Монархия, социализм, суверенная демократия — всё это пустые слова. В России уже много столетий действует особый общественный строй или даже официальная религия. Имя этой религии — москвоцентризм, созидательный и разрушительный.
Когда Николай Расторгуев, обладатель неформального титула любимого певца президента Путина, раньше смело требовавший у американцев возвращения «землицы-Алясочки», спел про «Расею от Волги до Енисея», мне всё стало ясно. За исполнение таких песен следовало бы ввести уголовную ответственность. Пусть каются. Достраивают БАМ. Добывают уран. Охраняют границу. Поют на Колыме перед местными жителями «Широка страна моя родная». Если ты — любимый певец президента, думай, о чём поёшь. А если ты — президент, думай, какого певца любить. По крайней мере — любить публично. А про «Расею до Енисея», если уж так нравится, слушай дома под подушкой в наушниках. Однажды я увидел их по телевизору вместе и поразился: Расторгуев, казавшийся мне со стороны мужчиной внушительных габаритов, оказался ещё меньше ростом, чем невысокий Путин. Интересно, любил бы Путин группу «Любэ», будь Расторгуев верзилой?
В другой раз мне всё стало ясно, когда один из президентских полпредов, уже с полгода проработав на Дальнем Востоке, нагрянул к нам во Владивосток (штаб-квартира полпредства находится в Хабаровске). Общаясь на улице с населением, полпред из «питерских чекистов» вполголоса (я стоял чуть сзади и всё слышал) спросил у местных чиновников: «А газ во Владивостоке есть?».
Главная должностная обязанность российского чиновника нулевых годов — лояльность, а не компетентность. У нас нет газа и никогда не было, как не было и не будет метро. Зато у нас есть море и целый мир. Его не знает тот, кто не пробовал сырого гребешка прямо из раковинки, не гонял в Суньку и не сиживал в правильной машине. У разгулявшихся по всему континенту русских людей образовалась какая-то очень разная жизнь. Я вообще не вполне понимаю, каким непостижимым образом по-прежнему существует такая огромная и всё-таки условно единая Россия. Разорванное пространство, расколотые черепки империи — как они ещё держатся, ожидая орошения мёртвой, а потом живой водой? Неужели благодаря той самой вертикали?
И ещё много раз мне становилось всё ясно. Инфляция, баррель, кризисы — всё это не о главном. В нашей стране слишком велик дисбаланс между центром и периферией. За центростремительными тенденциями потерялись центробежные, создав фатальный перекос. Нет равновесия, нет «комсомольских строек» и призывов, нет даже полузэковских национальных проектов вроде колымского золота или строительства «Беломорканала». Страна не может зачать новых городов и производств. Остатков её творческой энергии хватает только на то, чтобы еле-еле поддерживать построенное ранее советскими атлантами. Народ ни к чему не стремится, потому что вместо народа осталось множество индивидов. Это множество уменьшается (процесс вымирания цинично называется «естественной убылью»). Те, кто хоть к чему-то стремится, мечтают сделать карьеру. Стать охренительным старшим менеджером, жить в Москве, купить к кредит квартиру и новую иномарку, ездить отдыхать к какому-нибудь чужому морю и радоваться жизни. Как убого, боже мой. «Он родом из Владивостока», — периодически слышим мы, как и провинциалы из всех других городов, про какого-нибудь VIPа. Во Владивостоке практически не о ком сказать: «Он родом из Москвы…» Дураков нет.
Я долго не мог объяснить себе своего же отношения к Москве.
Столица и притягивает меня, и отвращает одновременно. Меня влечёт в сакральную, идеальную Москву, центр государства российского. Я воспринимаю столицу не только разумом (самый большой город и административный центр РФ с кучей населения и денег), но и иррациональным мистическим органом чувств. Приходя на Красную площадь, чуть выпуклую, как пуп земли, и глядя приблизительно в сторону Владивостока, я испытываю мистический трепет, который вряд ли разделяют снующие туда и сюда легкомысленные иностранные туристы и строгие московские менты. Это правильно, что Красная площадь так далеко. Святыня не должна быть легкодоступной, тогда она превращается в достопримечательность. На расстоянии труднодоступности святость чувствуется острее. Необходимо держать дистанцию.
В реальную, сегодняшнюю, осквернённую Москву я не хочу. Она не кажется мне местом, пригодным для жизни. Она десакрализовалась, превратилась из русской Мекки в Содом, в столицу денег, воровства и власти. В провинции воздух чище.
Большинство людей — провинциалы, но центром принятия решений остаётся столица. Провинциальное большинство живёт по правилам, устанавливаемым столичным меньшинством. Это считается нормой. В России действует одностороннее движение: директивная информация поступает из столицы в регионы, тогда как для сигналов, идущих в обратном направлении, установлен «кирпич», усиленный бетонными блокпостами. Миграция жителей страны происходит тоже в режиме одностороннего движения, но уже в обратном направлении. В столицу стремятся все, в провинцию — никто.
У столицы и нескольких почти столичных городов есть более или менее громкие голоса. У Дальнего Востока голоса нет, моё Приморье корчится безъязыким. До «материковой» России доходят отрывочные сведения о разгуливающих по нашим городам то ли тиграх, то ли китайцах, компанию которым составляют немногочисленные русские. Сплошь — бандиты, барыги и контрабандисты, не желающие созидательно трудиться. Они распиливают в Японии машины, чтобы уклониться от таможенных платежей. Кое-как скручивают эти ржавые японские вёдра вновь и впаривают их доверчивым сибирякам и уральцам. Дальневосточникам надо открыть глаза. Послать к ним миссионеров, показать, каким должен быть современный автомобиль.
Москва не слышит нас, а мы уже не хотим слышать её. Мы живём в своём мире. Когда Россия билась за Олимпиаду-2014 в Сочи, мы болели за Южную Корею. Она ближе, да и российские спортсмены наверняка приехали бы накануне Олимпиады именно к нам для акклиматизации. Сочи же — мифический город, другая планета. После того как в далёкой карельской Кондопоге русские поссорились с чеченцами, китайцам запретили торговать на владивостокских рынках. Логику этого мудрого решения в Приморье не мог понять никто.
Я испытывал это странное ощущение с детства. В букварях и детских книгах пионеры ходили на рыбалку и ловили окуней, уклеек и ещё плотву. Эту загадочную плотву я не видел ни разу в жизни. Ни в одной книжке пионеры не ловили нашу родную камбалу, корюшку или навагу. На каждый регион букварей не насочиняешь, но я с детства ощущал двойственность реальности. Об одной пишут в книгах, в другой мы живём. Которая более настоящая и правильная — непонятно. Книжные пионеры пользовались газом, любили ходить на прогулку в Кремль или на Чистые пруды, ездили в метро, отдыхали на Чёрном море. Это была другая действительность, никак не связанная с той, что окружала меня. Мой детский здравый смысл отказывался понять, почему Ближний Восток расположен на западе. Даже Сибирь — это запад. Почему Крым считается югом, а мы — востоком, да ещё и дальним, если Владивосток лежит на широте Сочи, Владикавказа и Алма-Аты? Точкой отсчёта при определении географических ориентиров всегда была Москва. Но даже в этом случае Крым следует называть юго-западом, а Владивосток — юго-востоком. Если пойти дальше, то вообще нет ни запада, ни востока. Есть только север и юг, обозначенные полюсами, а запад и восток — фикция наподобие линии перемены дат, придуманная для удобства в ориентировании. Но целую треть страны обозвали «Дальним Востоком», заложив в само это определение второстепенность, периферийность. Одно дело, скажем, Тихоокеанская Россия, и другое — Дальний Восток или Крайний Север. Не говоря уже о том, что столица, расположенная на крайнем западе огромной страны, — это перекос, делающий шаткой всю конструкцию.
Светская религия москвоцентризма проявляется в забавных мелочах. Сотрудники местных филиалов столичных фирм могут рассказать о том, как по ночам им звонят из Москвы и просят сгонять на автобусе либо электричке из Владивостока в Магадан или, скажем, на Камчатку. В каждом чиновничьем кабинете вместо одинаковых верноподданных портретиков президента и премьера следует поместить географическую карту России. Лучше даже СССР, в моём детстве было много таких карт. Созерцание карты собственной страны — занятие гораздо более полезное, чем чистка себя под Путиным.
Как-то мы с товарищем приобрели для рыбалки резиновую лодку, которая после первого выхода в море расклеилась по швам. Потом оказалось, что в инструкции уфимских производителей содержался пункт «в солёной воде не использовать» (додумались же такие лодки продавать во Владивостоке; это всё равно что написать в инструкции по использованию табуретки — «сверху не садиться»). Не все общепринятые представления годятся для использования в нашей солёной воде. «Покупайте новые леворульные автомобили в кредит» звучит похоже на знаменитое «пусть тогда едят пирожные».
