можно перехватить что-то в качестве перекуса.
– А давай, – тут же согласился Сергей, а остальные решили довериться этим двоим, двигаясь мимо Дворца Спорта, на лестнице которого была настоящая выставка протестно-плакатного искусства.
Люди с маленькими и огромными листами стояли со своими призывами, карикатурами, на остановке впереди при этом нашелся пункт с водой, невскрытые бутылки стояли блоками, перетянутыми пленкой, и те, кому вода была нужна, брали ее оттуда. Люди постарше сидели на лавочках, осматриваясь по сторонам. На дороге толпа расступалась перед одинокими машинами, а те и не спешили, потому что водители кричали лозунги с толпой, что успела захватить мост над Немигой [82], двигаясь вперед по проспекту, а Сергей с Артуром, вопреки всякой логике, наперерез толпе двинулись по пешеходному переходу, но не сбили настрой толпы своим маневром. Кирилл поразился, как легко оказалось идти не в ногу со всеми, просто он, само собой, уступал одним, а ему уступали другие, где-то приходилось едва заметно петлять, но это было разумно, правильно и вежливо. Не возникло даже чувства, что движение было в разрез со всеми, только все местные забегаловки оказались закрыты «по техническим причинам» [83].
– Ну и ладно, – решил было Сергей, но тут же обнаружил, что работает небольшая столовая. – Хотя погодите, – прошептал он и с видом разведчика двинулся к двери.
– Ой ребят, там очень много людей и уже полчаса толком ничего не движется, – сказал мужчина [84], выходящий Сергею навстречу.
– Спасибо, но мы заглянем, – ответил тот.
– Конечно, – ответили ему, пожимая плечами.
На разведку двинулись все. В самой столовой было действительно не пробиться, а вот в маленьком зеленом коридорчике у самого входа в углу внезапно обнаружился мужчина, лежащий на полу.
Инна с Иваном первые подошли к нему, готовые и спасать, и помощь оказывать, но напрасно. Мужчина был просто пьян, да и кто-то особо заботливый успел оставить ему бутылку воды. Вмешиваться в эту ситуацию смысла не было.
– У нас свободная страна, – заключил шутливо Сергей, – если кто-то хочет быть пьяным в говно – это его право!
Спорить с этим никто не стал, просто развернулись и все же вышли, чтобы вскоре стать на пешеходном переходе под гул машин и крик толпы на мосту.
– Жыве Беларусь!
– Жыве! [85]
Под этот призыв они двинулись через дорогу и стали подниматься по лестнице, то и дело оборачиваясь, чтобы понять, видно ли конец колоны, но увидеть его действительно мешал горизонт. Схватившись за локоть Сергея, Кирилл пошел наверх, продолжая смотреть на тех, кто шел позади, зачарованно и почти пьяно. Артур же, напротив, внезапно рванул вперед, чтобы, поднявшись на самый верх, посмотреть на всех, стоя на вершине, чуть в стороне, глядя на людей.
– Лукашенко, уходи! – кричала толпа, а Артур только смотрел на них, улыбаясь, а потом спросил у ребят, догнавших его:
– И это десять процентов?
– Ну, во-первых, очень многие, проголосовавшие за него, передумали, – серьезно ответил Иван, – а во-вторых, нельзя забывать, что ни один тоталитарный стой не может себе позволить признание, что его не поддерживает абсолютное большинство. Это будет равносильно признанию, что авторитет строя пошатнулся.
– Наебнулся уже авторитет, – фыркнул на этот Сергей, сжимая кулак. – Я вон, придурок, на первых выборах своих за него голосовал, знаете как теперь за это стыдно?
– Тебе не должно быть стыдно за собственное мнение, – ответил на это Артур. – Оно было таким, теперь стало другим. Многое изменилось с тех пор и это нормально.
– Не нормально, – подала голос Валя. – Не нормально изменилось. Этот бред уже стал просто страшен.
– Молчи, проплаченный агент Чехословакии! – со смехом ответил ей Сергей.
– Но ее больше нет, – грустно сказала Валя.
– Вот видишь, ты ее развалила, а теперь приехала сюда, ну или родилась тут, какая, в сущности, разница?
– Ну точно гуманоиды и космонавты [86], – вдохнул Руслан, но по толпе внезапно прокатился новый лозунг:
– Лукашенко в автозак!
– Да-а, – прошептал Артур, одновременно чувствуя согласие с обеими смыслами этих слов, ведь автозак уже превратился в символ абсолютного беззакония, и получалось, что это призыв и к справедливости, и мести одновременно.
– Лукашенко в автозак! – согласился он с этим всем своим сердцем и впервые закричал со всей толпой, думая только об одном: «Долой изменника родины, долой предателя Беларуси, долой тирана и самодура!»
– Уходи! – кричала толпа, а в голове возникали совсем другие слова: «Убирайся! Исчезни! Свали уже куда-нибудь!», потому что каждое утро белорусы просыпаются в надежде узнать, что Александр Лукашенко просто сбежал куда-нибудь и оставил их в покое.
У стены одного из зданий с большим плакатом стояла девушка с очень грустными глазами, а на плакате было написано: «Отпусти нас!», и не согласиться с ним было трудно, но прокомментировать это никто не успел, потому что сквозь рокот толпы стал доноситься бой колоколов архикафедрального костела Девы Марии.
У Вали от этого факта даже слезы навернулись, потому что колокола били явно не во время службы – били непрерывно и гулко.
– Спасибо! – закричала в ответ на это толпа, чувствуя облегчение и просветление, еще больше наполняясь чувством праведности собственного гнева.
– Лукашенко в автозак! – разносилось по улице, заставляя вздрагивать окна, а улица Ленина сужалась, приближая здания, и уже у самого проспекта от крика толпы, казалось, дрожали стены.
– Уходи! – требовали люди, и между зданиями поднимались не только флаги, но и гул, эхо такие, что, кажется, сам город, сама земля уже кричит от негодования.
– И как такое можно игнорировать? – спросила Валя, пораженная звуковым эффектом и молчанием властей, молчанием о насилии, о протестах, о том, от чего гремит город за окном. – Тут же никакого СМИ не нужно, просто окно открой.
– И правда, интересно, как далеко нас слышно? – задумалась Инна, но тут и предположить стало сложно, да и лозунг появился новый, крайне уместный:
– Выйди и посчитай!
– И учти, что это не все, а только самые смелые! – рявкнул со всей злости Сергей и рассмеялся. Каким-то чудом, как бы ни вскипал внутри праведный гнев, а сама толпа его гасила, превращая в крик без надрыва. В призыв «Уходи» превращалось
