Михаил Шишкин - Русская Швейцария

И никогда твоей лазури ясной,

Сквозящей здесь по страшной глубине,

Луч солнца летнего своей улыбкой страстной,

Пройдя до дна, не нагревал вполне.

И никогда мороз зимы холодной,

Спустившись с гор, стоящих над тобой,

Не смел оковывать твоей пучины водной

Своей тяжелой, мертвенной броней.

За то, что ты не ведало, не знало,

Того, что в нас, в груди людей живет, —

Не жглось огнем страстей, под льдом не обмирало

Ты так прекрасна, чаша синих вод.

Тяжелый день… Ты уходил так вяло…

Я видел казнь: багровый эшафот

Давил как будто бы сбежавшийся народ,

И солнце ярко на топор сияло.

Казнили. Голова отпрянула, как мяч!

Стер полотенцем кровь с обеих рук палач,

А красный эшафот поспешно разобрали,

И увезли, и площадь поливали.

Букет альпийских роз мне по пути срывая,

В скалах меня ведет мой мальчик проводник,

И, радуясь тому, что бездна мне родная,

Я с трепетом над ней и с жадностью поник.

О, бледный Зильбергорн на блеклом небосклоне,

О, сладкогласная мелодия звонков —

Там где-то далеко чуть видимых на склоне

По злачной мураве пасущихся коров!

Уже в долинах – зной, уже повсюду – лето,

А здесь еще – апрель, сады еще стоят

Как будто бы в снегу, от яблонного цвета,

И вишни только что надели свой наряд.

Здесь одиночеству душа безумно рада,

А в воздухе кругом такая тишина,

Такая тишина и вечная прохлада,

И мед пахучих трав, и горная весна!

О, если б от людей уйти сюда навеки

И, смерти не боясь, лететь вперед, вперед,

Как эти вольные бушующие реки,

Как эти травы жить, блестеть, как этот лед.

Но мы не созданы для радости беспечной, —

Как туча в небесах, как ветер и вода:

Душа должна любить и покоряться вечно, —

Она свободною не будет никогда!

Там с вершин отвесных

Ледники сползают,

Там дороги в тесных

Щелях пролегают.

Там немые кручи

Не дают простору,

Грозовые тучи

Обнимают гору.

Лапы темных елей

Мягки и широки,

В душной мгле ущелий

Мечутся потоки.

В буйном гневе свирепея,

Так грохочет Рейн.

Здесь ли ты жила, о фея —

Раутенделейн?

Томимый снами, я дремал,

Не чуя близкой непогоды;

Но грянул гром, и ветр упал,

И свет померк, и вздулись воды.

И кто-то для моих шагов

Провел невидимые тропы

По стогнам буйных городов

Объятой пламенем Европы.

Уже в петлях скрипела дверь,

И в стены бил прибой с разбега,

И я, как запоздалый зверь,

Вошел последним внутрь ковчега.

Лазурным пламенем сияют небеса…

Как ясен зимний день, как восхищают взоры

В безбрежной высоте изваянные горы, —

Титанов снеговых полярная краса!

На скатах их, как сеть, чернеются леса,

И белые поля сквозят в ее узоры,

А выше, точно рать, бредет на косогоры

Темно-зеленых пихт и елей полоса.

Зовет их горный мир, зовут снегов пустыни,

И тянет к ним уйти, – быть вольным, как дикарь,

И целый день дышать морозом на вершине.

Уйти и чувствовать, что ты – пигмей и царь,

Что над тобой, как храм, воздвигся купол синий

И блещет Зильбергорн, как ледяной алтарь!

На высоте, на снеговой вершине,

Я вырезал стальным клинком сонет.

Проходят дни. Быть может, и доныне

Снега хранят мой одинокий след,

На высоте, где небеса так сини,

Где радостно сияет зимний свет,

Глядело только солнце, как стилет

Чертил мой стих на изумрудной льдине.

И весело мне думать, что поэт

Меня поймет. Пусть никогда в долине

Его толпы не радует привет!

На высоте, где небеса так сини,

Я вырезал в полдневный час сонет

Лишь для того, кто на вершине.

С высоты привет тебе, заря!

Океаном облака клубятся,

А меж ними цепи гор таятся,

И сквозят, рубинами горя.

С высоты сияет небосклон —

И встает над бездною туманной,

Весь в огне и славе первозданной,

Древний Эйгер, как господний трон.

Средь гор глухих я встретил пастуха,

Трубившего в альпийский длинный рог.

Приятно песнь его лилась; но, зычный,

Был лишь орудьем рог, дабы в горах

Пленительное эхо пробуждать.

И всякий раз, когда пережидал

Его пастух, извлекший мало звуков,

Оно носилось меж теснин таким

Неизреченно-сладостным созвучьем,

Что мнилося: незримый духов хор

На неземных орудьях переводит

Наречием небес язык земли.

И думал я: «О гений! Как сей рог,

Петь песнь земли ты должен, чтоб в сердцах

Будить иную песнь. Блажен, кто слышит».

А из-за гор звучал ответный глас:

«Природа – символ, как сей рог. Она

Звучит для отзвука. И отзвук – Бог.

Блажен, кто слышит песнь и слышит отзвук».

Фирвальдштетское озеро – Роза Ветров,

Под ветрами колышутся семь лепестков.

Эта роза сложилась меж царственных гор

В изумрудно-лазурный узор.

Широки лепестки из блистающих вод,

Голубая мечта в них, качаясь, живет.

Под ветрами встает цветовая игра,

Принимая налет серебра.

Для кого расцвела ты, красавица вод?

Этой розы никто никогда не сорвет.

В водяной лепесток – лишь глядится живой,

Этой розе дивясь мировой.

Горы встали кругом, в снеге рады цветам,

Юной Девой одна называется там.

С этой Девой далекой ты слита Судьбой,

Роза-влага, цветок голубой.

Вы равно замечтались о горной весне,

Ваша мысль – в голубом, ваша жизнь – в белизне.

Дева белых снегов, голубых ледников,

Как идет к тебе Роза Ветров!

«Фирвальдштетское озеро – Роза Ветров…»

К. Бальмонт

Отели, с пышными порталами,

Надменно выстроились в ряд

И, споря с вековыми скалами,

В лазурь бесстрастную глядят.

По набережной, под каштанами,

Базар всесветной суеты, —

Блеск под искусными румянами

В перл возведенной красоты.

Пересекая гладь бесцветную,

Дымят суда и здесь, и там,

И, посягнув на высь запретную,

Краснеют флаги по горам.

И в час, когда с ночными безднами

Вершины смешаны в тени,

Оттуда – спор с лучами звездными

Ведут отельные огни.

Держала мама наши руки,

К нам заглянув на дно души.

О, этот час, канун разлуки,

О предзакатный час в Ouchy!

– Всё в знаньи, скажут нам науки…

Не знаю… Сказки – хороши!

О эти медленные звуки,

О эта музыка в Ouchy!

Мы рядом. Вместе наши руки.

Нам грустно. Время, не спеши!..

О этот час, преддверье муки,

О вечер розовый в Ouchy!

В пучинах собственного чада,

Как обращенный канделябр,

Горят и гаснут водопады

Под трепет траурных литавр.

И привиденьем Монгольфьера,

Принесшего с собой ладью,

Готард, являя призрак серый,

Унес долины в ночь свою.

Мне снились: и море, и горы…

Мне снились…

Далекие хоры

Созвездий кружились

В волне мировой…

Порой метеоры

Из высей катились,

Беззвучно

Развеявши пурпурный хвост надо мной.

Проснулся – и те же: и горы,

И море…

И долгие, долгие взоры

Бросаю вокруг.

Всё то же…

Докучно

Внимаю,

Как плачется бездна:

Старинная бездна лазури;

И – огненный, солнечный

Круг.

Мои многолетние боли —

Доколе?..

Чрез жизни, миры, мирозданья

За мной пробегаете вы?

В надмирных твореньях, —

В паденьях, —

Течет бытие… Но – о, Боже! —

Сознанье

Всё строже, всё то же —

Всё то же Сознанье мое.

Разорвалось затишье грозовое…

Взлетает ввысь громовый вопль племен.

Закручено всё близкое, родное,

Как столб песков в дали иных времен.

А – я, а – я?.. Былое без ответа…

Но где оно?.. И нет его… Ужель?

Невыразимые, – зовут иных земель

Там волны набегающего света.