Наша вертикальная с царских времен и поныне страна не терпит свободомыслия. Правый руль стал линией культурного противостояния метрополии и заброшенной дальневосточной провинции. Если «ближнее провинциальное кольцо» волей-неволей ориентируется на Москву, хотя и никогда не может её догнать, то фатально гигантское расстояние между Балтийским и Японским морями разорвало часть ниточек, связывавших столицу империи и её восточный (юго-восточный, если быть точным) бастион. У нас появились свои ориентиры, свои стандарты, своя система ценностей. Ярче всего это выразилось в правом руле. Он стал нервом, необходимой для понимания Владивостока философской категорией. Ни развал Союза, ни преступная в прямом смысле слова приватизация, ни кровавые войны в Чечне, — ничто не расшевелило приморцев так, как угроза запрета правого руля. Именно правый руль оказался солнечным сплетением, главной болевой точкой дальневосточной нации, последним пределом. Мы готовы стерпеть всё, но только не это.
Озабоченно покачивающим своими седыми головами правозащитникам следовало бы добавить репрессии против правого руля в список индикаторов, по которым они оценивают состояние демократии в той или иной стране. Праворульный символ свободы выдавливают именно оттуда, где с демократией, согласно выводам тех же правозащитников, не всё в порядке. Это Узбекистан, Казахстан, Туркмения, Беларусь. Это Конго и Северная Корея, до которой тоже докатилась заразная болезнь левизны, когда в 2007 году «подрезанный» праворульным автомобилем великий руководитель Ким Чен Ир приказал конфисковать у своих сограждан все автомобили японского производства.
Мне могут сказать, что я защищаю автобизнес, по-простому — «барыг с Зелёнки», которые мне приплачивают за пропаганду. Я был бы очень рад, если бы они мне действительно приплачивали. Но дело вообще не в этом. Я защищаю не их, а нашу свободу. Я говорю не о бизнес-элите, а о массах населения. Японский автомобиль на Дальнем Востоке — отнюдь не привилегия состоятельных. Феномен состоит в том, что именно массовый и небогатый потребитель получил нормальные иномарки. Качественный автомобиль перестал быть признаком элитарности. Лишить Дальний Восток правого руля, помимо всех очевидных экономических последствий, просто неэтично. Всё равно что отобрать игрушку у ребёнка.
Мы никогда не назовём только что прибывшую из Японии машину «подержанным металлоломом» или «автохламом». Но на самом деле мы очень требовательны. Нам не нравятся не то что китайские автомобили, которых становится всё больше на западе страны, но даже европейские. Когда к нам добрались первые «Рено-Логаны», приморцы плевались: ну что за деревянный пластик в салоне, что за табуреточные подвески! Мы действительно разбаловались. Но говорить о «зажравшихся дальневосточниках» неуместно хотя бы потому, что зачастую мы приобретаем наши машины за суммы, на которые не купишь и новую «Ладу». У большинства населения депрессивного Дальнего Востока никогда не хватит денег на новую машину из салона. Обещания чиновников-единороссов построить в Приморье автозавод никого не обманывают. Даже если и построят, в чём есть большие сомнения, это не сделает автомобили доступнее, чем сейчас. Кусочек человеческой жизни на четырёх колёсах нам подарило только удачное совпадение времени, места и экономической конъюнктуры. Россия — вообще бедная страна. Дальний Восток беден даже по российским меркам. Моё Приморье, особенно Владивосток, смотрится ещё выигрышно по сравнению с богом забытыми дальневосточными «северами», где нет ни портов, ни дорог. Нет вообще почти ничего.
В 90-е годы борьба с правым рулём шла в вялотекущем режиме. Лобовые атаки, подобные черномырдинской, легко отбивались. В новом веке праворульная империя впервые начала нести чувствительный урон. Этому способствовали как минимум две причины. Первая — приход к власти группы Путина и начавшееся закручивание гаек в политике и экономике. Вторая — заметное невооружённым глазом расползание праворульных иномарок по всей России, включая Москву и Петербург. Если раньше власти могли закрывать глаза на то, что творится где-то у чёрта на куличках, то потом оказалось, что «враг у ворот». Количество праворулек норовило вот-вот перейти в качество.
Года с 1999 я начал более или менее регулярно бывать в Москве, что нетипично для современного дальневосточника (многие из моих знакомых не бывали в столице ни разу). С каждым годом я замечал на улицах столицы и других городов, где приходилось бывать — Питера, Владимира или Нижнего Новгорода, — всё больше «наших» машин. Это не только моя оценка. «Два года назад я знал по именам или хотя бы по машинам всех праворульщиков города (население города около 130 тысяч). Кого не знал я — знал приятель, праворульщик со стажем. Сегодня правого руля столько, что порой на перекрестке стоят по нескольку праворульных, — поделился подмосковный юзер Sled. — На стоянках возле магазинах — одну-две-три постоянно встретишь». Москва распробовала правый руль, несмотря на то, что к стоимости этих машин приплюсовывалась недешёвая доставка с Дальнего Востока. Правильные водители перестали, как прежде, приветствовать друг друга на дороге морганием фар. В 2008 году аналитическое агентство «Автостат» сообщило, что доля машин с правым рулем составляет уже свыше 20 % российского автомобильного парка. В абсолютных цифрах — порядка 2,3 миллиона. Лидирует, естественно, Дальний Восток (84-процентная доля в местном автопарке), Сибирь (71 %), Урал (22 %). Эта экспансия, пусть и в сравнительно небольших масштабах, не могла не обеспокоить соответствующие чиновничьи персоны. Вертикаль власти начала планомерную военную кампанию против правого руля, задействуя для этого все имеющиеся в её распоряжении рычаги.
3
«Мы не знаем страны, в которой живём». Юрий Андропов, загадочный человек в очках и штатском, не был врачом, но сумел перед собственной смертью поставить нам убийственно точный диагноз.
Наша всё ещё неимоверно, безумно, невероятно большая страна, пошедшая трещинами, разрывается на части. Разламывается на островки, которые расходятся всё дальше друг от друга, как когда-то материки. Остановка зримого «парада суверенитетов» не смогла препятствовать этому ползучему подгримированному расползанию. Формально мы остаёмся единой страной. Мы слушаем одну «попсу» и даже, что совершенно удивительно, говорим на одном языке (минимальные диалектные различия не в счёт; в том же Китае жители разных провинций порой вообще не могут понять друг друга). Но мы ужасно мало знаем друг о друге. Любая российская провинция — терра инкогнита, ждущая своих Пржевальских и Арсеньевых.
Иногда приморцев упрекают в отсутствии патриотизма: покупая иномарки, мы поддерживаем экономику чужих стран. Какое-то зерно истины в этом, конечно, есть, но ситуация гораздо сложнее, как оно обычно и бывает.
Я отнюдь не либерал, выступающий за принципы свободной торговли и прочую ерунду. Я — человек made in USSR. Выросший в перестроечном дурмане отрицания всего советского, но позже совершенно сознательно превратившийся в советского человека. Уже через анти- и постсоветский опыт, от противного. Когда Империи уже давно не было, я вдруг понял, что я — родом оттуда, что моя настоящая родина — СССР.
Советский Союз был убит, причём без моего прямого или косвенного участия (здесь моей бесспорной индульгенцией выступает возраст). Железный занавес — не слишком эстетичный, но всё же защищавший нас от внешних инфекций, к которым у нас не было иммунитета, — разобрали. Джинна выпустили из бутылки. Я могу быть не согласен с окружающей меня действительностью. Могу пытаться её изменить. Но СССР нам уже никто не вернёт. Такова реальность, к которой человек, имеющий всего одну стремительно утекающую жизнь, умеет приспосабливаться. Если саму ликвидацию великого государства и его систем жизнеобеспечения я считаю злом, то появление правого руля в изменившихся условиях стало для нас огромным благом. Правый руль до сих пор выполняет у нас обязанности федеральных чиновников, оставаясь одним из немногих положительных факторов качества жизни и внося свою лепту в дело удержания за Россией дальневосточной окраины. Не говоря уже о том, что половина продажной стоимости каждого автомобиля во Владивостоке уходит в федеральный бюджет, частично возвращаясь потом оттуда в виде манны кремлёвской для «дотационного региона». В это же самое время (2004) президент Путин, активно поддерживающий отечественный автопром, уступает Китаю острова на Амуре, у самого Хабаровска. Дальневосточники выступали против этой территориальной уступки. Но из-за того, что они ездят на праворульном транспорте, их обвиняют в отсутствии лояльности, недостаточном патриотизме и чуть ли не сепаратистских настроениях. Президента Путина, отдавшего Китаю острова, ни в чём подобном не обвиняют. Что тогда патриотизм, кто-нибудь мне объяснит?
