Обломки семилопастного височного коляца вятичей найденых в районе села Дедилово.
Прежде, чем Нестор начал рассказывать о Вятичах, он начал говорить о Полянах и кажется не без намерения.
«Имяху бо обычаи свои, и закон отец своих и преданье каждо своих прав. Поляне бо своих отец обычай имут кроток и тих и стыденье к снохам своим и к сестрам, к матерям и к родителям своим, к свекровем и к деверем велико стыденье имяху, нехожаще зать по невесту, но приводяху вечер, а завтра приношаху по ней, что вдадуче. А древляне живяху звериньским образом живуще скотьски: о убиваху друг друга, ядяху все нечисто и браку у них небываше, но умыкиваху оуводы девица. И Радимичи и Вятичи и Север один обычай имху: живяху в лесе якоже всяки зверь, ядуще все нечисто, срамословье в них пред отци и пред снохами; братци небываху в них, но игрища межю селы. Схожахуся на игрища, на плясанье, и на вся бесовския игрища, и ту оумыкаху жены собе с нею кто совещашася; имяху же по две и по три жены. Аще кто оумряше, творяху трызну над ним, ипосем творяху кладу велику, и в злошахут и на кладу, мервецы сжьжаху, и посем собравши кости, вложаху в ссудину малу и поставяху на столбе на путех; еже творят Вятичи и ныне. Сиже творяху обычаи Кривичи, прочии погани не ведающие закона Божья, но творяще сами собе закон» (10) Нестор по Лаврентьевскому списку Тимковскаго стр. 7 и 8).
Давным давно замечено учеными исследователями, что Нестор резкою чертою отличает всех Славян языческих от Полян. Он изображает первых слишком черными и отвратительными красками, между тем, как очевидно, пристрастен к своим соотечественникам, Полянам. Основываясь на законах вероятности, конечно, нельзя не согласиться с этими выводами; но ведь где же мы найдем посредника беспристарстного? Следовательно, волей неволей мы должны признать известия нашего летописца безусловно-несомнительными.
Описание нравово и обычаев славянских племен обращает внимание изыскателя совсем в противоположном отношении: почему Нестор поставил в пралель с своими Полянами именно Дреговичей, Радимичей, Вятичей, Северян и Кривичей, а не другие племена? Неужели нравы и обычаи он знал более тех языческих Словян, которых неисчисляет по именам? Что касается до Радимичей и Вятичей, то это предположение, если сообразим, что оба известия летописца о Радимичах и в особенности о Вятичах, следующия одно за другим (Лавр. 7 и 3), изложены им гораздо обстоятельнее, нежели краткия известия о всех славянских племенах. Отсюда догадки, что Нестор, хотя и постоянно жил в Киеве, но это ему не мешало изучать нравы и обычаи упомянутых язычников и потому-то он и имел о них более сведений, нежели о других его современниках. Можно, однакож, допустить мысль, что не у всех описываемых им Словян были одни и теже обычаи, что нравы их отличались друг от друга какими-нибудь более или менее особенностями. Которые ускользнули от проницательности нашего летописца.
Женщина вятиче в парадном уборе.
В этнографии Нестора замечается существенный, важнейший недостаток: именно в ней нет и намека на религии Словян. Знаем, что она заключалась у них в пантеизме, но у всех ли словянских племен проявлялась она в обожании одной природы? Бесспорно, она относилась в самой глубокой древности и, следовательно, в религию языческих Славян могли проникнуть взгляды патриархальнаго человечества. Прокопий, описавший религию придунайских Словян, дает нам слишком краткое, поверхностное об ней понятие. Г.Сабинин справедливо заметил, что «каждое племя, в составе княжеской дружины, клялось по обычаю своей земли, своим Богом» ((11) Жур. Мин. Нар. Прос. на 1843 г. отдел II, стр. 26). Г.Шеппинг приводит доказательства, говоря, что ясно подтверждаются слова летописей: где «Олег клялся по Русскому закону», т. е. варяжскому, и где при словах «оружием и Перуном» прибавляется местоимение «своим» относящиеся прямо к Олегу, когда, напротив, Волос упомянут чуть-ли не с каким-то презрением» ((12) Московитятнин 1843 года № 21, отдел II стр. 113 и 114). «Это ведет к заключению, что на Руси у каждаго племени существовали свои кумиры, были свои обряды и обычаи заповеданные народу без смысла. И в материальном отношении эти кумиры имели разныя изображения, формы, величину и сделаны были один из дерева, другия из камня, третьи из металла».
Боевой топор XII века. Найден в у села Дедилово.
Без всякаго сомнения, Нестор имел о религии языческих словян достаточныя сведения, но считал за тяжкий грех упоминать об оном. Отвращение его к идолопоклонству замечается и в том, что он начал описывать прежде нравы Славян, а не предметы их верования, называя «погаными которые не знают христианской религии, «но творяще сами себе заон». Когда необходимость вынудила его говорить о сооружении Владимиром новых кумиров на киевском холме, то летописец скрепя сердце, описал по именам! и только. Лучшим доказательством глубокаго его призрения к язычникам могут служить собственныя слова Нестора: «и осквернишася требами земля Русская и холмы». Ничего не может быть сильнее этого выражения! Нестор если не видел сам, то слышал о предметах языческих боготворений и душа его страдала. Горячее негодование его, когда он рассказывает о игрищах, понятно: он видел в них разврат века, и главное, суеверные, обряды, которые вытекали из верования ему чуждаго. Наши игрища составляли не один предмет народнаго удовольствия: значение их было в связи с религиозным убеждением язычников. Это была последняя песть угасавшаго верования. После того мог ли начальный летописец наш без негодования, описывать современных ему язычников, потому что негодование противно духу христианства. Вот почему он явственно уклонился от труда без сомнения для нас драгоценнаго.
Еще недавно один из наших историков, указывая на это же самое место, которое мы выписали из Нестора (по Лавретьевскому списку), желал доказать им родовой быт у Словян, котораго у них небыло. Но почтенный профессор, рассказывая читателям о своем убеждении в родовой быт, к сожалению, не объяснил: каким образом у Радимичей, Вятичей и Северян не существовало брака, а между тем они имели по две и по три жены? Так, по крайней мере, утверждает отец наших сказаний. – С перваго взгляда сомневающиеся в писаниях, конечно не вдруг поверят на слово простому иноку; но надобно знать, что воззрение на брак смиреннаго и набожного до до суеверия летописца, было с точки христианскаго верования. Он полагал, во-первых, брак, неосвященный таинствами обряда, не есть брак, потому что из одной только христианской религии вытекает благословение Божие на сочетвшихся; во-вторых, игрища и многоженство составляли для него предметы удивления в высшей степени безнравственныя. И вот почему он, говоря о Древлянах, сказал, «живяху зверинским образом, живуще скотски; «а о других племанах: «живяху яко же всякий зверь, едуще все нечисто, срамословы» и прочее. О первых он разумел, как о людях жестких, свирепых, кровожадных, погрязнувших в гнусное сладострастие; последних он называет зверьми в смысле обжор употреблявших всякую без разбору пищу, называет безстыдними наглецами, укоряет в позорном сочетании полов, потому что они имели жен без брака, а не говорит что они жили скотски, развратно. У племен, о которых здесь идет речь, брачные союзы совершались посредством мнимаго похищения девиц во время «бесовских игрищ», по выражению строгаго инока, но не иначе как с собственнаго согласия похищаемой (13) отсюда слово сговор, от него глагол: сговаривать, сговорить). Следовательно с согласия родителей, старшин своего рода. (Заметьте: «своего рода», а не чужого, о котором молчит Нестор и который навязывают Славянам наши современники!) Это был древний обычай, форма сочетание полов, выражавшая брак, который, надобно также заметить, обусловливался после какими-нибудь религиозными обрядами, неизвестными Нестору. Ибо торжественное сжигание тел умерших, кости которых они тщательно собирали и хранили в больших сосудах, укрепляя их на деревьях, находившихся при дорогах» положительно доказывает, что этот народ верил в загробную жизнь; следовательно, они имели обряды религиозные, которые выражались и в их символических празднествах.
Черешковый наконечник стрелы. Применялся до XVI века. Найден в Дедиловском кремле.
Вено или плата за невесту, составляло главный предмет препятствия к браку. Уклоняясь от этого вена, увозили девиц изъявивших на то свое согласие; другими словами: похищали единственно для для того, чтобы избежать вена. По всему видно, что прежде увозили одни только бедные, недостаточные, которым нечем было заплатить за невесту. Похищение мало-по-малу вошло во всеобщий обычай и сделалось свадебным обрядом. Ясно: если бы небыло обычая непременно платить за невесту, то само собой разумеется, небыло бы и увоза, каким же образом «вено», или, плата за невесту могло быть в такой тесной связи с похищением, как думает автор Истории Российской (т.1, стр. 185) когда вено составлялр припятсвие брака? Если уж непременно надобно отыскивать какую-нибудь связь в этих свадебных обрядах у славянсих племен, то согласие девицы с похищением имеет несравненно более неразрывной связи, нежели вено; ибо без согласия девицы дело принимало совсем другой характер: возникали с обеих сторон враждебныя отношения и мстили за насильственный увоз острием оружия. В первом случае и и в наше время у Вотяков (14) В Вятской губернии. См. статью Камско-Воткинский завод г. Блинова, напечатанную в Ж М.В.Д. 1855 г. Март, отдел III, стр. 62 и 63) у Донских казаков и у некоторых наших идолопоклонниов и Магометан продолжается точно такая же история похищения невест: увозивший девицу, которая изъявила на то свое согласие, не платить за нее колыма (выкупа), «У Словян Задунайских, – говорит Венелин, – больше всего похищают в следствие отказа родителей, или, вследствие убеждения, что откажут. Редко похищают молодые люди хороших родителей; ибо они счастливы тем, что родители за них постараются: похищают большею частию одинокие, сирые молодые люди, бездомные, за которых неохотно выдают: а такого народу очень не мало между Болгарами и Сербами, между первыми еще больше». Во втором случае убедительным доказательством могут служить наши многочисленные племена Кавказская, у которых следствием мщения за насильственный увоз девиц, обыкновенно бывают кровавыя сцены в которых непоследнюю роль играют кинжалы. Если же по какому-нибудь обстоятельству, похитель не пал жертвою своей отваги, то вражда не на живот, а на смерть, как говорится, преследует его до могилы и нередко переходит из рода в род».
