В октябре до Петра дошли сведения об измене гетмана Мазепы. Предводитель казачества в переписке обещал Карлу мощную поддержку – 50 000 казаков, теплые квартиры и сытное житье, если тот войдет в Украину и подарит Мазепе пожизненный титул «законного князя Украины». Узнав об этом, русский царь добился у духовенства предания предателя анафеме. В тот же день, когда в городе Глухове[72], где пребывал царь, была проведена положенная на такие случаи молебен, гетмана казнили. Виртуально. Набитое и одетое в гетманский кафтан чучело, символизировавшее Мазепу, было вынесено на площадь, после чего над ним зачитали смертный приговор и разорвали все жалованные ему грамоты: на гетманство, на чин Действительного Тайного советника, на получение ордена святого апостола Андрея Первозванного, который тут же был с чучела сорван. Процедуру разрывания проводили ни кто-нибудь, а высшие российские должностные лица, во главе с князем Меньшиковым. Когда все, что надо, было разорвано, куклу передали в руки палача и он еще долго с ним работал: таскал на веревке по улицам города и все встречные имели возможность пнуть поганое чучело и получить за это рюмку водки. Наконец, остатки «Мазепы» доволокли до приготовленного для казни места, где и повесили.
С живым Мазепой идти помогать шведам воевать против русских согласились лишь 5000 казаков. С такой армией гетман и прибыл в шведскую ставку. Но и те казаки, после того, как новым гетманом был избран лояльный к России стародубский полковник Иван Скоропадский[73], успешно разбежались, и к лету 1709 года отряд Мазепы уменьшился до 2000 человек, полагаться на которых Карл уже не решался.
Измотанная, измученная страшными зимними морозами, каких в Европе не видели полтысчелетия, и так и не получившая обещанной щедрой поддержки шведская армия была совершенно не готова к сражению с превосходившими ее по численности российскими войсками. Но Карл никак не мог ждать. Он жаждал реванша, надеясь на свой полководческий гений. Генеральное сражение, на которое он возлагал такие великие надежды, состоялось 28 июня 1709 года.
Дело было под Полтавой. В 6 часов утра Петр выстроил русскую армию и произнес перед ней речь:
– Воины! Вот пришёл час, который решит судьбу Отечества. И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру вручённое, за род свой, за Отечество… Не должна вас также смущать слава неприятеля, будто бы непобедимого, которой ложь вы сами своими победами над ним доказывали… А о Петре ведайте, что ему жизнь его недорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе для благосостояния нашего.
Сложно сказать, услышали ли царские слова все солдаты, которых было около 35 000 человек, но дрались они храбро. Сперва удача была на стороне шведов. Пойдя в атаку, они прорвались через 1-й батальон Новгородского полка, но после того, как Петр лично повел в наступление 2-й батальон, чаша военных весов склонилась в его сторону и далее уже находилась в таком состоянии. В ходе этого наступления одна шведская пуля пробила шляпу Петра, а еще одна попала в грудь и расплющилась о нательный крест. Оторвавшиеся от основных шведских сил части шведской кавалерии были разгромлены в Полтавском лесу. Русские драгуны обошли войска Карла по флангу, после чего русская пехота пошла в штыковую атаку, во время которой сработала одна из придуманных русским командованием военных хитростей. В русской армии молодые солдаты и солдаты опытные имели различную форму. Зная это, Карл направил основные свои части на солдат, одетых в «опытное» обмундирование. Он не знал, что незадолго до начала битвы царь приказал солдатам обменяться формой. В результате элитные шведские части попали в засаду.
Под натиском русской пехоты шведы начали отступать, не обращая внимания на приказы, которые продолжал отдавать их король. Для того, чтобы солдаты его лучше видели, Карл приказал скрестить пики и на них поднять его высоко над землей, но эта мера не помогла. Поняв, что дело идет к поражению король Швеции потерял сознание. Его вынесли с поля битвы и на карете отправили в Переволочно[74]. Битва окончилась в 11 часов утра полным разгромом шведских вооруженных сил. Карл переложил бремя командования оставшимися солдатами на генерала Левенгаупта, а сам, вместе с примкнувшим к нему Мазепой, отправился в Очаков[75]. Собственно, задачи победить перед генералом уже не ставилось. Надо было спасти хоть какие-то остатки армии. Но и этого сделать не удалось: солдаты были настолько деморализованы и запуганы, что при первом же удобном случае бросали оружие и сдавались в плен даже обычным крестьянам. 30 июня 17 000 шведских солдат, во главе с Левенгауптом прижатые к берегу Днепра сдались в плен 9-тысячному российскому отряду. В качестве трофеев Петр получил 28 пушек, 127 знамен и всю королевскую казну. Подписавший капитуляцию Левенгаупт был доставлен в Россию, где, в качестве пленного, прожил все оставшиеся ему 10 лет жизни. Умер он в Москве, так ни разу и не побывав на родине.
В ходе битвы армия Петра потеряла 1345 человек, еще чуть больше 3000 было ранено. У шведов было убито более 9000 и около 19 000 взято в плен.
После победы русских под Полтавой мнения глав зарубежных держав о возможном исходе войны изменились в корне. Быстренько подсуетившись, в войну на стороне русских вновь вступили, подписав соответствующие союзные договоры, Саксония и Дания. Теперь основные боевые действия вернулись в Прибалтику.
«Полтавская виктория» с шумом праздновалась по всей стране. Царь Петр, в одночасье ставший одним самых уважаемых и могучих европейских монархов, щедро награждал всех так или иначе к ней причастных. Не забыли и о скромных тружениках тыла, ковавших оружие победы. Вот только Никите ничего не досталось. Но не потому что царь не оценил его работу, просто его наградили раньше, уже после битвы у Лесной, которую сам Петр потом называл «матерью Полтавской баталии». В самом начале 1909 года кузнец «на Невьянских железных заводах за литье и за поставку к нынешнему воинскому случаю воинских припасов» был произведен в «царские комиссары» при Верхотурских заводах. Тогда это звание не носило того политического характера, какое получило в XX веке, и было чисто хозяйственным. В указе о назначении функции Никиты в новом чине определялись следующим образом: «ведать ему на тех заводах мастеровых и работных людей и крестьян всякою расправою и управлять всякое заводское дело и воинские припасы готовить и ставить с кованным железом по-прежнему с великим радением и правдою». В грамоте, выданной Никите 11 февраля для передачи Кунгурскому воеводе Ионе Новосильцову особо указывалось, что чин сей дан именно за верную службу и за бесперебойные поставки сибирского железа.
Официально «комиссар» считался государственным чиновником, приписанным к органам охраны правопорядке. На подведомственном ему объекте, кроме собственно охраны правопорядка и наказания виновных, он занимался распределением работ, управлением канцелярией, бухгалтерией, обеспечением всеми необходимыми припасами, в том числе – и продовольственными, торговлей и прочей социалкой, включая поддержание в рабочем состоянии школ и больниц. Никита гордился этим званием и во всех документах подписывался не иначе как «Коммисаръ» (как тогда только не писали этот слово: и «комиссар», и «коммисар», и «коммиссар», и «комисар», и «камисар», и все было правильно. Слабо прописанные граматические правила позволяли коверкать слова кому как услышится). Вернее, не подписывался, а подписывали за него, поскольку грамоте ведущий российский металлург так за всю жизнь и не научился. Никита этого совершенно не стеснялся, всегда говорил, что «грамоте не учен» и даже иногда пользовался своей неграмотностью. Например, когда надо было доказать, что какой-то указ он не читал, или для того, чтобы отказаться подписывать невыгодную бумагу. На его надгробной плите было написано: «именовался чином до 1701 года кузнец оружейнаго дела мастер. И в таком чину был 51 год; потом за знатную его службу, за неусыпный его труд в произведении, как железных и медных, так к пользе всему нашему Российскому государству многих воинских и прочих припасов, и кованнаго железа, именным указом в каммиссары пожалован, и был в том чину даже до часа смертнаго».
Несколько позже Петр хотел наградить своего друга другим, более оригинальным способом. А именно, установкой ему медного памятника в Петербурге, «в публичном месте, в ознаменование оказанных им заслуг». Однако это награждение так и не состоялось, возможно, из-за скромности Никиты, а может и из-за бюрократических проволочек, весьма характерных для того времени.
В сентябре 1720 года по приказу Петра в правительстве был подготовлен указ, в котором говорилось: «Его Императорское Величество Государь Петр Великий комиссара Никиту Демидова, за его вернуя службу и особливо показное прилежное радение и приложенное старание в произведении медных[76] и железных заводов, в дворяне и шляхтичи 1720 г. сентября 21, Всемилостивейше пожаловал с утверждением в сем достоинстве его, Никиты Демидова, законнаго его наследника и старшего сына Акинфия Демидова с родными его братьями Григорием и Никитою и законным их потомством». Однако, в связи с отъездом Никиты, царь документ не подписал. А потом, поскольку Демидов не придавал этому званию особого значения, про неподписанный указ забыли и спрятали его в архивах, где-то в личном реестре сибирского комиссара.
