Ивакин внимательно слушал Петрова.
— Я уверен, — продолжал тот, — что он, а скорее всего они шли в сторону Большой станицы. Для меня бесспорно, что они живут где-то неподалеку, хорошо знают все ходы и выходы и по этой тропинке проходили, пожалуй, не раз.
— Согласен, — сказал Ивакин, — согласен с тем, что убийц надо искать в Большой станице. Пошлю людей и в медицинские учреждения.
— Конечно! Раненый прошел около двух километров. Он все время терял кровь. Можно быть уверенным, что он обратился за медицинской помощью, если не вчера, то утром — обязательно. А раз так, то у медиков мы найдем продолжение следа, который потеряла Норка.
Ивакин оживился и заспешил навстречу подчиненным, которые, закончив осмотр, быстрым шагом шли по оврагу.
— Минуточку, Василий Владимирович! — окликнул Петров. — Дослушайте до конца, и я поеду к себе в прокуратуру. Ищите троих. Особенно молодого человека, высокого роста: примерно сто восемьдесят сантиметров. Да, не меньше. Он ранен в кисть левой руки. Ранение глубокое. По-моему, он должен сейчас лежать в постели. Слишком много потерял крови, долго шел, а рана неизбежно вызывает температуру. Желаю успеха…
Схема розыска, разработанная Петровым, оказалась верной, и его логические выводы полностью подтвердились.
Около часу дня его позвали к телефону. Не скрывая радости, Ивакин рассказал о том, как разворачивались события после ухода Петрова.
Оперуполномоченному Иманбаеву, посланному для розыска в Большую станицу, сразу же повезло. Получив указание проверить всех раненых, которые со вчерашнего вечера обращались за медицинской помощью, он начал с изучения плана города. Прежде всего нашел улицы Люцерновскую, Педагогическую, Суворовскую, скользнул карандашом по оврагу, задержался на той точке, где Норка потеряла след. Затем стал искать ближайшие к этой точке медицинские учреждения.
«Пожалуй, надо начинать вот с этой участковой амбулатории», — рассуждал Иманбаев.
Дежурившая накануне медсестра сразу же вспомнила:
— Как же, как же! Приводили вчера раненого! Ранение вообще пустяковое, ножевое — в кисть руки, но он крови много потерял, пока до нас добрался. Бледный такой, шатался, ослаб. Два друга ввели его под руки. Я обработала рану, сделала перевязку. Какой из себя? Видный молодой человек. В какую руку ранен? Постойте, я сейчас посмотрю карточку…
Иманбаев достал блокнот и с ее слов записал: «Ножевое ранение в кисть левой руки. Костюков Федор Иванович». В карточке значился и адрес.
— Позвольте еще два вопроса. Узнали бы вы Костюкова и парней, которые его привели?
— Конечно, конечно! Они все такие заметные.
— Второй вопрос: что они говорили об обстоятельствах ранения?
Сестра на минуту задумалась, смутилась.
— Я, конечно, виновата, что поверила на слово. Но, думаю, что он назвал правильный адрес: за ним будет наблюдать наша хирургичка. Она уже поехала по участку и взяла адрес. Если бы Костюкова не оказалось, она уже позвонила бы. Значит, все в порядке!
Все добытые сведения Иманбаев сообщил по телефону начальнику уголовного розыска Кириленко, а минут через двадцать услышал визг тормозов большого оперативного автомобиля.
Полковник милиции Кириленко, высокий, плечистый мужчина, славился своим бесстрашием и умением раскрывать особо опасные преступления. Он кратко изложил план операции своим спутникам, одетым в штатское.
— Кстати, — сказал Кириленко, — мы уже проверили: тот инженер, у которого Невестин провел вечер, к делу никакого отношения не имеет. А теперь поехали…
Кириленко, Иманбаев, старшина Жигитов прошли через калитку усадьбы Костюкова и поднялись на крыльцо. В дверях их встретила старушка.
— Мы пришли узнать о здоровье Феди, — сказал Кириленко.
Старушка обрадовалась.
— Значит, вы с Фединой работы, с автобазы? Добро пожаловать, добро пожаловать! Уже докторша была, Федя теперь лежит по бюллетеню…
Пока Кириленко беседовал с Костюковой, Иманбаев и Жигитов пошли в комнату.
Костюков лежал на диване, поддерживал правой рукой кисть левой. Лицо у него было бледное.
— Уголовный розыск! — представился Иманбаев.
Костюков вздохнул и затаил дыхание.
— При каких обстоятельствах вас вчера ранили около восьми часов вечера? — спросил Кириленко, войдя в комнату и остановившись у дивана.
— Мы хотели помочь одному человеку. На него напали бандиты… Верно, вечером…
— А кто это мы?
— Ну мы, — я и мои корешки: Лопушин Васек и Боренко Петек…
— Лопушин и Боренко могут подтвердить, что вас ранили бандиты?
— Конечно, — ответил Костюков.
— Это они привели вас в амбулаторию?
— Да, они.
— Где живут?
Костюков поспешно назвал адреса. Кириленко многозначительно взглянул на Жигитова, и тот быстро вышел из комнаты. Стремительный опрос продолжался.
— Почему вы не остановили какую-нибудь машину и не вызвали скорую помощь, а пошли за семь верст по оврагу?
Костюков снова шумно проглотил слюну. Он не находил слов для ответа. Кириленко вынужден был повторить вопрос.
— Ну, мы… там вроде бы путь короче и удобней…
— Вот как! Получается, что с пораненной рукой неудобно ехать в такси, а удобнее перелезать через калитки и заборы? Так что ли?
Костюков съежился и молчал. Кириленко достал из кармана бумажник Невестина.
— Вы выбросили его в крапиву?
— Нет, не я… Он был у Лопушина…
Кириленко положил бумажник в карман.
— Ну вот что, Костюков, собирайтесь! Оснований, чтобы задержать вас, предостаточно. Для вас будет лучше, если и дальше вы будете откровенны!
Сзади захныкала старуха, и Костюков вдруг запальчиво крикнул:
— Не имеете права! Я больной. Мне больно.
Кириленко приблизил свое лицо к лицу Костюкова. И хоть не одного такого видел полковник за долгие годы милицейской службы, он не сумел привыкнуть к их виду, и сейчас тихим от ярости голосом сказал:
— А тому, вчерашнему, не было больно, когда вы его в три ножа?..
Появившийся Жигитов многозначительно взглянул на Кириленко и тот понял, что Лопушин и Боренко уже задержаны.
Что же все-таки произошло на Люцерновой улице?
Прежде всего об убийцах. Костюков не новичок, уже судился. Его дружки из тех, что любят выпить, но не любят работать. Они и раньше занимались мелкими грабежами. У Лопушина отец — пимокатчик, держал в подполье мастерскую, и всю жизнь наглядно показывал сыну, как надо обманывать людей. Мать Боренко сменила четырех официальных мужей и в вытрезвителе, как говорится, была «своим» человеком. А на Люцерновой улице произошло вот что…
В тот осенний вечер Костюков, Лопушин и Боренко бродили по улицам. Денег не было. Занять ни у кого не удалось. Лениво переговариваясь, разглядывали прохожих, ожидая удачи.
Остановились на берегу. За шумом речки хорошо одетый мужчина не мог слышать, как Костюков сказал своим спутникам.
— Вот этот вроде для нас.
Мужчина, в сторону которого кивнул Костюков, вышел из небольшой пивной. Закурил. Даже в желтом свете тусклого фонаря можно было рассмотреть отличное пальто, модные ботинки, новый костюм.
Они нагнали его на Люцерновой улице. Боренко, поигрывая ножом, преградил дорогу, Лопушин и Костюков встали с боков.
— Если не хочешь в могилу, снимай пальто и часы, выворачивай карманы! скомандовал охрипшим от волнения голосом Боренко. Он хотел добавить еще что-то, но внезапно охнул и растянулся на мостовой от резкого удара ногой в живот. Еще секунда — в арык полетел Лопушин. Бандиты не подозревали, что человек, на которого они напали, знает самбо. Но алкоголь подвел Невестина. Потеряв равновесие, он сам упал в арык, и здесь разъяренные, испуганные неожиданным сопротивлением, Лопушин и Костюков ударили его ножами.
— Испортили пальто, дурачье, — выругался подбежавший Боренко и еще раз ткнул ножом безжизненное тело как раз в том месте, где левая рука Костюкова обшаривала внутренние карманы. Костюков взвыл. Неизвестно, чем бы все это кончилось для Боренко, если бы вдали не появились прохожие…
Д. Елфимов, капитан милиции, И. Антипов.
Трясина
У добротного особняка остановилась тяжело груженная автомашина. Из кабины вышел шофер, высокий молодой мужчина, и неторопливой походкой направился к дому. Поднявшись на веранду, он с минуту постоял, прислушиваясь к разговору, доносившемуся через неплотно закрытую дверь. «Что за гости?» встревожился водитель, чувствуя, как учащенно забилось сердце. С отчаянием, он решительно открыл дверь. В прихожей сидело двое незнакомых мужчин. Поняв, что они из милиции, шофер ринулся бежать. Но на веранде его остановил властный голос:
— Стойте, Шиманов! Не рискуйте жизнью!..
В Кокчетаве, на допросе у следователей, Шиманов совсем разнервничался. Он кричал и чуть ли не топал ногами, доказывая, что его арестовали необоснованно и что он является жертвой произвола.
