Ленин решительно возражал против предложения Рыкова ограничить его личный прием предварительным отбором посетителей его заместителями и секретарем ЦК. «Должен только сказать, что с практическим добавлением Рыкова я не согласен в корне, выдвигаю против него прямо обратное – о полной свободе, неограниченности и даже расширении приемов», – писал Ленин. Троцкий, по мнению Ленина, мог помочь ему в решении этого вопроса.
В воспоминаниях Троцкий пишет о разговоре с Лениным, который состоялся за несколько недель до приступа. Ленин предложил ему сформировать блок для борьбы с бюрократией и, в частности, с организационным бюро ЦК. На следующем съезде партии они решили предложить структурные изменения, чтобы подорвать силы партийного аппарата, тщательно охраняемого Сталиным. Вполне вероятно, что такой разговор состоялся, но Ленин вовсе не собирался уничтожать Сталина. Также сомнительно, чтобы Ленин стремился сделать Троцкого своим преемником на посту председателя Совнаркома, как об этом пишет сам Троцкий.[486]
До января 1923 года ничто не указывало на то, что Ленин хочет сбить спесь со Сталина, как он делал это с Зиновьевым и Каменевым и даже с Троцким. Он подвергал их жестокой критике, предлагал исключить Каменева и Зиновьева из партии, но они вернулись и заняли прежние места в «ближнем круге».
Владимир Ильич имел несколько стычек со Сталиным. «Великолепный грузин», отвечавший за национальную политику, считал возможным объединение России и двух «независимых» советских республик, Украины и Грузии. В его предложении подчеркивалось господствующее положение России в будущей федерации. Ленин всегда решительно осуждал отступления от принципов пролетарского интернационализма как в сторону великодержавного шовинизма, так и в сторону местного национализма. Русские коммунисты, писал Ленин, «должны с величайшей строгостью преследовать в своей среде малейшее проявление великорусского национализма». Ленин изложил в письме к Сталину свои возражения относительно его проекта федерации. Ответ Сталина был поразительно дерзким. 27 сентября в записке, адресованной Политбюро, Сталин написал, что возражения Ленина не имеют особого значения. Есть свидетельства, что он неодобрительно отозвался о «либерализме» Ленина в отношении национального вопроса.
Казалось бы, такое поведение Сталина должно было вызвать еще большую подозрительность Ленина. Но Владимир Ильич по-прежнему считал, что грубость и бесцеремонность говорят о пролетарской решимости и твердости характера.[487]
Если бы Ленин намеревался «уничтожить» Сталина, он бы не стал использовать в качестве одного из секретарей его жену, Надежду Аллилуеву.
В декабре здоровье Ленина резко ухудшилось. Опять отнялись правая рука и правая нога. Каково же было удивление его сотрудников, когда уже 21 декабря Ленин начал диктовать стенографистке письмо к съезду. 24 декабря Сталин, Каменев и Бухарин провели совещание с врачами, на котором было принято решение разрешить Владимиру Ильичу диктовать стенографистке не более 5—10 минут в день, но не вести никакой переписки. Ему запрещалось принимать посетителей и вести разговоры о политике. Друзьям категорически запрещалось сообщать ему политические новости.
В этом можно усмотреть желание уберечь вождя от возможных волнений. Но ведь могло быть и так, что посетители как раз оказали бы на Ильича благотворное влияние, способствовали улучшению его здоровья. Зная характер Владимира Ильича, его соратники должны были понимать, что полная изоляция только увеличит тревогу больного человека. Так и случилось. Ленин пришел в ярость, узнав о принятом решении. По словам его секретаря, «Владимир Ильич был уверен, что не врачи руководят решениями ЦК, а ЦК дает указания врачам». Он стал узником собственного Политбюро. Под эгидой заботы о его здоровье они предприняли действия, которые должны были помешать вмешиваться ему в их деятельность.
Ленин попался в собственные сети. Ведь это он говорил, что здоровье руководителя партии касается не только самого лидера, а всей партии. Вождь не мог жить, но ему и не было позволено умирать в соответствии с собственными желаниями. Жена и сестра Мария оказались в жуткой ситуации. Владимир Ильич сохранял полную ясность мысли и требовал от них новостей. Но согласно его же установкам они были рядовыми членами партии и вынуждены были подчиняться приказам. Согласно решению Политбюро Сталин должен был поддерживать связь с врачами и фактически наблюдать за ходом лечения.
Больной Ильич пытался не только перехитрить своих соратников и докторов, но и свою болезнь. Он шел на небольшие уступки, чтобы бить врага его собственным оружием. Теперь он ежедневно диктовал свой «дневник»; так Владимир Ильич называл свои записи. Он диктовал «Письмо к съезду», в котором даже со смертного одра гневно обличал своих подчиненных и тюремщиков.
К последней борьбе он подключил своих секретарей. Шаг за шагом старый мастер интриги вовлекал «своих девочек» в заговор. Постепенно разрешенные «5—10 минут» диктовки превратились в час. Не могут ли они сделать один «тайный» звонок, чтобы узнать, чем занято Политбюро? Он был внимательным и обходительным, добиваясь их расположения. «Что-то вы сегодня очень бледная», – как-то сказал Ленин одной из секретарш. (Еще бы! Ведь Сталин поинтересовался, кто сообщает новости Владимиру Ильичу.) Ленин переживал, что они тратят на него все свое время. «Если бы я только был свободен… – говорил он, – то не докучал бы вам столько». Он обманом выведывал у них новости, и запуганные женщины наверняка считали, что трудно выполнять строгие правила, наложенные врачами или Политбюро. Должно быть, это было трогательное зрелище: полупарализованный Ленин с компрессом на голове (его мучили головные боли) просит их увеличить установленное время и отчаянно диктует, временами теряя нить рассуждений. Всемогущий диктатор, который реагировал на бездеятельность или халатность «угрозой расстрела» или «заключением в тюрьму сроком на шесть месяцев», теперь с тоской говорил: «Что касается нашего заговора, то я знаю, что вы просто вводите меня в заблуждение (успокаиваете)». Когда отчаявшаяся женщина попробовала разубедить его, Ленин ответил: «На этот счет я придерживаюсь собственного мнения».
Как мы уже говорили, одним из шести секретарей была Надежда Аллилуева, жена Сталина. После 18 декабря в дневнике дежурных секретарей уже нет ее слегка наивных записей. Неизвестно, посчитала ли она неуместным посещать Ленина, или Владимир Ильич решил отказаться от ее услуг. Главным секретарем была Лидия Фотиева, старый друг Владимира Ильича и Марии Ильиничны. «Надежда Константиновна сказала, что он (Ленин) тратит слишком много времени на исправление ошибок в статьях, и дежурная медицинская сестра не хотела меня впускать», – пишет Фотиева. Вполне понятно, что Ленин невзлюбил врачей, которые, в отличие от жены и секретарей, отказались участвовать в «заговоре». После того как он не позволил войти к нему в комнату профессору Ферстеру, известному немецкому невропатологу, пришлось ставить диагноз, основываясь на обследованиях, проведенных другими врачами.
Но среди этой суматохи Ленин не забывал о главной цели своего «заговора»: он диктовал «Письмо к съезду», документ, получивший название «Завещание Ленина». Съезд должен был состояться в марте (он состоялся в апреле) 1923 года. Совершенно ясно, что в период написания «Письма» Ленин предусмотрел возможность своей смерти до открытия съезда. Он предупредил, что все продиктованное им является абсолютно секретным. На запечатанных сургучной печатью конвертах, в которых хранились записи, Ленин попросил отметить, что «вскрыть может лишь В.И. Ленин, а после его смерти Надежда Константиновна». Несколько копий хранилось в сейфе Крупской, несколько в сейфе Ленина, и одна была отправлена в редакцию «Правды».
Большинство рассматривают «Письмо к съезду» как директиву, указывающую на того, кто должен стать преемником Ленина и (или) как обвинительный акт в адрес Сталина.
В начале «Завещания» Ленин говорит о том, что «очень советует, чтобы съезд принял несколько изменений в нашей политической системе». Что же это за изменения? Увеличить число членов Центрального комитета с 27 человек, избранных на XI съезде, до 50 или 100, а также избрать 15—20 кандидатов в члены ЦК. Причем «ввести новых членов ЦК, главным образом, из числа местных работников, в особенности рабочих, наиболее связанных с пролетарскими массами», а не из числа тех, кто долгое время работал в правительстве и «уже сформировал широко известные привычки и убеждения, против которых мы должны решительно бороться».[488]
Зачем увеличивать число членов ЦК? Эта мера, по мнению Владимира Ильича, необходима «для предотвращения того, чтобы конфликты небольших частей ЦК могли получить слишком непомерное значение для всех судеб партии», вместе с тем увеличение числа членов ЦК поднимет его авторитет и роль как коллективного органа руководства партией и страной, даст возможность обучить больше руководящих кадров партии цекистской работе и будет способствовать улучшению партийного аппарата.