19 ноября 1917 года Ленин объявил: «Мы не применяем террор, как это делали французские революционеры, которые гильотинировали безоружных людей, и я надеюсь, не будем».
Только неисправимые идеалисты могли обсуждать необходимость существования подобной организации в революционный период. Конечно, число жертв ВЧК значительно меньше, чем было убито с обеих сторон во время Гражданской войны, не говоря уже о массовых убийствах гражданского населения и Красной, и Белой армиями. Но речь идет о стиле работы ВЧК, который оставил неизгладимый след на советской системе. Террор как средство достижения и сохранения власти превратился в управленческий прием, который использовался в борьбе с бюрократизмом, в случае неэффективности труда и так далее. ВЧК, несмотря на невероятные беспорядки первых дней, с помощью принуждения установила «настоящую» дисциплину. Ленин поддался соблазну. «Стреляйте», «угрожайте расстрелом», – дает он рецепты для решения самых незначительных административных проблем. Плохая телефонная связь? В телеграмме Сталину Ленин советует: «Пригрозите расстрелом идиоту, который отвечает за телефонную связь».[346]
Ленин предложил приговорить издателя, напечатавшего книгу без индексов, к шестимесячному заключению. его возмутило поведение Зиновьева, который был против немотивированного террора в отношении бывшего среднего класса. «Я возражаю, – пишет он Зиновьеву, – чтобы мы вмешивались в абсолютно правильную революционную инициативу масс».[347]
Возрождение армии и милиции привело к увеличению разногласий между большевиками и их бывшими союзниками, левыми эсерами и анархистами. Советское государство больше не нуждалось в анархистах. К тому же многие приверженцы философии князя Кропоткина теперь стали обыкновенными бандитами.[348]
В апреле 1918 года ВЧК разгромила анархистский центр в Москве. Робинсу и Локкарту показали дома, где анархисты якобы предавались разврату, пока в дело не вмешались чекисты. Однако в газетах появились критические замечания: «До сегодняшнего дня большевики заигрывали со своими «левыми» друзьями… Понятна терпимость большевиков к анархистам: они были способны захватывать дома и доставать оружие».[349]
Газета анархистов взорвалась угрозами: «Вы каины… Ленин воздвиг свой октябрьский трон на наших костях… наш Октябрь еще впереди…» Превосходный повод, чтобы заставить большевиков от слов перейти к делу. Красная армия и ВЧК решили доказать, что никаких будущих «октябрей» не будет.
Не так просто оказалось свести счеты с левыми эсерами. Никто не мог утверждать, что наследники народнических традиций – обыкновенные хулиганы и бандиты. В июле – августе развернулась драма, закончившаяся исчезновением левого крыла некогда влиятельной партии, продолжавшей сохранять преданность русскому крестьянству.
Левые эсеры оказались невыносимыми союзниками. Они решительно противились доводам Ленина в отношении необходимости мира, а после заключения мирного договора их представители (без сомнения, Ленин вздохнул с облегчением) вышли из Совнаркома. Но некое подобие сотрудничества сохранялось между партиями эсеров и большевиков. Самое удивительное, что левым эсерам было позволено остаться в ВЧК; один из них был заместителем Дзержинского.
Мало того что левые эсеры энергично возражали против политики большевиков, направленной на укрепление государства (введение смертной казни, обращение к специалистам с просьбой вернуться в промышленность и в армию и т. п.), они продолжили агитационную работу против мира с Германией. Левые эсеры встретили приезд германского дипломата, графа Мирбаха, оскорбительными намеками на то, что якобы теперь он станет губернатором России и Ленин будет выполнять его приказы. Левые социалисты смогли вывести из себя не только большевиков, но даже историков. Они жаловались, что коммунисты ограничивают свободу, однако поддержали их решение о роспуске Учредительного собрания. Они оплакивали решение о введении смертной казни, но их люди по-прежнему оставались в ВЧК. Они были против войны, но настаивали на разрыве отношений с Германией. Лидер левых эсеров, тридцатидвухлетняя Мария Спиридонова являлась воплощением недееспособности партии как политической организации. В 1906 году она убила царского чиновника, губернатора Луженовского; после ареста подверглась пыткам и была изнасилована. Теперь эта истеричная женщина определяла политику своей партии. Весной в ряде провинциальных городов левые эсеры, объединив усилия, свергли большевистское руководство местных Советов. Главную атаку на большевиков было решено провести в период заседания V Всероссийского съезда Советов, назначенного на июль 1918 года. Левые эсеры оказались в меньшинстве, но они знали помимо парламентских голосований и дебатов иные способы политической войны.
Итак, 24 июня 1918 года на заседании ЦК эсеров было принято решение об убийстве графа Мирбаха.[350]
Поначалу Мирбах разделял официальную линию своего правительства, считая, что в интересах Германии сохранить власть большевиков в России, и, похоже, оказывал серьезную финансовую поддержку. Постепенно он пересмотрел свои взгляды. Большевизм, пишет он в докладе от 25 июня, скоро «падет жертвой процесса внутреннего распада…». Немцам следует «заполнить вакуум, который образуется в результате этого распада…». По его мнению, лучшими кандидатами на заполнение вакуума были правые партии и умеренные. Он советовал начать наступление, которое ускорит крах большевиков.[351]
О том, что этот доклад стал известен большевистским лидерам, свидетельствуют слова Ленина, сказанные им Троцкому на следующий день после убийства германского дипломата: «Мирбах постоянно сообщал, что мы слабы и будет достаточно одного удара».[352]
Не было бы ничего странного в том, если бы кто-то из коммунистов решил устранить Мирбаха и таким способом убедить немцев, что мир с большевиками должен быть сохранен.
Вообще обстоятельства убийства Мирбаха представляются весьма подозрительными. На открытии съезда 4 июля Ленин подвергся жестокой критике со стороны левых эсеров. Когда он заявил о необходимости создания дисциплинированной армии, поднялись крики: «Совсем как Керенский», «Мирбах вам этого не позволит». Ленин спровоцировал эсеров, заявив, что Спиридонова «лжет» и что большевики сделали большую ошибку, приняв земельную программу эсеров. Он особо подчеркнул стремление противников отказаться от мира и втянуть Россию в войну с Германией. Мирбах, находясь в дипломатической ложе, слышал угрозы в свой адрес со стороны эсеров.
В таком случае непонятно, почему не было предпринято никаких дополнительных мер по охране германского дипломата. Яков Блюмкин и еще один заговорщик, оба левые эсеры и члены ВЧК, 6 июля без труда прошли на заседание съезда. У них были пропуска, подписанные Дзержинским, и девятнадцатилетний Блюмкин был уполномочен охранять иностранных представителей (!). Блюмкин застрелил графа Мирбаха и убежал.
Одновременно с убийством левые эсеры – сотрудники ВЧК подняли мятеж и заключили в тюрьму Дзержинского и Лациса. В ряде провинциальных городов вспыхнули инспирированные левыми эсерами вооруженные выступления. Командующий войсками Восточного фронта, левый эсер М.А. Муравьев по собственной инициативе объявил войну немцам и большевикам. Правительство без труда подавило мятеж, а Муравьев, некогда герой революции, застрелился. В Москве были арестованы Спиридонова и другие лидеры левых эсеров. Члены ВЧК, включая Александровича, заместителя Дзержинского, поднявшие мятеж, были расстреляны. Блюмкин исчез, но через год появился, был прощен и принят в коммунистическую партию. И лишь спустя несколько лет при Сталине (как часто эта фраза появляется в отношении личностей того периода!) был расстрелян, первым из многих коммунистов, обвиненных в троцкизме.
Таковы голые факты заговора левых эсеров. Вполне вероятно, что кому-то из высшего большевистского руководства, осведомленному о готовящемся заговоре, пришла мысль, что появляется блестящая возможность избавиться разом и от левых эсеров, и от неудобного германского посла. Германия отчаянно нуждалась в мире (ее наступление на Западе было остановлено), но убийство посла могло привести к возобновлению военных действий против России. Ленин призывал к осторожности во всем, что касалось иностранных дел. Председатель Совнаркома отправился в посольство Германии для выражения соболезнований (можно себе представить, какие чувства он при этом испытывал!).
Ленин тут же воспользовался сложившейся ситуацией. Невероятно исказив факты, что станет впоследствии характерной чертой коммунистов, он обвинил левых эсеров в том, что они действовали в интересах монархистов и англо-французских капиталистов. Введенные в заблуждение, запутавшиеся люди были представлены им как «мелкие буржуазные» авантюристы. Это была мудрая мысль, продемонстрировать милосердие к лидерам эсеров: Спиридонова и другие руководители партии вскоре были прощены, но их тылы были разгромлены. Они уже никогда не смогли составить конкуренцию большевикам. Глупое убийство и неудачная попытка захвата власти отодвинули в тень их некогда опасный, пользующийся популярностью призыв: «Долой диктаторов-комиссаров». Как раньше в истории русского народничества, так и теперь индивидуальный терроризм оказался беспомощным перед массовыми репрессиями.
