В течение всего времени нашей стоянки в Пирл-Харборе экипаж и люди из ремонтных мастерских базы подводных лодок день и ночь работали над гирокомпасом Мк-19, который отказал во время первого плавания вблизи Берингова пролива. Вначале мы полагали, что устранили неисправность, но во время пребывания в Пирл-Харборе заметили, что гирокомпас постепенно продолжает накапливать ошибку. Я решил, что гирокомпас должен быть в безукоризненном состоянии, прежде чем будет предпринята вторая попытка совершить трансполярный переход.
По мере приближения намеченного дня выхода я чувствовал все большее беспокойство. Наши специалисты, работавшие с гирокомпасом, мало продвинулись вперед. Я позвонил в Вашингтон и попросил как можно скорее прислать в Пирл-Харбор специалиста по гирокомпасу Сперри. Ожидая его прибытия, мы перенесли наш выход на один день. Штабные офицеры-подводники, не осведомленные об истинном положении, не могли понять всей этой суеты по поводу неисправности гирокомпаса. Один из них сказал:
— У вас есть еще три компаса. Почему вы так обеспокоены?
— Все это правильно. Но я думаю, что мы на «Наутилусе» не можем погружаться до тех пор, пока все приборы не будут работать безукоризненно, — ответил я, подавив свою гордость.
После этого все подводники в Пирл-Харборе начали в шутку называть «Наутилус» «Сопротивляющийся дракон».
Опытный специалист, инженер фирмы «Сперри», быстро установил неисправность гирокомпаса Мк-19 и в течение короткого времени устранил ее. Четырехнедельная подготовка к походу заканчивалась. Последними на подводную лодку прибыли Лайон с новым помощником Уокером. Это событие нам удалось сохранить в тайне.
«Наутилус» тихо скользил по спокойным водам бухты Пирл-Харбор. Наступила темнота. Палубная команда быстро закрашивала наши бортовые номера. Небольшая группа сопровождавших нас подводных лодок вернулась на свои базы. Адмирал Гренфелл, находившийся на одной из них, послал нам ободряющее приветствие. Наша «королева морей» была готова совершить третий полярный поход.
Очень немногие представляют себе, какая суета происходит на борту атомной подводной лодки во время стоянки ее у пирса в перерыве между походами. Почта поступает буквально мешками. Огромными кипами отправляются официальные письма и донесения. Тщательно осматриваются механизмы. Устанавливается новое оборудование. Сотни человеко-часов расходуются на погрузку торпед, запасов кислорода, запасных частей, медикаментов, кофе, мяса, чилийского перца, ветоши, бобов, водорода, ацетилена, фреона, двуокиси углерода, шарикоподшипников, мыла, спирта для торпед, приблизительно двадцати пяти различных сортов масел и смазок, пленки, бумаги, пишущих машинок, редиса, аспирина и многого другого. Меняется состав экипажа: одни уходят, а на их место прибывают другие. При выходе в открытое море всегда испытываешь облегчение. Период стоянки в Пирл-Харборе в этом отношении не был исключением. После того как мы вышли с фарватера, я отдал приказ развить полный ход.
В среду, 23 июля, через три минуты после полуночи по сиэтлскому времени, мы вошли в глубокие воды южнее Оаху и удерживались на рабочей глубине. Все наши механизмы и приборы, включая компасы и сложную инер-циалъную навигационную систему, работали безукоризненно. Идя двадцатиузловым ходом, мы скоро обогнули остров Оаху по проливу Кауаи и снова взяли курс на Алеутские острова через пролив Юнаска. Предполагалось, что мы пройдем Берингов пролив через более узкие западные ворота, которые, как нам было известно, в это время были свободны ото льда. Это должен быть быстрый подводный переход. Ядерный реактор обеспечит круглосуточно почти максимальную мощность. Мы не будем снижать скорость хода, кроме редких случаев подъема антенны над водой для радиосвязи. Авторулевой должен удерживать нас на курсе, когда мы погрузимся и пойдем прямо на север.
Через сутки после выхода из Гонолулу мы получили из Пирл-Харбора первую сводку по ледовой обстановке. В сводке указывалось, что обстановка значительно улучшилась как в мелководном Чукотском море, так и вдоль побережья Аляски, вблизи мыса Барроу. На следующий день мы снова уменьшили ход с целью приема радиопередач для «Наутилуса».
Подродный переход от Пирл-Харбора до Алеутских островов был завершен поздно вечером в субботу 26 июля. Мы осторожно всплыли на перископную глубину и направили свою радиолокационную антенну на остров Юна-ска. Несмотря на расстояние двадцать миль, мы определили наше местоположение с помощью кратковременного подъема антенны. Затем мы ушли на глубину, чтобы пройти через проход между островами Юнаска и Герберта. На полпути всплыли и произвели тем же способом повторное определение своего места. Было туманно и пасмурно. Вахтенный офицер, напряженно всматривавшийся через перископ, случайно различил среди скал остров Юнаска. Взятые пеленги были ориентировочными, но достаточно точными. Определив место, мы оставили мрачный, унылый мир наверху и пошли на большой скорости, используя преимущества большой глубины. Скоро мы вновь достигли Берингова моря.
В ночь на воскресенье мы все еще шли по глубоководному району, быстро продвигаясь к северу, в сторону узкого пролива. Группа, обслуживающая эхоледомеры, все утро проверяла свое оборудование, подготовляя его к предстоящему трудному пути. Вскоре после полудня мы прошли западнее островов Прибылова, затем изменили курс к северу, чтобы пройти мимо острова Св. Матвея. Несколько позднее, когда мы прошли над стовосьмидесяти-пятиметровой глубиной, скорость хода пришлось уменьшить до восемнадцати узлов и подвсплыть на глубину сорок пять метров.
Мы вошли в холодное сибирское течение, температура воды стала быстро понижаться. Вскоре после этого глубина уменьшилась, и я понизил скорость хода до десяти узлов. Штурман определил место подводной лодки по острову Св. Лаврентия. По левому борту было ясно видно сибирское побережье. Море было спокойное. Под вечер всплыли на перископную глубину, чтобы осмотреть лед. Мы шли почти в той же самой зоне, где раньше встретили толстый торосистый ледяной припай, вынудивший нас отступить от западных ворот во время первого похода. Теперь льда, к счастью, не было.
Вдруг наша гидролокационная станция дальнего действия обнаружила судно на расстоянии нескольких миль к юго-востоку. Я замедлил ход и развернул перископ для быстрого осмотра. Это было не американское судно. Мы немедленно увеличили глубину погружения, чтобы не быть обнаруженными. 29 июля в час ночи всплыли на перископную глубину, определили место по скале Фэруэй и островам Диомида и сделали через перископ фотоснимок этой гранитной скалы. Мы находились очень близко к устью пролива. Когда «Наутилус» нацелился в узкий проход, я приказал увеличить скорость хода.
Через некоторое время мы без затруднений вошли в пролив. Я вызвал штурмана и попросил дать мне данные по переходу от Пирл-Харбора. Он уже подсчитал их: корабль прошел 2901 милю за шесть дней, четыре часа и девять минут; средняя скорость хода, включая 483 мили движения по мелководью, составила около двадцати узлов. Ни одна из подводных лодок, находившихся тогда в строю, не могла бы повторить такой переход; сравнительно немногие из надводных кораблей имеют такую большую скорость хода и дальность плавания. Снова мы рассекали воды Чукотского моря. Там, где раньше все было забито толстым плавающим льдом, сейчас стало значительно свободнее.
В этот же вечер, позднее, вахтенный инженер-механик доложил о коротком замыкании в судовой электросети. Короткие замыкания иногда могут привести к пожару, поэтому их следует находить и устранять как можно скорее. Электрики немедленно организовали поиск повреждения по всему кораблю. Через два часа оно было обнаружено: вода, конденсирующаяся на поверхности холодного трубопровода, капала на маленькую переносную грелку и вызвала короткое замыкание. Это была небольшая неполадка, но она могла бы привести к серьезным последствиям[8]. Весьма утешительно было сознавать, что теперь на корабле имеются спасательные дыхательные аппараты для всего экипажа.
В полночь мы достигли параллели 70 градусов 5 минут северной широты, то есть прошли шестьдесят миль севернее той точки, от которой во время нашего первого похода мы вынуждены были повернуть обратно вследствие скопления толстого льда. Теперь здесь виднелись лишь отдельные льдины. Мы обошли их, отыскивая настоящий полярный паковый лед. Я тщательно изучал его почти в течение часа.
Откровенно говоря, он выглядел довольно некрасиво: грязный, неровный, растрескавшийся, весь в торосах — ничего похожего на белые, сравнительно ровные льдины, которые мы видели, когда входили в Арктику из Атлантики во время нашего похода в 1957 году.
