Подчиненные вовлекали его в свои интриги и бесконечные споры. Литвинов уничижительно отозвался о возможном сопернике, советском дипломате. Тот в свою очередь написал оскорбительное письмо Литвинову, который тут же передал его Ленину. Соломоново решение было принято в пользу коварного заместителя наркома по иностранным делам: Литвинов был слишком резок в отношении подчиненного, однако возражения подчиненного носили непозволительно скандальный характер. Ему объявляется строгий выговор.[461]
Партийный чиновник жалуется, что «им» не понравилась его статья о сельскохозяйственных налогах и «они» не хотят ее печатать. Лидер Советского государства и всемирного коммунизма вынужден писать в издательство, что, по его мнению, статья может быть напечатана. Если «они» думают иначе, пусть обращаются в ЦК.
Или оскорбленные чувства старых товарищей. Некоторые меньшевики помогали Всероссийскому комитету по оказанию помощи голодающим привлекать денежные средства из-за границы. Семашко, нарком здравоохранения, выразил недовольство, что они действуют в обход его наркомата. «Мой возлюбленный Семашко, – шутливо ответил Ленин, – не сердитесь, бедняжка». Ваша власть не пострадает, если бывшие меньшевики и им подобные убедят зарубежных «квакеров» оказать нам помощь.[462]
Во многом новая бюрократия напоминала Ленину старую. Конечно, внешне они были не похожи друг на друга. Новые чиновники не носили форму, ордена и эполеты. Царская бюрократия отличалась вежливостью и обходительностью высших чинов и грубостью и подобострастностью низших; новая бюрократия – вежливостью и бдительностью. Если царский чиновник, прежде чем дойти до сути, исписывал целую страницу обращениями вроде «его Высокопревосходительству…» и т. д. и т. п., то советский писал коротко и ясно: «Товарищ такой-то», а в конце «Жму вашу руку».
Но, увы, за внешней простотой скрывался лабиринт многословия, бюрократии и тайного интриганства, который поражал самых закоренелых старорежимных чиновников. Политбюро обнаружило сто двадцать подкомиссий Совнаркома, не скрывая возмущения писал Ленин, из которых требуется самое большее шестнадцать.[463]
Вы не добьетесь решения, пока не доберетесь до самой вершины, до Политбюро, признавался Ленин. По любому пустяку требовалось мнение Политбюро или самого Ленина. Два высоких должностных лица не могли прийти к единому мнению ни по одному вопросу. Партия консервов, полностью оплаченная, находилась в иностранном порту. Консервы не могут быть отправлены в Москву, пока Красин не встретится с членом Политбюро Каменевым и не отдаст распоряжение наркому путей сообщения, который в свою очередь… Придя в бешенство, Ленин заорал, что каждого, имевшего отношение к этой проблеме, следует посадить в тюрьму. Безнадежное дело. Нельзя же пересажать весь персонал!
Помимо личного существовало профессиональное соперничество, вносящее раскол в стройные ряды бюрократии. Сотрудники Комиссариата по иностранным делам смотрели на членов Коминтерна как на никчемных людей, от которых одни только неприятности. В свою очередь кто-то считал дипломатов «паразитами» и «ловкачами». Московские власти играли в свои игры: они «отбирали» сотрудников Комиссариата по иностранным делам для партийной работы. Чичерин жаловался Ленину: Владимир Ильич, не могли бы вы написать, чтобы они прекратили подобную практику? У него скоро не останется сотрудников, кем он будет руководить?
Замечательное русское искусство написания «доносов» еще в предреволюционный период достигло невероятных высот. Старорежимный чиновник обращал внимание на коррумпированность коллеги или, что еще хуже, на его либеральные взгляды и подозрительную связь с заграницей. Если повезет, то информация оказывалась на столе его превосходительства с резолюцией: «Уволить эту свинью в течение двадцати четырех часов». Так поступал Александр III со своими подчиненными. Теперь Литвинов разыгрывал варианты той же самой игры. Дипломат ведет себя непозволительно, и доказательства этого тут же предъявляются Владимиру Ильичу. Или на самом высоком уровне. Троцкий, терзаясь, сообщил Ленину о неудовлетворительной подготовке конгресса Коминтерна в Петрограде. Для иностранных делегатов не хватило комнат и кроватей, плохое обслуживание, некачественные продукты. Что подумают иностранцы? Что Россия «некультурная» страна. (Ленин очень болезненно относился к таким высказываниям.) Не нанесет ли это вред делу революции? Из деликатности Троцкий не называет имя виновника – им был Зиновьев.
Сходство с дореволюционной Россией еще ощутимее было в деревне. В 1919 году после нападения бандитов Ленин с сопровождающими был вынужден идти пешком до ближайшего органа власти. Здесь они столкнулись с неизменным русским охранником, который не пожелал впустить «незнакомцев», и никакие преступления не могли вывести его из полудремотного состояния.[464]
Наконец, когда удалось проникнуть внутрь помещения, Ленин со спутниками были остановлены телефонистом. Может, это и Ленин, может, его и ограбили, но воспользоваться телефоном без разрешения председателя Совета нельзя, а он сейчас далеко. Ленин сталкивался с равнодушием чиновников и в менее драматических обстоятельствах. Иногда в поездках по деревням, во время охоты он беседовал с мужиками, которые жаловались ему на грубость властей.
Временами Ленин пытался шутить, попадая из-за бюрократов в затруднительные положения. Он рассказывал товарищам, как в сибирской ссылке давал консультации крестьянам окрестных деревень. его «практика» страдала от крестьянской неспособности донести суть дела и от преклонения перед «официальными бумагами», без которых нельзя было ступить шагу. Как-то пришла женщина и стала бессвязно рассказывать о своих родственниках и белой корове, которую «они» забрали. «Где документы, матушка?» – прервал ее Ульянов. Она ушла, бормоча под нос: «Без документов он даже не стал слушать о моей белой корове». Теперь, спустя двадцать пять лет, та же бессвязность и преклонение перед «документами», под грудами которых скрывалась советская система.
Было бы ошибкой считать борьбу Ленина с бюрократизмом чем-то имеющим второстепенное значение, не связанное с его основной работой. Бюрократизм вызывал в нем острое чувство горечи. Какие-то недостатки советской власти можно было отнести на счет того, что большевики еще только учились управлять государством. Но грубость чиновников, высокомерное отношение к гражданам было зловещим признаком. Порой Ленин заявлял, что это наследство досталось им от прежних времен, и бросал обвинения в адрес бывших царских чиновников и меньшевиков, проникших в советские учреждения. Но иногда он честно оценивал сложившееся положение. Девяноста девяти процентам чиновников не хватает культуры, заявлял он, хотя среди них есть и хорошие коммунисты. Они не умеют работать с людьми.
Ленин пытался показать на личном примере, как следует работать. Он интересовался здоровьем видных большевиков, условиями их жизни. Достаточно ли удобная у Сталина квартира в Кремле? Наркому, у которого большая семья, Ленин приказывает увеличить зарплату, превышающую установленную норму. Сын его старого товарища хочет освободиться от армии, чтобы продолжать учебу: можно что-то сделать? Надежда Аллилуева, дочь человека, у которого он скрывался, и, кстати, жена Сталина, временно исключена из партии; Ленин ходатайствует о положительном решении вопроса.
Ленин решительно боролся со всеми проявлениями бюрократизма, но он прекрасно понимал необходимость создания контролирующих органов. Еще не наступил тот день, когда КГБ мог бы открыто причинять вред коммунисту. Дзержинский имел дело с контрреволюционерами, но идея уже витала в воздухе. Дело шло к созданию специальных органов в партии и стране.
История создания этих органов служит иллюстрацией неспособности авторитарного режима справиться с собственными злоупотреблениями. В 1920 году был создан государственный орган, Рабоче-крестьянская инспекция (сокращенно Рабкрин). Это был «специальный» наркомат, который осуществлял контроль за деятельностью других наркоматов и государственных комитетов, боровшийся со злоупотреблениями и бюрократизмом. Ленин предлагал привлечь для работы в Рабкрине лучшие партийные силы, передовых рабочих и подготовленные, образованные кадры. Теоретически этот орган должен был стать своего рода народным контролем.
Конечно, было нелепо считать, что с помощью Рабкрина можно победить бюрократизм или что другие советские олигархи согласятся с исключительным правом одного из них, Сталина, следить за деятельностью их наркоматов. С первых дней Рабкрин превратился в самый бюрократический орган правительства. его сотрудники занимались только тем, что шпионили, жаловались и оценивали работу других. Вместо того чтобы освободить Ленина, Рабкрин добавил ему работы. Теперь Владимиру Ильичу приходилось защищать Сталина от нападок других партийных олигархов, особенно от Троцкого, который не упускал случая указать на недостатки и выразить несогласие с политикой, проводимой Сталиным. Любой советский институт, независимо от оригинальности концепции, неизменно превращался в оплот бюрократизма. «Ваш наркомат, – писал Ленин Сталину, – насчитывает уже двенадцать тысяч чиновников, а работает неважно. Не стоит ли подумать о сокращении штата? Надо взять за правило: лучше числом поменьше, да качеством повыше». Надо отобрать особенно проверенных в политическом и деловом отношении работников.[465]
