— Боже мой! Что будет?..»
Судьбу России в очередной раз стремились решить за рубежом, причем жизнь Николая И, сделавшего все возможное, чтобы спасти Францию от разгрома, представлялась союзникам разменной монетой. Замену ему без труда можно было найти среди «жадною толпою стоящих у трона». Однако в решении судьбы российского престола участвовали не только правительства, спецслужбы и дипломаты «дружественных» государств Антанты, но и некие «надгосударственные силы».
Упомянутый представитель русской эмиграции рассказывал о судьбе своего отца — ученого-литературоведа, который возвратился после Второй мировой войны в СССР, занимался наукой, преподавал и скончался в конце 1960-х годов.
— Только потом я узнал, что мой батюшка был крупным масоном, — признался наш собеседник. — И я вспомнил, как в детстве однажды нашел в его столе какие-то странные инструменты и знаки — как теперь понимаю, масонские…
Масонство, знакомое большинству из нас исключительно по «Войне и миру» графа Л. Н. Толстого, порой оказывается как-то очень рядом. Говоря о событиях 1917 года, также нельзя обходить эту тему.
Хотя, как писал в своей книге «Масонство и глобализм. Невидимая империя» наш, к сожалению, уже покойный друг Лоллий Петрович Замойский, могущество «вольных каменщиков» переоценивать не следует: «Немало негодования против масонов изливала часть белой эмиграции. Отдельные ее представители пытались все “беды” России, особенно свержение самодержавия, представить не как результат общественных процессов, а как интриги омасонившихся либеральных кругов, заигрывавших со “свободами”. Царская полиция, со своей стороны, стремилась изобразить революционеров марионетками масонских заговорщиков, стремящихся “погубить здорового простолюдина”».
Однако, утверждал Замойский, масонство все же играло немалую роль в жизни тогдашнего общества: «Когда произошла Февральская революция и 2 марта 1917 года был оглашен список состава Временного правительства, то он почти полностью совпадал с тем, что за два года до этого обсуждался на квартире Е. Кусковой». Уточним, что Кускова — «франкмасон высоких степеней», жена известного масона С. Прокоповича, министра Временного правительства. Кстати, кабинет министров А. Ф. Керенского целиком состоял из «вольных каменщиков».
Возрождение российского масонства, основу которого составляли ложи французского подчинения, произошло в начале XX столетия. «Курс его был прежним, — писал Замойский, — не допустить, чтобы события вырвались из-под контроля правящих классов в случае свержения самодержавия».
Свержение представлялось для «темных сил» не очень желательным вариантом. Вот как написано в вызвавшей немалый шум в 1970-х годах книге Н. Н. Яковлева «1 августа 1914»: «Те, кто входил в масонскую организацию, горой стояли за дворцовый переворот. Они двигали заговор только в этом направлении. Меньшевики Н. С. Чхеидзе, А. И. Чхенкели, М. И. Скобелев, а также А. Ф. Керенский, все масоны одобрили этот образ действия и ради его успеха делали все зависевшее от них, чтобы парализовать развитие массового движения в стране».
Масонам, выражавшим интересы крупного транснационального капитала, никакие народно-демократические или тем паче пролетарские революции в России не были нужны. А ведь к этим кругам примыкала и немалая часть ближайшего окружения Николая II, в том числе и великие князья. Почему? Этот вопрос мы задали Л. П. Замойскому.
— Действительно, многие члены императорской фамилии в той или иной степени имели касательство к масонству, — сказал Лоллий Петрович. — Избранность этой организации, наличие в ней, по крайней мере декларативное, каких-то особых знаний притягивали к себе даже российских императоров — в силу невероятного русского любопытства ко всему таинственному… Однако волны симпатии нередко сменялись волнами недоверия, когда масоны вдруг выявляли свою сущность — зависимость от западных масонских лож и от их интересов. Это всегда были откровенные попытки подчинить Россию то английскому, то шведскому масонству, то французскому…
— А зачем монархам, представляющим реальную власть, вступать в масонство — власть закулисную?
— Желание контролировать изнутри революционные процессы привлекало туда и полицейских чинов, и власть имущих. Кстати, масонство во всемирном масштабе контролирует — по крайней мере, формально, — британская монархия.
В книге «Масонство и глобализм» приведена цитата из изданного в Нью-Йорке труда Н. Н. Берберовой «Люди и ложи». Русские масоны XX столетия»: «Говорили, что в молодости Николай II был “мартинистом”… но вышел очень скоро из тайного общества. Но его дядя, вел. кн. Николай и Петр Николаевичи, а так же вел. кн. Георгий Михайлович остались «мартинистами» высоких степеней».
Вышеупомянутый великий князь Николай Николаевич младший в 1914–1915 годах был верховным главнокомандующим Русской армии. Его принадлежность к масонству, «горой стоявшему за дворцовый переворот», — еще одно свидетельство измены государю, гнездившейся в высших сферах… Кстати, в феврале 1917 года он оказался первым из сановников, приславших Николаю II телеграмму с просьбой об отречении…
Генерал В. Н. Воейков привел в своей книге «С царем и без царя», изданной в 1936 году в Финляндии и переизданной Воениздатом шестьдесят пять лет спустя, текст этого и ряда аналогичных посланий. Затем генерал подытожил:
«Великий князь Николай Николаевич, генерал- адъютанты Алексеев, Рузский, Эверт, Брусилов, генерал Сахаров, адмиралы Непенин и Колчак — оказались теми людьми, которые, изменив воинской чести и долгу присяги, поставили царя в необходимость отречься от престола… Они своим предательством лишили царя одного из главных устоев всероссийского трона». И дальше: «Иуда предал Христа и покаялся — вернул тридцать сребреников; а наши генералы и адмиралы предали царя и не покаялись…»
…Когда ночью 11 марта 1801 года заговорщики ворвались в комнату императора Павла в Михайловском замке, они предложили государю императору подписать отречение. Он отказался, тем самым подписав себе смертный приговор… Павел Петрович знал, что у русских государей, как сказал потом выдающийся мыслитель И. А. Ильин, «нет права на отречение от престола в час великой национальной опасности и при совершенной необеспеченности в дальнейшем наследовании… Быть членом династии — значит иметь не только субъективное право на трон (в законном порядке), а священную обязанность спасать и вести свой народ…»
Но этого не осознали ни Николай II, ни заменивший его на один день на престоле великий князь Михаил Александрович. Монархическая идея полностью себя исчерпала, и власть в России перешла к Временному комитету Государственной Думы, а затем — к Временному правительству… Возможно, последующий переход власти в руки большевиков на тот период явился оптимальным вариантом, предотвратившим еще более страшную национальную катастрофу. Однако это уже совсем другая тема.
«История — всегда поле непаханое»
Наш собеседник — член-корреспондент Российской Академии Наук Андрей Николаевич Сахаров, директор института Российской истории РАН.
— Еще недавно, по крайней мере до второй половины 1980-х годок, все в нашей истории казалось вполне ясным, достаточно исследованным. Но так ли было на самом деле?
— Упорядоченность в истории была, это правильно. Но думающие, нормальные историки — люди научного направления, исследовательского склада, прекрасно понимали, что эти ясность и упорядоченность являются иллюзорными, фиктивными и что отсутствие дискуссий по ключевым проблемам российской и советской истории свидетельствует о глубочайшем кризисе исторической науки в советское время.
— С какого времени начался этот кризис?
— Я думаю, с того, когда практически были задушены дискуссии и споры по истории России, Октябрьской революции и истории первых десятилетий Советской власти. В середине 1990-х годов я опубликовал статью «Убитая душа науки: советские исторические дискуссии». Когда эта «душа науки» была задавлена и тяжелым камнем на все дискуссии и всю историю лег «Краткий курс истории ВКП(б)» — это и было началом глубочайшего кризиса. Хотя наша историческая наука была объявлена марксистско-ленинской, однако таковой она никак не была.
— А какой же, извините, она была?
— Это была наука, интерпретированная Сталиным по каким-то догмам, заимствованным у Маркса, Энгельса и у Ленина, но полностью не совместимая с учением марксизма, трудами Маркса и Энгельса и их продолжателей — таких корифеев марксизма, как Каутский, Бернштейн и ряд других. А ведь они отражали развитие науки на основании движения истории, движения общества на Западе и на Востоке, и вне так называемой марксистско- ленинской науки советского типа. Поэтому говорить о нашем марксизме и о ясности в вопросах истории можно только условно.
