Уверенность, что вы никогда не осмелитесь оставить ваши укрепления, придает противнику отваги. Он проводит ложную атаку у вас на глазах и предпринимает рискованные движения на флангах, на что никогда бы не решился, если бы вы не сидели в своих укреплениях. Храбрость одинаково вселяется и в офицеров, и в солдат. Человек всегда боится последствий опасности больше, чем самой опасности. Я мог бы привести множество примеров.
Предположим, колонна атакует укрепление и ее головная часть достигла края рва; если бы в 100 шагах перед укреплением появилась горстка людей, то, безусловно, головная часть колонны остановилась бы, а за ней и вся колонна. Почему? Причину нужно искать в человеческой натуре. Но только дайте десяти солдатам ступить на бруствер, и все, кто был за ним, бросятся бежать, увлекая за собой и батальоны. Стоит им увидеть в полулье от себя отряд кавалерии, и они тотчас же убегут!
Когда приходится защищать укрепления, следует ставить все батальоны прямо за брустверами, потому что, если противник хоть раз ступит на них, задние ряды не будут думать ни о чем другом, кроме спасения бегством. Это реакция людей, столкнувшихся с тем, чего они не ждали. Такое на войне происходит часто, и иногда это решает исход всех битв и всех военных действий. Все объясняется человеческой природой, и именно это заставило меня взяться за эту работу. Я не верю, что кто-то пробовал найти в этом явлении причину неуспеха армии.
Таким образом, когда вы поставили ваши части за бруствером, они стараются своим огнем помешать противнику перейти ров и подняться на него. Если, несмотря на огонь, это все же происходит, солдаты считают, что все пропало, теряют голову и бегут назад. Было бы гораздо лучше поставить за бруствер один ряд людей, вооруженных пиками, и приказать им отражать любые попытки противника подняться на него. И естественно, они выполнят свой долг, потому что именно этого они ожидают и к этому готовы.
Если вдобавок на расстоянии 30 шагов от укреплений вы поставите пехоту, построенную по моему методу, центуриями, эти солдаты будут знать, что пехота поставлена здесь для того, чтобы напасть на противника, как только он появится на их территории. Они не испугаются появления противника, готового к нападению, потому что ожидают этого. Если же они были размещены на бруствере, то обязательно бросятся бежать. Так пустяк меняет весь ход войны, а человеческой слабостью нельзя управлять иначе, как только учитывая ее.
Если противник захватывает вал укрепления, как нередко случается, вы встречаете его пиками и сбрасываете одного за другим в ров. И наконец, если противник входит за укрепление и начинает строиться для атаки, вы нападаете на него по частям всеми центуриями. Центурии не удивятся, увидев входящего противника, потому что ожидают его, и готовы энергично напасть, поскольку именно к этому их и готовили. Вот все, что можно сказать о защите укреплений.
Необходимы мобильные резервы
В крупных боях всегда следует иметь резервы всех родов войск, чтобы ввести их там, куда движутся основные силы противника, а это не всегда легко исполнить. Если противник искусный, вы его просто не заметите. Поэтому необходимо как можно выгоднее расположить резервы или внутри укреплений, или за ними, в зависимости от условий местности.
Если ваши позиции расположены на обширной равнине, вам незачем опасаться нападения, поскольку противник не станет обнаруживать свои основные силы, тем самым раскрывая свою истинную цель. В таких местах он противопоставит вам только один батальон на дальней стороне равнины. Но на холмистой местности, в долинах или в местах, где есть что-нибудь, под прикрытием чего он может скрытно приблизиться к вам, можно ожидать, что им будут приложены все усилия, чтобы скрыть свой маневр и численность своих сил.
Если вы сделаете в вашем укреплении проходы для одной или двух частей, чтобы выдвинуть их против головной части колонны противника, подошедшей к краю рва, они непременно остановят эту колонну, даже если ей удалось прорваться сквозь укрепления и войти на занимаемую вами территорию. Это произойдет из-за эффекта неожиданности и заставит противника обеспокоиться судьбой своих флангов и тыла. По всей вероятности, противник бросится бежать, сам не зная почему.
Вот два примера, подтверждающие мои идеи. Цезарь, желая освободить Амьен[40], осажденный галлами, прибыл со своей армией численностью всего в 7 тысяч человек к берегу реки, где спешно укрепился. Варвары, убежденные, что Цезарь боится их, атаковали его укрепления, а римский полководец и не собирался защищать их. Напротив, когда варвары штурмовали ров и бруствер, он со своими когортами врасплох напал на них. Варвары бросились наутек, и ни один из них не сделал ни малейшей попытки защищаться.
При осаде Алезии[41] римлянами галлы, значительно превосходя их численностью, атаковали римлян на их линиях. Цезарь, вместо того чтобы их защищать, отдал приказ когортам собраться и напасть на противника с одной стороны и атаковать с другой. Это ему настолько удалось, что галлы были наголову разбиты, потеряв всех, кроме 20 тысяч человек, захваченных в плен вместе с полководцем. (Цезарь, имея 60 тыс., осадил в Алезии 20 тыс. галлов во главе с Верцингеторигом. После того как атаки 50 тыс. галлов, пытавшихся деблокировать крепость, были отбиты, гарнизон капитулировал вследствие голода. – Ред.)
Нежелательные боевые порядки
Если рассмотреть мое построение войск в шахматном порядке, легко понять, что они могут маневрировать свободнее, чем построенные в линию. Отступать также легче по частям, нежели массированными линиями. Этот боевой порядок гораздо сильнее всех остальных, он не поддается никаким нарушениям, чего нельзя сказать о построении побатальонно.
Что хорошего в нескольких батальонах, построенных в четыре линии, одна за другой? Они неповоротливы, любой пустяк приводит их в беспорядок: характер местности, внезапный поворот и любое другое подобное обстоятельство. И если первая линия сломлена, она в смятении бежит к второй, внося в ее ряды беспорядок. Но предположим, что вторая линия устоит; тем не менее потребуется немало времени прежде, чем она сможет атаковать. Ведь уцелевшие солдаты первой линии должны иметь время, чтобы добежать до другой линии. А если противник не будет так любезен, что все это время будет ждать, опустив оружие, он, безусловно, догонит первую линию, смешает ее со второй, а потом и с третьей. Ведь когда он сломил первую линию, ему ничего не остается делать, кроме как стремительно продвигаться вперед. Если таких линий тридцать, одна за другой, он посеет среди них сумятицу. И тем не менее именно это называется атакой колоннами побатальонно. Какая скверная работа!
Мой боевой порядок, конечно, другой. Ведь если первый батальон будет смят, тот, который за ним следует, тотчас же стремительно атакует, отвечая таким образом ударом на удар. Я построил их в восемь линий и не боюсь никаких беспорядков, мои атаки энергичны, а передвижения стремительны, и я всегда буду иметь возможность обойти противника, пусть и равного мне по численности, с фланга. Неприятельские батальоны не исправят положения, потому что они не умеют растягиваться. Ничего более отвратительного и абсурдного, чем боевой порядок, принятый в нашей армии, представить невозможно, и я не могу понять, почему полководцы не думают его менять.
То, что я предлагаю, не новость. Это боевой порядок римлян. С таким боевым порядком они победили все нации мира. Мне возразят: «Но у римлян не было пороха». Это правда, но у их противников было метательное оружие, имеющее почти тот же эффект. Греки были очень искусны в военном деле и очень дисциплинированны. Но их большая фаланга никогда не могла соперничать с небольшими частями римлян, построенными в этом порядке. Поэтому Полибий (греческий историк, ок. 200 – ок. 120 г. до н. э.) отдает предпочтение боевому порядку римлян. Что могли бы сделать наши батальоны против такого боевого порядка?
Где бы ни располагались центурии – на равнине или среди холмов, – заставьте их выйти из узкого прохода или какого-нибудь другого места, и вы увидите, с какой удивительной скоростью они построятся. Им можно приказать бежать на полной скорости, чтобы захватить ущелье, позиции на равнине или высоту, и к тому времени, как вынесут штандарты, они будут построены.
С батальоном так не получится; ведь чтобы построиться в боевой порядок, ему необходимо место, годное для построения, и значительное время. Это жалкое зрелище зачастую является мне в ночных кошмарах!
В 1732 году, когда я писал эту работу, я еще не читал всего Полибия и только в этом, 1740 году закончил чтение. В его трудах я нашел многое о греческой фаланге и боевом порядке римлян, и был польщен, что мыслю так же, как этот современник Сципиона, Ганнибала и Филиппа II (ок. 382—336 гг. до н. э., царь Македонии с 359 г. до н. э., отец Александра Великого). Во время нескольких войн он несколько лет служил в различных армиях и под различным началом. Такой знаменитый автор может лишь подтвердить мои мысли. Оставляю читателям этой работы судить, думаю ли я так же, как он. Итак, говорит Полибий:
