Гроб Ярослава вышиною 2 арш., длиною 31/2 арш., ширин. 19 вершк., находится в приделе с левой стороны большого алтаря. Половина скрыта в стене; на камне вырезаны кресты с буквами: IC.XC. — «Нестор, летоп.», с. 114.; Кар. «И. Г. Р.», т. II, с. 37, прим. 51, изд. 1816 г. и т. I, с. 230, прим. 488.
«Четьи Минеи», мая 2: «целоваша Бориса святого, вложиша в раку каменну, посем шедше, взяша Глеба святого с каменною ракою и возложивше на сани, везоша».
Кар. «И. Г. Р.», т. IV, с. 254, изд. 1819.
«Diction. des origines», ed. Par., 1777 г. См.: Croix.
Петр В. еще в 1715 г. запретил выть по мертвым по случаю кончины супруги царя Иоанна Праскови Феодоровны, урожденной Салтыковой; однако это обыкновение не совсем уничтожилось. Обычай голосить был известен в глубокой древности. Сам Гомер описывает это, и вот пример о Гекторе:
Тело они положили: певцов, начинателей плача,
Подле него поместили, которые голосом мрачным
Песни плачевный пели; а жены им вторили стоном.
Гнед. «Илиада Гомера», песн. XXIV, ст. 720–723, изд. 1839 г.
Дашков «Опис. Олонецкой губ.», помещ. в жури. 1цин. вн. д., 1841 г., № 12, с. 432–434. — Голосить по умершему часто представляется в народе в насмешливом виде. Вот образец на малороссийском языке. Жена весьма рада, что умер ее муж; она плачет по нему сквозь зубы, плачет для того, чтобы не подумали, что она в самом деле рада его смерти. «Ой, мий чоловиче, мий голубчику! Ты ж був у мене хозяин: коли була у тебе мирка пшена и мирка муки? Ты ж було як наорешь, да насиишь тых кавунив, да тых гарбузив, да тых пречистых дынь… дынь… дынь… дынь… дынь… А кума прийшла пид викно, та каже: що ты, кумо, робишь? Дурню, святе тило лежит на столи. Бач, що затияла! — А я з треки, з печали, да в голову зайшла; да вже и десятых найшла. От и кажу, кумо, поплачь, сдилай милость, над моим чоловиком. Я дам тоби чорне руно, а мене кликали добры люди у свашки.
Ну добре, от и плаче: тужу, тужу, та по чужому мужу, да не дармо, — за чорное руно. А кума прийшла с дружками пид викно, тай припива: плачь, плачь, кумко! Да не дармо. Дам тоби чорнее руно, гу, гу, гу, гу…
Григор. Кошихин «О России в царств. Алексея Михайловича», с 15–17.
Траур — от немецкого слова Тгаuег, означает скорбь, печаль, поэтому и самое платье, носимое по смерти, проименовалось траурным и перешло к нам вместе с флером (немец, слово Flor) и черным крепом (франц. cгере и gaze) не прежде XVIII в., что доказывается церемониями, совершенными по случаю кончин Лефорта, Гордона и других сотрудников Петра В. Греки, изображая скорбь по умершему, представляли самих богинь в черных одеждах. Так Фетида, дочь Зевеса, оплакивая падшего Гектора, оделась в самое черное платье:
…Облеклася Фетида одеждой печали,
Черным покровом, чернейшим из всех у нее одеяний.
Гнедич «Ил. Гомера», песн. XXIV, ст. 93–94, изд. 1839 г.
Кар. «И. Г. Р.», V II, с. 263; т. IX, с. 139.
Сани в старину имели троякое значение: 1) простой зимний экипаж, 2) погребальные сани, на коих отвозили покойников зимою и летом и 3) носилки, употребляемые для ношения слабых и нездоровых. Владимир Мономах употребляет выражение в своей духовной: «Сидя на санях», вместо «будучи при дверях гроба», Супруга в. к. Василия, Елена, урожден. Глинская, не могла от глубокой горести идти за его гробом, почему ее несли на санях боярские дети до самой церкви. Царица Марфа Матвеевна, урожденная Апраксина, была также несена дворянами на санях за гробом своего супруга царя Феодора.
См. подробнее в «Опыте труд, вольн. российск. собр.», ч. V, с. 136 и т. д.
Мы ничего не знаем, в каких одеждах клали в гроб великих и удельных князей. Из общепринятого обыкновения хоронить в тех одеждах, какие означали сан и достоинство умершего, можно заключить только, что великих и удельных князей клали в их царственных одеждах. Однако есть достоверное известие, что князь Владимир Волынский, померший в Любомле в 1289 г., был обвит в бархат с кружевами и похоронен в Владимире-на-Клязьме, в церкви св. Богородицы. — Кар. «И. Г. Р.», т. IV, с. 138 и 140; прим. 175, с. 375; см. еще «Волынск, лет».
Kollar. Narodn, Zpiew, ч. I, с. 4.
Тризну объясняют некоторые словом toumoi — турнир, но это совершенно противоречит значению обряда. Турнир — забава собственно рыцарская. Она произошла в средние века и употреблялась при европейских дворах с пышностию торжественною до полов. XVIII в.; между тем славяне перестали употреблять самоё тризну в XIII в. Тризна наша есть поминальный обряд после погребения и означает трапезу по умершему.
Кар. «И. Г. Р.», т. 17, пр. 629, под 1473 г.; т. VII, с. 219–220; «De Russor. relig. et ritib.»; Herberst. «De rer. Moscov. com.», ed. Antv., 1557 г.; Mottley «The history of the life of Peter the Great.», c. 130.
В летоп. под 1473 годом сказано, что погребение делают «в четверг седьмым недели по пасце».
При порабощении России татарами мы встречаем в наших летописях название поминок под именем подарок, которые отсылались ежегодно в Орду, или нарочно приезжали за ними баскаки. Впоследствии это слово вошло в такое употребление, что когда великие князья раздавали подарки боярам, дворянам или посольской свите, то обыкновенно все это называли поминками. Бар. Герберштейн, посланник римского импер. Максимилиана, бывший в России два раза: в 1516 и 1526 гг., в царствов. в. к. Василия, говорит с отчетливою подробностию о поминках, которые состояли в собольих, лисьих и куньих мехах, и пр. Еще в царств, импер. Елизаветы поминки происходили на Рождественские праздники и в дни именин. Поминки обратились ныне в сувениры.
В Белоруссии говорят иногда «chodzic po chauturach», т. е. смотреть за дымом, из которой трубы он выходит. — Rakowiecki «Prawda ruska», см. стат. «Rys hystoryczny zwyczaiow, obyczaiow etc, slawianskich narodow» <«Очерк исторических обычаев, обрядов и т. п. славянских народов>, с. 36. Говорят также «chodzic po chauturach», в смысле ходить на похороны. Некоторые производят хавтуры от хав или хау, означающее смерть. — Nard. «Dzieje staroz. narod. litewsk.», n. I, n. 314, 379–382.
Здесь говорят; «Он был на хавтурах» или «Он отправлял хавтуры» — это то же самое, что он был на похоронах или отправлял похороны.
Дашков «Опис. Олонецкой губ.», помещ. в жур. мин. вн. д. за 1841 г., № 12, с. 429–430.
Об ней см. особо в этом сочинении, ч. V, статью IV.
Zeg. Paul. «PiesA lud. polskiego w Galicyi», c. 54–57.
«Идеже отцы и братия наши испили за нас горькую чашу смерти». — Русск. лет. и описание Мамаева побоища.
Устрял. «Сказан, кн. Курбского», ч. II, с. 307–338, издан. 1833 г. — Тут помещено 84 синодика Иоанна IV; Карамзин «И. Г. Р.», т. X, с. 156, см. «Духовн. завещание» в прибавлении, после примечаний.
По имени великомучен. Дмитрия Солунского, празднуемого церковью 26 октября. Это число было днем ангела в. к. Димитрия Донского.
Октября 26 поминаются усопшие родители и умершие на поле брани.
По причине повсюдного поминовения обо всех усопших.
