризм возник в группе поэтов, художников и других представителей творческой интеллигенции в начале 1990-х годов в Тарту (Эстония) как попытка возродить чувства этнонациональной идентичности у финно-угорской диаспоры после распада советской системы. «Он нес, – писал один из последователей, – дух освобождения и оптимизма “Поющей революции” 1988 года, которая возвестила о распаде Союза» [Treier 2003:1–2]. Посредством этнофутуризма, как полагали его первые поборники, малочисленное финно-угорское население в странах Балтии и за ее пределами могло бы найти способ переосмыслить себя в постсоветскую эпоху. Этнофутуризм отличался от других способов поощрения этнической и национальной идентичности, сочетая твердую веру в реальное этническое прошлое с готовностью активно экспериментировать с путями, которыми это прошлое можно переосмыслить в самых современных – даже футуристических – формах. Мода, экспериментальный театр, искусство авангарда и электронная музыка присоединились к экспериментальной поэзии и литературе, столь любимым этнофутуристическим жанрам. Как сказано в одной статье,
…архаическая мифопоэтическая традиция, фольклор и национальный романтизм плюс современные формы выражения – вот состав этнофутуризма. Этническая культура служит основой, источником творчества художника, который, интегрируя традиции, знакомит общество с новым художественным продуктом и обновляет его ценности [Кучыран 2008: 116].
В целом этнофутуризм в своем первоначальном эстонском воплощении стремился творчески и художественно экспериментировать с некоторыми классическими противоречиями советской национальной политики – между формой и содержанием, далеким прошлым и светлым будущим, – используя эти противоречия для поисков новых типов культурной идентичности в ранний постсоветский период.
По общему мнению, в 1990-е годы, когда Шостина жила в Эстонии, этнофутуристическое движение там было на пике своего развития, но оно распространилось и на другие территории проживания финно-угорской диаспоры в России, привлекая последователей из интеллектуальной среды Мордовии, Мари и Коми. Удмуртская Республика, западная соседка Пермского края, в конце 1990-х годов положила начало особенно мощному этнофутуристическому движению. Когда Шостина выбирала типы культурных проектов, которые она могла бы осуществить в Пермском крае, тот факт, что северные районы края и соседний Коми-Пермяцкий автономный округ также были местом распространения финно-угорской диаспоры, казался ей многообещающим в сочетании с готовностью этнофутуризма экспериментировать с жанрами, столь же чуждыми официозному позднесоветскому культурному производству, как и она сама. В 2006 году она начала рекламировать этнофутуристическую организацию среди потенциальных спонсоров и деятелей культуры в пермском краевом государственном аппарате и получила достаточно средств, чтобы официально зарегистрировать «Камву» и начать серию культурных проектов [355]. Хотя «Камва» уже не была так тесно связана с первоначальными постсоветскими представлениями об идентичности, как это было в исходной эстонской версии этнофутуризма, она сохранила оригинальное внимание к пространству между этнической аутентичностью и современными жанрами культурного производства как генератору художественного творчества, открытия перспектив и новых видов идентичностей и идентификаций.
Что касается той стороны этнофутуризма, которая непосредственно связана с изучением местных традиций, то Шостина и ее сотрудники в «Камве», в том числе ряд выдающихся ученых, внесли большой вклад в этнографию и этнологию Пермского края. Доктор наук Г. Н. Чагин из Пермского государственного университета, наставник региональных этнографов, написал вступительную главу для альманаха «Камва», в которой дал краткие характеристики основным этнонациональным группам Пермского края: от русских до коми-пермяков, коми-язьвинцев, марийцев, удмуртов, татар и башкир [Чагин 2008]. «Камва» также руководила собственной местной этнографической экспедицией, которую возглавлял известный этнограф А. В. Черных, работавший в Пермском краевом отделении Академии наук. Экспедиции «Камвы» были во многих отношениях классической охранно-спасательной этнографией: они искали любые остатки подлинных традиций и фольклора, какие могли найти в этом регионе. Например, они собрали высококачественные аудиозаписи, впоследствии выпущенные комплектом из пяти дисков, «Золотой архив Пермского края» – с народными песнями, исполняемыми представителями основных этнических групп региона. Благодаря этим и другим мероприятиям Шостина и ее группа завоевали большое уважение среди академических специалистов Пермского края и приняли участие в этнографическом описании национальной культуры. Кутьев, который никогда не стеснялся указывать на махинации в сфере культуры, однажды сказал мне, что «Камва» – это «один из самых успешных проектов в Пермском крае с точки зрения поддержки интереса к традиционной культуре». По его словам, Шостина была «очень серьезным исследователем, который все понимает».
В своих усилиях по выявлению и возрождению подлинных культурных идентичностей, в том числе посредством использования этнографической экспертизы, проекты «Камвы» не отличались от тех, которые осуществлялись отделом связей с общественностью в компании «ЛУКОЙЛ-Пермь». Но «Камва» делала новые и старые знания о Пермском крае доступными для разнообразных целей, от которых ученые – и гораздо более осторожные представители «ЛУКОЙЛ-Пермь» – обычно дистанцировались. Не останавливаясь только на народных ремеслах или научных публикациях, «Камва» регулярно обклеивала город рекламой целого ряда мероприятий, использовавших эти материалы по-новому: Этномедиа, Этномода, Этномузыка, Этновечеринка, Этноатмосфера и т. д. «В Перми идет этно-бум», – гласили плакаты, рекламировавшие фестиваль «Камва» по всему городу летом 2009 года. Два примера могут дать некоторое представление о том, каким образом культурные проекты «Камвы» способствовали формированию новых видов культурной идентичности и объединению их в общее представление о Пермском крае в целом.
Важнейшим мероприятием «Камвы» являлся ежегодный этно-футуристический фестиваль, проходивший каждое лето с 2006 по 2010 год и объединивший современные исследования местной культурной идентичности с широким спектром перформативных жанров. Каждый фестиваль объединял коллективы со всего Пермского края и из Коми-Пермяцкого автономного округа с другими исполнителями со всей России и всего мира. Например, на фестивале «Камва» в 2008 году было представлено около двухсот приглашенных исполнителей из Украины, Петрозаводска, Санкт-Петербурга, Эстонии и других стран и городов – многие из них специализировались на электронных музыкальных адаптациях традиционной этнической музыки своих регионов. Фестивали включали в себя все: от ночного рейва на заброшенных заводах до концертов фольклорных ансамблей из сел и деревень, от костров на берегах Камы до показов традиционных культурных нарядов, позаимствованных из коллекций пермских музеев. На самом деле в фестивале «Камва» участвовали и некоторые из тех народных ансамблей и мастеров, которых поддерживала компания «ЛУКОЙЛ-Пермь»; однако на «Камве» могли выступать и исполнители на диджериду или синтезаторах, а также с фольклорным репертуаром из других нефтедобывающих районов Пермского края.
