Летом 1922 года при переходе польско-советской границы был арестован эмиссар Савинкова, который выдал ГПУ его резидентуры в Смоленске и Москве. Сотни членов «Народного союза защиты Родины и Свободы» были арестованы и осуждены на процессах в Смоленске, Гомеле, Харькове, Киеве, Одессе, Туле, Самаре, Петрограде. По всей России в течение короткого периода времени были разгромлены савинковские организации и «Народный союз защиты Родины и Свободы» потерял опору в Советской республике.
В ГПУ решили заставить Бориса Савинкова поверить в существование в России большой и разветвленной подпольной антибольшевистской организации «Объединенный руководящий центр Либеральных демократов». Совсем недавно у Савинкова были тысячи верных и хорошо вооруженных людей, отряды в Польше, центры в Варшаве, Праге и Париже, но в течение 1922 года все рассыпалось, кроме небольших групп в центральных городах. Сотрудники ГПУ имитировали создание «ЛД» и направили своих представителей в цент Савинкова в Варшаве с предложением объединиться в борьбе с большевиками, которых очень раздражали статьи из савинковской газеты «За свободу», издававшейся в Париже:
«Мы начинаем новый этап борьбы с большевизмом, этим главным несчастьем человечества, и заявляем, что этот путь пройдем до конца. Мы не обманем надежды тех, кто верил нам. Мы держим в руках оружие и как никогда уверенны в победе.
Никакой реставрации монархии в России не будет, и пусть на это ни кто не надеется. Мы видим впереди только парламентскую Россию, и к этой цели мы приближаемся тысячами путей, ощущая ее близость и реальность. Вперед, с чистой душой и верой в нашу грядущую победу! Трагически заблуждаются те, кто готов за уничтожение большевиков заплатить русской государственностью, русским обществом, русской мыслью. Этим жалким пигмеям не дано знать, что главная сила спасения России находится в самой России и эта сила в свой час сметет с лица земли и большевиков и пигмеев, потерявших веру в свою родину».
Встречи и проверки Савинкова с представителями подпольных либеральных демократов за границей продолжались весь 1923–1924 годы. Правдоподобность мифа ГПУ подтверждали письма схваченных в России агентов Савинкова, у некоторых из них были взяты в заложники их семьи, фальшивыми разведывательными донесениями и сообщениями газет о псевдодиверсиях. Савинков предложил ЛД продумать возможность создания по образцу США Всероссийских Соединенных штатов. Доверенным лицам Савинкова в России создатели мифа ЛД сказали, что переворот в стране уже давно подготовлен, и если «Народный союз защиты Родины и Свободы» не хочет совместной работы, «Либеральные демократы» свергнут большевиков сами. Один из руководителей подпольщиков встретился в Париже с Савинковым, сказал, что у них нет опыта боевой работы, и предложил автору «Воспоминаний террориста» возглавить антибольшевистский заговор и восстание. Савинков решил поехать в Москву и разобраться с ситуацией на месте.
После перехода польско-советской границы в середине августа 1924 года Борис Савинков был арестован сотрудниками ГПу в Минске, перевезен в Москву и уже через десять дней судим – гордый террорист запираться не стал и сказал, что он действительно годы и годы боролся против большевиков. На официальном суде 26 марта Савинкову сначала объявили расстрел, но вдруг заменили его десятью годами тюрьмы. Все, что с Савинковым происходило дальше, документально и достоверно не подтверждено. По официальным данным он погиб, выбросившись из кабинета следователя на пятом этаже внутренней тюрьмы на Лубянке 7 мая 1925 года.
По всей Европе долго обсуждали судьбу Бориса Савинкова. Многие считали, что это тщательно спланированное убийство. Через пятьдесят лет точку в этом споре поставил Александр Солженицын: «В 1937 году, умирая в колымском лагере, бывший чекист Артур Шрюбель рассказал кому-то из окружающих, что он был в числе тех четырех, кто выбросили Савинкова из окна пятого этажа в лубянский двор! Так вторая загадка, необычайно милостивого приговора – развязывается грубой третьей.
Слух этот достиг меня, а я передал его в 1967 году М.П.Якубовичу, и тот воскликнул: «Верю! Сходится! А я то Блюмкину не верил, думал, что хвастает». В конце 20-х годов под глубоким секретом Блюмкин рассказывал Якубовичу, что это он написал так называемое письмо Савинкова Дзержинскому по заданию ГПУ».
Бориса Савинкова убили, а потом расстреляли его детей. Верные ленинцы никогда не знали колебаний, убивать кого-нибудь или нет. Конечно, убивать, и концы в воду. Нет человека – нет его возможной проблемы. После гибели знаменитого террориста Зинаида Гиппиус в Париже собрала и издала в Париже сборник его стихов, желая, чтобы они остались в исторической памяти:
«Гильотина – жизнь моя,
Каждый день казнят меня…
Гильотина – острый нож?
Ну так что ж?
Все не верно. Все ничтожно.
Все не нужно. Все темно.
И кружится безнадежно
Скучных дней веретено.
В тени полуденной платана
Фонтана звонкая струя….
Незаживающая рана
Душа погибшая моя».
В 1878 году император Александр III писал с русско-турецкой войны своей супруге Марии Федоровне, Дагмаре: «Интендантская часть отвратительна, и ничего не делается, чтобы ее поправить. Воровство и мошенничество страшное и казну обкрадывают в огромных размерах». Александр III не упоминал своего отца, как полноправного виновника очередного имперского позора, но выдающиеся российские историки лицемерить не стали.
С.М.Соловьев писал об Александре II: «Оно, реформирование империи, было бы легко при правительственной мудрости, но ее то и не было. Преобразования успешно проводятся Петрами Великими, но беда, если за них принимаются Александры Вторые». К Соловьеву присоединился В.О.Ключевский: «Одной рукой Александр II даровал реформы, возбуждал в обществе самые отважные ожидания, а другой – выдвигал и поддерживал слух, которые их разрушали. Все его великие реформы, непростительно запоздалые, были великодушно задуманы, спешно разработаны и недобросовестно исполнены».
Александр III все, что можно и нельзя сделал для приближения Октябрьской революции, но его сын, Николай II, сделал еще больше. Жена Александра III и мать Николая II Мария Федоровна говорила министру внутренних дел: «Они, подданные, дают советы, когда их об этом не просят – это ужасно!» при явном приближении русской революции императрица писала Сергею Витте: «Вы хотите сказать: государь не имеет характера императора? Это верно. Но ведь в случае чего его должен заменить брат Миша, а он имеет еще меньше воли и характера».
В 1915 году поручик Николай Мясковский, выдающийся композитор, писал во время отступления российской армии из только что занятых Карпатских гор своему другу, гениальному композитору Сергею Прокофьеву: «Что в армии царит вообще! Какая путаница, верхоглядство, неосведомленность, неспособность считаться с силами войск. Под Ярославом войска около суток не спали, были случаи, что сдавались от полного бессилия, изнеможенные. А неумение вести операции – кошмар!
У нас нет ни плана компании, ни вооружения, ни организации снабжения, ни войск. Есть невооруженные необученные банды, которые бегут от первой шрапнели, таща сапоги в руках. У нас нет вспомогательных войск. Аэропланы летают в тылу, тогда как германцы ими корректируют стрельбу. Автомобили первые удирают. Всякие санитарные отряды, особенно Всероссийского Земского Союза, бегут от опасной работы, как от чумы, да притом так организованы, что в госпиталях нет даже перевязочных средств, хирургических препаратов!»
В Первой мировой войне Россия теряла и теряла миллион за миллионом, а Николай II приближал и приближал кровавую революцию, назначая и назначая в правительство подонка за подонком. В обществе говорили, что к имперской трагедии быстро ведет «назначение министров царем по принципу их лояльности Александре Федоровне». Сестра императрицы Елизавета Федоровна в ноябре 1916 года писала царице: «Помни судьбу Людовика XVI и Марии-Антуанетты!» Французский посол Морис Палеолог докладывал в Париж: «Монархисты хотят объявить императора слабоумным и неспособным дальше царствовать, объявив царем наследника под регентством одного из великих князей».
Точку в истории династии и империи поставил Николай II, 26 февраля 1917 года распустивший Государственную Думу. В России началась всеобщая революция. Николай II отрекся в пользу брата Михаила, тот отрекся в пользу Учредительного собрания. 2 марта с Российской империей было закончено, и великий князь Николай Михайлович уверенно подвел итог: «Династия Романовых дискредитирована, народ ее не хочет».
3 марта 1917 года Исполком Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, в котором преобладали эсеры, выпустил приказ «Об аресте Николая II и прочих членов династии Романовых» и это было начало короткого их пути в Екатеринбург и Алапаевск. Уже через полгода в Смольном институте на втором этаже сидел невысокий, коренастый, лобастый мыслитель, руководитель победившей в революции партии, и думал, что ему делать с династией Романовых и бывшей Российской империей. Перед ним на огромном столе лежали документы и материалы о партии социалистов-революционеров. Лобастый мыслитель думал и думал об эсеровском феномене, думал и думал о терроре.
