«Советский кинематограф просто не вправе отдавать на откуп зарубежным ремесленникам право пользования, к тому же хищнического, сокровищницей русских классических литературных сюжетов, и в частности таких, в которых развиваются народно-сказочные мотивы: так, в недавнее время итальянский режиссер Марио Бава осуществил постановку фильма по повести „Вий“ как сугубо коммерческий „фильм ужасов“, получивший название „Маска смерти“, говорящее само за себя.
Наш фильм задуман в прямой полемике с поделками подобного рода: будучи произведением фантастико-феерическим по своей образной сути (в соответствии с первоисточником), по жанру своему он должен быть народной комедией, полной земного здорового юмора, прежде всего реальной картиной народной жизни, в которую так органично входит сказочность и буйство фантазии...»
Стоит отметить, что в руском кинематографе «Вий» уже экранизировали: это сделал В. Старевич за год до революции – в 1916 году. Это был традиционный «ужастик», копирующий фильмы подобного жанра, выпускаемые на Западе. Ершов и Кропачев обещали сделать иное кино. Им поверили, и Госкино довольно быстро разрешило молодым режиссерам взяться за эту постановку. Но сами дебютанты еще не знали, какие трудности ждут их проект впереди. Хотя трудности эти были вполне прогнозируемы.
Во-первых, это был дебют, во-вторых – у советского кинематографа не существовало такого опыта трюковых съемок, как это было в западном кинематографе, который те же «ужастики» снимал почти семь десятилетий. В итоге уже первые просмотры отснятого материала повергли высоких начальников в шок. Слабым было все: и игра отдельных актеров, и трюковые сцены. Дебютанты оказались явно не на высоте, и, чтобы не загубить картину окончательно, надо было срочно принимать радикальные меры. Их приняли, прикрепив к дебютантам двух мэтров: одного из лучших киносказочников страны режиссера Александра Птушко и его верного оператора (прежнего, В. Пищальникова, с «Вия» убрали) Федора Проворова (они вместе сняли такие блокбастеры, как «Каменный цветок», «Садко», «Илья Муромец»).
Птушко взялся за дело рьяно. Под его неусыпным контролем начались работы по воссозданию объекта «церковь», где будут проходить все будущие ужасы, масок чудищ и самого повелителя царства мертвых Вия. Вспоминает Н. Маркин:
«Мы постоянно с Птушко спорили. Он хотел, чтобы церковь была кривая. Но где вы видели покосившуюся церковь? Их всегда строили очень добротно, на века. Он топал ногами, требовал, чтобы нашли гнилые бревна, трухлявые доски. Мы без конца рубили, резали, подкрашивали... Бывало, что Александр Лукич, которому тогда было уже под 70, сам брал в руки топор. Он любил все делать своими руками. Строгал, лепил, делал седла в шорной мастерской. Ему, единственному из режиссеров, присвоили звание „Мастер – золотые руки“...»
В январе 1967 года Птушко приступил к подготовке самых кульминационных и оттого самых сложных эпизодов «в церкви». Это там Хома должен высидеть три ночи, не испугавшись мертвой Панночки и ее загробного войска, состоявшего из всяческой нечисти в виде упырей, вурдалаков и т. д. Поскольку ничего подобного в советском кино еще не снимали, режиссеры фильма хотели потрясти воображение отечественного зрителя этими съемками. Нечисть создавалась, что называется, на славу. Вампиры были вислоухие, упыри трехносые, вурдалаки имели губы в половину лица. Маски и костюмы производились на базе студии денно и нощно. Кроме этого, Птушко специально пригласил на съемки десять карликов, которые должны были контрастировать с рослой нечистью и придавать ей еще более зловещий вид.
Съемки «церковных ужасов» начались в конце месяца и длились почти до марта. Одним из самых сложных трюков был полет Панночки в гробу. Вообще гробов было три: в первом Панночка лежала, во-втором летала, а третий летал с закрытой крышкой (последний гроб был в два раза меньше двух остальных, поэтому его перемещать было легче). В основание гроба, в котором летала Панночка, был вмонтирован металлический штырь-кронштейн, к которому и пристегивали актрису монтажным поясом. За спиной, под балахоном, у нее была закреплена надежная опора. Но даже несмотря на все эти ухищрения, а также на то, что в гробу предварительно перелетали многие из членов съемочной группы, Варлей жутко боялась этих полетов (и это при том, что она закончила цирковое училище по специальности «акробатка»!). Видимо, эта боязнь ей потом и аукнулась.
В разгар съемки «полета» Варлей внезапно потеряла равновесие и рухнула вниз. К счастью, стоявший поблизости Куравлев сумел вовремя подставить руки и смягчил падение актрисы. Она отделалась всего лишь синяком. Однако спустя несколько дней по стране поползли слухи, что на съемках «Вия»... разбилась молоденькая актриса. Верующие люди замечали: мол, это неспроста, это Бог гневается на создателей дьявольского фильма.
С середины февраля начали снимать вторую ночь Хомы в церкви. В съемках принимали участие дрессированные вороны и филины. Кстати, ворон в количестве 50 штук изловили прямо на «Мосфильме». В старом сарае выкладывали приманку, которую в течение нескольких дней не тревожили. Попавших в силки ворон забирали ночью, чтобы не спугнуть остальных птиц. Как вспоминает дрессировщик фильма Тариэл Габидзшвили:
«На съемочной площадке давали команду, и черные птицы с шумом выпархивали из раскрывающихся с треском окон церкви. Бывало, кричу: „Лукич, вороны кончились“. Он объявлял перерыв, мы тушили свет и лезли с фонариками на колосники снимать птиц, а павильоны-то огромные – до 16 метров в высоту...»
Кстати, отметим, что параллельно со съемками в «ужастике» Куравлев благополучно снимался в фильме противоположного жанра: в комедии Михаила Швейцера «Золотой теленок», где с блеском исполнял роль Шуры Балаганова. Обе роли у него выйдут на славу, что лишний раз явилось подтверждением незаурядного таланта этого актера.
Но вернемся на съемки «Вия».
В начале марта начали снимать эпизоды с чудищами. Это были куклы в количестве 14 штук (три стоили по 13 руб. 50 коп., шесть – по 10 руб., три – по 7. 50 и две по 2. 20). Здесь же бегала и живая нечисть в виде упырей, вурдалаков и вампиров. Всех загримировали так, что они выглядели лысыми и голыми. Некоторые имели синюшный оттенок, другие – серовато-черный. По команде Панночки они нападали на Хому, но никак не могли пробить тот магический круг, который он начертил вокруг себя мелом на полу.
Тогда же запечатлели на пленку сцену, где нечисть лезет по вертикальной стене. Снимали этот трюк хитро: из толстых досок сколотили «стену», которую поставили под углом к полу, и съемку вели сверху, с операторского крана. В роли нечисти здесь снимались 12 гимнастов и 4 батутчика (гимнастам платили по 10 рублей 50 копеек на брата, батутчикам – по 20 руб.).
Наконец, 17 марта начали снимать главного злодея – Вия. Костюм для этого чудища делали из мешковины, а вместо рук ему «присобачили» корни деревьев. Поскольку весило это обмундирование прилично, носить его должен был человек соответствующей комплекции. Такого нашли среди спортсменов-тяжелоатлетов. После съемки в таком костюме даже он еле волочил ноги.
Несмотря на то что сцены с чудищами занимали почти половину фильма, Птушко и его молодым коллегам удалось-таки создать оптимистическое кино (то есть фильм ужасов по-советски). Как отмечалось в заключении по фильму: «Попытка решить картину в традициях озорного народного искусства во многом способствовала тому, что самые страшные сцены построены на основе образов украинского фольклора, лишенного какой-либо мистики, и пронизаны здоровым народным юмором...»
Стоит отметить, что, несмотря на успех «Вия» в прокате (напомню, что он собрал почти 33 миллиона зрителей), Госкино не стало развивать это начинание и «ужастики» (даже под благовидным предлогом экранизации классики) в ближайшее десятилетие больше не запускало. То есть «ковать деньгу» на человеческом страхе советская власть отказалась. Хотя могла прилично на этом заработать, выпуская по три-четыре подобных фильма в год как госзаказ. Но в таком случае она бы не была советской властью.
Между тем наступление державников по всем фронтам благополучно продолжалось. В ноябре 1969 года из Союза писателей СССР был исключен Александр Солженицын, который хоть и считался почвенником, однако в силу своей необузданной ненависти к советской власти стал одним из главных союзников западников. Его книги были запрещены к публикации на родине, зато в огромном количестве печатались на Западе, причем не из-за своих выдающихся художественных достоинств, а именно по причинам их антисоветскости. Говорят, во время исключения Солженицын бросил в лицо своим недавним коллегам (а исключали его в Рязанской писательской организации) фразу: «Вашей атмосферой стала ненависть». Однако даже если это и правда, то не Солженицыну было говорить об этом: его собственное творчество давно питалось той же ненавистью, только не к отдельным товарищам, а к советской власти в целом.
