жены съ дарящимъ, — онъ негодуетъ только, что даритель сыгралъ съ его женой глупый фарсъ, который можетъ бросить на жену тѣнь подозрѣнія. Ему и въ голову не приходитъ, что нужно имѣть какое ни-будь право, чтобы дарить; онъ полагаетъ, что можно и естественно дарить женщинѣ по 4 тысячи, только какъ простой знакомой.
Точно также роль женщины, принимающей 4 тысячи рублей отъ знакомаго, ему нисколько не кажется предосудительной. Словомъ, на сцену опять выплываетъ то-же: „татаринъ далъ“, — всѣмъ понятное и нисколько не зазорное.
— Отчего не поживиться отъ татарина? Что тутъ такого?
Въ отдѣльныхъ случаяхъ оно часто такъ и бываетъ: дастъ татаринъ и на этомъ дѣло и окончится. Но такой взглядъ женщинъ на татаръ въ результатѣ приводитъ къ тому, что у всякаго мало-мальски зажиточнаго татарина имѣется любовница не татарка русская, полька, еврейка, нѣмка рѣже грузинка, еще рѣже — армянки. Объясняется это тѣмъ, что грузины и армяне знаютъ точное значеніе татарскихъ подарковъ и во время принимаютъ мѣры, — всѣ же остальные, какъ люди пришлые, съ обычаями татаръ и взглядами на вещи незнакомые, болѣе смѣло „играютъ съ ог-немъ“ и, разумѣется, въ концѣ концовъ обжигаются. Жена, втянутая подарками въ роскошь не по-средствамъ, принуждена бываетъ сдаться, и или оставляетъ мужа, переходя открыто на содержаніе татарина, или же ставитъ мужа въ печальное положеніе совладѣльца съ татариномъ, доставляющимъ ей усиленныя средства къ жизни.
Мы остановились на сношеніяхъ замужнихъ женщинъ съ татарами, во первыхъ, потому, что явленіе это достаточно распространенное, а во вторыхъ и потому, что продажность женщины тутъ наиболѣе явна и доказательна, меньше сомнѣнія въ томъ, что связь основана на корыстныхъ разсчетахъ женщины, а не на влеченіи по страсти.
Уже самое предпочтеніе такими женщинами татаръ мужчинамъ другихъ національностей объясняется просто тѣмъ, что татары щедрѣе и легче поддаются эксплоатаціи.
Но это, конечно, не значитъ, что татары являются исключительными претендентами, они только первенствуютъ среди равныхъ, и въ сущности недалеко ушли въ этомъ отношеніи, отъ христіанъ. Разница только въ томъ, что у христіанъ такія связи скрываются болѣе тщательно, но это понятно почему. Татаринъ, сожительствуя съ женщиной, въ сущности не совершаетъ никакого преступленія, ни противъ религіи, ни противъ обычнаго права, — и законъ религіозный и обычай, если не поощряютъ, то разрѣшаютъ ему это сожитіе и мало отличаютъ его отъ обыкновеннаго брачнаго сожитія. Поэтому и скрывать ему такія отношенія къ женщинѣ нѣтъ надобности, ибо онъ вправѣ вступить въ. такія отношенія, во всякое время онъ можетъ даже привести эту женщину къ себѣ въ домъ, и это будетъ въ порядкѣ вещей.
Христіанинъ же совсѣмъ въ иномъ положеніи— ни религія, ни обычное право не разрѣшаютъ ему сожительства внѣ брака, а, напротивъ, строго воспрещаютъ. Вступивъ во внѣбрачную жизнь, онъ нарушаетъ и обычаи и религіозныя постановленія и попираетъ право своей жены, словомъ дѣлаетъ недозволенное, а поэтому долженъ скрывать свои поступки. Кромѣ того, ему понятнѣе и та опасность, какая грозитъ его любовницѣ, если ихъ связь обнаружится; онъ съ молокомъ матери всосалъ общепринятый взглядъ цивилизованныхъ народовъ, налагающій на любовника обязанность хранить тайну любовницы, хотя бы она и брала за свою любовь деньги.
Но это нисколько не вліяетъ на число внѣбрачныхъ связей христіанъ; они такъ-же распространены, какъ и у татаръ, только тщательнѣе скрываются.
Но оставимъ это въ сторонѣ. Намъ важно опредѣлить не это, а самое положеніе „содержанки при мужѣ", а также и степень ея приближенія къ проституціи.
„Содержанки при мужѣ" — это явленіе прямо противуположное отмѣченной нами торговлѣ женами. Какъ тамъ иниціатива, а, слѣдовательно и вина падаетъ на мужчину (мужа) — такъ тутъ виновницей является женщина. Какъ тамъ физически и нравственно мужъ давитъ жену, такъ тутъ жена, если не физически, то нравственно терзаетъ мужа, стремясь къ цѣлямъ наживы или честолюбія.
Вотъ, напримѣръ, мужъ — человѣкъ вполнѣ порядочный, нравственно щепетильный, но слабохарактерный, — любовь къ женѣ захватила его всего. А она всѣмъ извѣстная прожигательница жизни, счета ея портнихи посылаются сегодня къ одному, завтра къ другому, черезъ недѣлю къ третьему покровителю. Мужъ не можетъ не видѣть этого, онъ чувствуетъ, что и для другихъ поведеніе его жены не тайна, но не имѣетъ силы даже сказать ей объ этомъ и только старается хоть сколько нибудь возстановить ея репутацію въ глазахъ другихъ.
— Она легкомысленна, это правда, — говоритъ онъ своимъ друзьямъ и знакомымъ, — но если бы вы знали, какая у нея добрая душа? И какъ она любитъ меня! Когда я болѣю, она вся измучается, не спитъ, не ѣстъ, не пьетъ.
Бѣдный, жалкій человѣкъ! Онъ старается увѣрить въ непорочности жены часто тѣхъ, которые покупали ее, покупали грубо съ предварительнымъ установленіемъ цѣны: за столько-то!
Эта женшина въ особенности типична своей продажностью, а поведеніе ея характерно. Она вращается въ лучшемъ обществѣ и въ то же время прямо таксируется на биржѣ разврата, всякій знаетъ, что ее можно купить за столько-то. Всѣ это знаютъ, что называется, въ засосъ разсказываютъ другъ другу о ея похожденіяхъ, — но и только, она принята вездѣ, продажностью ея въ сущности никто не гнушается. Въ сущности даже и разговоры о ней не касаются ея продажности, а отмѣчается главнымъ образомъ откровенность ея поведенія.
Вышла изъ театра, сѣла съ нимъ въ коляску и поѣхала въ гостиницу. Могла бы отойти отъ театра и тамъ гдѣ нибудь сойтись. А то при всѣхъ.
Въ преступленіе ей ставится только то, что она ѣдетъ на развратъ при всѣхъ, — а то, что она, имѣя мужа и вполнѣ сносное обезпеченіе, все же торгуетъ собой, въ вину не ставится. Это въ порядкѣ вещей, красота женщины вообще продажна, она предметъ рынка, какъ и всякій другой товаръ. II это потому, что кромѣ красоты, буржуа извѣстнаго сорта не цѣнитъ въ женщинѣ ничего, чисто человѣческія достоинства ея не имѣютъ спроса, съ ними—„безъ дѣлъ“, какъ говорятъ биржевики. Женщина, такимъ образомъ, вынуждена или остаться внѣ вниманія мужчинъ, отступить и дать дорогу другимъ, или же воздѣйствовать на окружающихъ своей красотой и только красотой. Женщина исключительно сильная, конечно, не подчинится
этому режиму и скорѣе останется одинокой, внѣ общества, — но вѣдь исключительно сильныхъ, ставящихъ свое человѣческое достоинство выше радостей жизни, немного, онѣ рѣдкость. Рядовая же женщина поневолѣ идетъ въ уровень со всѣми, т. е. помощью красоты добивается успѣха въ обществѣ. А такъ какъ красота требуетъ рамки, которая требуетъ денегъ, то и кончается тѣмъ, что красота и ея обладательница дѣлаются рыночной цѣнностью.
Кто тутъ виноватъ — женщины ли, подлаживающіяся ко вкусамъ мужчинъ, или мужчины разряженную красивую куклу предпочитающіе человѣку?
