Мои братья Ганс и Фердинанд остались верны сельскому хозяйству. После ликвидации аренды в Менцендорфе они приехали в Берлин, где тогда собрались все братья, за исключением Вильгельма, и жили там до тех пор, пока не получили в управление подходящие имения в землях Восточной Пруссии.
Фридрих еще в раннем возрасте оставил любекскую гимназию и попытался найти свое счастье в мореплавании. Несколько лет он служил на приписанных к Любеку крупных парусных судах, на которых всласть попутешествовал. Со временем его фанатичное юношеское увлечение морем несколько поутихло, и он написал мне, что не прочь немного подучиться. Я велел Фридриху приехать в Берлин, где частные преподаватели должны были подготовить его к поступлению в морское училище. Он с усердием принялся за занятия и вскоре проявил себя в них с хорошей стороны, выказывая в то же время живейший интерес к моим экспериментам и работам. На этот раз учение увлекло его настолько, что последние остатки корабельно-портовой романтики, с темными сторонами которой он уже успел хорошо познакомиться, покинули его голову, уступив место новым интересам и увлечениям. К сожалению, резкая перемена в одежде, образе жизни и климате привела к тому, что его стали мучить ревматические боли, которые он преодолевал с превеликим трудом. С тех пор он поддерживал меня во всех технических работах и при каждой возможности пытался восполнить пробелы в образовании, появившиеся вследствие многолетней болезни морем.
Следующий по порядку брат Карл, как и Фридрих, первые годы после смерти наших родителей провел в Любеке у дяди Дейхмана, после чего закончил свое образование уже в Берлине. Там он принял живейшее участие в первых же моих работах и вскоре стал одним из главных и самым надежным из моих помощников. Особенно хорошо он проявил себя во время прокладки нашей первой подземной линии.
Как я уже говорил, весной 1848 года Вильгельм, Фридрих и Карл были вместе со мной в воюющих Киле и Фридрихшорте. Царивший тогда в умах мощнейший дух немецкого национального чувства не позволил им в ту тревожную пору сидеть в мирном Берлине. Вильгельму я поручил тогда сооружение батареи в Лабоэ, напротив Фридрихшорта, и командование ею в последующем. Фридрих и Карл пошли добровольцами во вновь образованную армию Шлезвиг-Гольштейна и оставались в ней вплоть до заключения мирного соглашения. После этого мы решили, что Фриц должен продолжить свое техническое образование под руководством Вильгельма в Англии. Карл сперва поступил на химический завод в Берлине, но вскоре оставил его и стал помогать мне в прокладке и ремонте телеграфных линий. В 1851 году он вместе с Фридрихом представлял нашу фирму на Всемирной выставке в Лондоне, где в полной мере проявилось его умение вести серьезные переговоры. Парижский филиал фирмы, которым он руководил, не принес нам ожидаемых плодов, но для самого Карла он стал настоящим социальным и деловым университетом.
Вальтер, один из двух младших братьев, приехал из Любека в Берлин вместе с Карлом и посещал школу уже там. Отто же мы определили в грамматическую школу Халле, так как у меня совершенно не оставалось времени заниматься его образованием в полной мере.
Из двух наших сестер старшая, Матильда, вышедшая замуж за профессора Гимли и проживавшая в Киле, уже была счастливой мамой, успевшей нарожать целую кучу детей. Она всегда помогала мне в заботах о наших младших братьях и пыталась по возможности восполнить им тот недостаток материнской ласки, который они испытывали. Младшую сестру, Софью, как я уже говорил, удочерил наш любекский дядя Дейхман. В начале 50-х годов дядя решил со всей семьей эмигрировать в Северную Америку. Вызвано это было исключительно политическими причинами. После подавления революционного движения в Германии и в Австрии, сдачи Шлезвиг-Гольштейна и публичного унижения Пруссии положение Германии вполне можно было назвать безнадежным. Мощь России в то время была так велика, что афоризм, высказанный некогда высланным на остров Святой Елены Наполеоном, что в ближайшие 50 лет Европа станет либо республиканской, либо казачьей, казался почти сбывшимся в последней его части. Хотя я тоже был подавлен тем, что наша политическая ситуация изменилась столь кардинально в столь грустном направлении, такие пессимистичные взгляды были мне чужды. Поэтому я решительно отказался от предложения дяди ехать за океан вместе с ним и сделал все возможное, чтобы с ним вместе не уехал кто-нибудь из братьев или сестер. Я был категорически против отъезда Софьи, и в этом меня поддерживал ее официальный опекун господин Экенгрен. Но наши возражения не имели почти никакой силы, так как дядя Дейхман оформил удочерение официально и очень аккуратно, по всем правилам.
Тут мне на помощь неожиданно пришел бог любви, златокудрый Амур. Молодой любекский адвокат, доктор права Кроме давно уже был привлечен расцветающей красотой молодой девушки и с нетерпением ждал, когда она достигнет брачного возраста, чтобы предложить ей себя в качестве жениха. Страшное известие о предстоящей эмиграции заставило его активизировать свои действия. Он попросил руки Софьи, когда ей едва исполнилось 16 лет. Свадьбу сыграли незадолго до отъезда ее приемных родителей в Америку. Ни один из нас, старших братьев, впоследствии не раскаивался в том, что способствовал раннему браку. Потом мы узнали, что молодой муж в первые дни после свадьбы страдал от приступов сильнейшей ревности, так как юная жена упорно не позволяла ему заглянуть в один из отделов ее шкафа, в котором при каждом его внезапном появлении что-то прятала. Наконец, когда страсти достигли вершины, она, расплакавшись, призналась, что в ящике лежит новое платье для ее любимой куклы, которое Софья не успела дошить из-за спешной подготовки к собственной свадьбе.
Следует также сказать, что приобретенные моими братьями в юности черты характера почти не менялись в течение всей оставшейся жизни. Особенно это верно в отношении Вильгельма, Фридриха и Карла, с которыми жизнь и работа меня наиболее тесно связали.
Вильгельм еще в детстве отличался вдумчивостью и некоторой замкнутостью. Он любил своих родных, но никогда этого не показывал. С ранней юности он был честолюбив и несколько ревнив. Когда новорожденный Фриц неожиданно стал получать больше, чем он, ласки от матери, бабушки и сестер, Вильгельм преисполнился к мелкому конкуренту нешуточной злобой, от которой, по моим наблюдениям, даже спустя многие годы так и не смог полностью избавиться, несмотря на то что он всегда был готов помочь и действительно помогал младшему брату во всех вопросах. Вильгельм имел ясный, пытливый и живой ум, позволявший ему с легкостью следить за ходом мыслей учителей и без проблем усваивать их уроки. Из прилежного студента благодаря логическому складу ума и склонности к систематизации он вполне естественно превратился в способного инженера и предпринимателя. Своему успеху в Англии он был большей частью обязан умением легко и быстро находить в открытой для него сокровищнице немецкой науки то, что в данный момент было несложно реализовать в рамках коммерческого и практического продукта. Сильно помогало ему и то, что его познания находились в постоянной готовности к тому, чтобы при необходимости вскрыть проблему, используя мощнейшие рычаги науки. Но была еще одна важная причина его успеха. В то время, когда он перебрался в Англию, людей с естественнонаучным образованием там были единицы (правда, единицы эти были подчас весьма крупными), а связь теории с практикой там практически отсутствовала, как, впрочем, отсутствовала она и в Германии. В результате он смог не только добиться впечатляющих результатов, но и принять активнейшее участие в общественной и научно-технической жизни Англии, оказывая тем самым ее промышленности немалые услуги.
Зато следовавший сразу за ним в череде выживших братьев и сестер был настоящим его антиподом. Фридрих не был хорошим учеником. Для него следить за ходом чужой мысли вплоть до ее логического завершения было сложной задачей, зато он с детства отличался наблюдательностью и умел сочетать свои наблюдения друг с другом, прекрасно ощущая их взаимосвязь. Для того чтобы понять чужую мысль или идею, ему надо было сконцентрироваться на ней, хорошо ее представить, по крайней мере – задуматься. Такое стационарное, независимое мышление не повлияло на его характер, отличавшийся живым воображением, поэтому решения его всегда были яркими и нестандартными. Фриц был прирожденным изобретателем в том смысле, что изобретения ему представлялись первоначально в некоем туманном, неясном образе. Далее он тщательно исследовал свое представление, проверяя идею выполнения основной задачи, после чего либо отвергал его как неправильное или как неосуществимое, либо признавал годным. В последнем случае оно почти всегда поражало своей оригинальностью. Фридрих был плохим дипломатом, ему сложно было обдумывать свои слова, и это часто мешало в делах. Он всегда упорно продолжал идти по прямой, самим им прокладываемой и тщательно продумываемой дороге и благодаря огромной энергии проходил ее до самого конца.
