Но главным огневым средством на поле боя является все-таки артиллерия. Вот орудий противник потерял, к сожалению, очень мало для поражения такого масштаба, сохранив технический костяк для своих резервов и организации жесткой обороны, так как на эластичную оборону людей уже не хватало. Действительно, что это такое – двести девятнадцать орудий для масштабов фронтовой операции? Даже меньше, чем артиллерия двух армейских корпусов предвоенной численности (австрийский армейский корпус накануне Первой мировой войны имел в своем составе 132 орудия различных калибров). За месяц же боев, как показывают цифры (если считать австрийскую артиллерию равной, примерно также 2500 стволов), неприятель потерял всего-навсего 329 орудий – 13 % своего орудийного парка (правда, с учетом уничтоженных пушек это число, наверное, следует немного увеличить).
Главной же русской победой стали не столько трофеи, сколько моральный дух: столь блестящая победа после почти года поражений. В свое время К. фон Клаузевиц писал: «Во все времена, по справедливости, смотрели на орудия и пленных как на подлинные трофеи победы и как на ее мерило, ибо в их количестве отражаются с полной несомненностью размеры победы. Даже степень морального превосходства гораздо лучше выясняется из этого, чем из какого-либо другого соотношения, особенно если сравнить с этими трофеями число убитых и раненых; здесь проявляется новая степень воздействия моральных сил». В этом отношении победа русских армий Юго-Западного фронта была выдающейся для того времени.
Располагая перед началом операции несущественным (русским предстояло прорвать укрепленную линию, создававшуюся не менее семи месяцев) превосходством в сто пятьдесят тысяч штыков и сабель на 480-километровом фронте, за три недели прорыва русские вывели из строя более половины неприятельских солдат и офицеров противостоящей им австро-венгерской группировки. Вдобавок атака (превосходство в 150 000 чел.) производилась на 480-километровом фронте, считая за фланги 4-й (северный фас) и 3-й (южный фас) кавалерийские корпуса.
Потрясающая воображение победа требовала своего дальнейшего развития, однако главкоюз не сумел использовать многочисленную кавалерию фронта. Этот факт стал одной из главных ошибок командования Юго-Западного фронта в развитии операции. По мысли самого главкоюза и его ближайших сотрудников, огромная масса русской конницы (два кавалерийских корпуса – 4-й и 5-й) должна была самостоятельно прорвать неприятельскую оборону и, вырвавшись на оперативный простор, с ходу ворваться в Ковель. Этот взгляд был донельзя ошибочным, что и подтвердили действия русских кавалеристов, пытавшихся преодолеть неразрушенные проволочные заграждения под огнем пулеметов. Конница должна была быть введена в прорыв (то есть – действовать на луцком направлении, развивая успех, достигнутый на направлении главного удара 8-й армии), но никак не свершать прорыв самостоятельно.
Не имея достаточных резервов, в отсутствие возможности к организации сопротивления имеющимися войсками, разгромленными в тактической зоне русского прорыва, австрийское командование перешло к очаговой обороне. В этом союзникам своевременно помогли немцы, сумевшие спустя полторы недели после начала русского наступления прикрыть все наиболее важные участки обороняемого фронта – прежде всего, коммуникационные узлы. Такая оборона взламывается наступающей стороной через промежутки между занятыми очагами сопротивления. К сожалению, командование Юго-Западного фронта в начале наступления также не имело резервов и потому было вынуждено ввязываться в борьбу за отстаиваемые австро-германцами очаги, что приводило к большим потерям, а следовательно, и к быстрому выдыханию прорыва.
Масса тыловых промежуточных позиций позволила австрийскому командованию отвести основную массу войск, прикрывшись сильными арьергардами из лучших подразделений, отчаянно дравшихся на каждом естественном или фортификационном рубеже с разрозненно вступавшими в бои русскими войсками. Тем не менее и свежие части, вводимые в бой по мере подхода к полям боев, как правило, оказывались, в свою очередь, разгромленными и уничтоженными победоносными русскими войсками Юго-Западного фронта. Так, именно в ходе Брусиловского прорыва на Русском фронте впервые появились сформированные в 1915 году и ранее воевавшие в Сербии австрийские 53-я (генерал Понграц) и 70-я (генерал Гольдбах) пехотные дивизии.
Бросаемые на отражение русских атак резервы, как правило, также втягивались в общее отступление: теперь и для австрийцев повторилась русская ситуация 1915 года. Русскими генштабистами в августе отмечалось: «С конца мая стало наблюдаться появление в боевой линии почти совсем не обученных маршевых батальонов и рот, нередко целиком попадавших в плен. Вообще, влитие 22-го, 23-го и 24-го маршевых батальонов [в пехотные дивизии], было несколько ускорено, что не могло не отразиться на качестве пополнений»[104].
Но если в 1915 году русским некому было помочь, то у австро-венгров были свои надежные союзники, не бросившие их в беде, подобно тому, как англо-французы в 1915 году наблюдали за катастрофой на Восточном фронте. Подходившие из глубины германские дивизии немедленно вводились в бой на наиболее опасных направлениях, цементируя оборону и останавливая бегущих австрийцев. Здесь немцы, не имевшие достаточного количества резервов для того, чтобы создать в Галиции новый, уже германский фронт (ожидалось русское наступление севернее Полесья, плюс Сомма, плюс Верден), были вынуждены применить систему частных поддержек. То есть – немцы бросали свои войска на наиболее опасные направления, останавливая порыв выдыхавшихся русских войск и заставляя австрийцев останавливать отход и драться.
В то же время главнокомандование Юго-Западного фронта не сумело превратить тактический успех в оперативный. Не имея сильных резервов, главкоюз ген. А. А. Брусилов не имел и возможности для развития прорыва хотя бы даже на одном лишь Луцком направлении, не говоря уже о том, чтобы развить все четыре армейских прорыва неприятельской обороны на Юго-Западном фронте. Между тем сложившаяся к концу первой декады июня обстановка как нельзя более способствовала этому развитию – развитию тактической победы в оперативный прорыв – ведь тот незначительный перевес в силах, что имели армии Юго-Западного фронта перед началом операции, теперь стал более велик вследствие понесенных австрийцами громадных потерь. Теперь соотношение сил сторон стало явно в пользу русских: все-таки только пленными австрийцы потеряли двести тысяч человек. Очевидно, что высшие русские штабы и сами не рассчитывали на успех такого масштаба, а потому и не имели резервов под рукой.
Однако же, если к австрийцам на помощь спешили германцы, то для русских резервов не было: все они отправлялись на Западный фронт, долженствовавший наносить главный удар (Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев обещал только полтора корпуса). Иначе говоря, Юго-Западный фронт не только выполнил, но и перевыполнил поставленную перед ним задачу. Теперь все те германские войска, что стояли южнее Полесья и могли быть переброшены на виленское направление, где должен был наступать русский Западный фронт, были брошены против армий Юго-Западного фронта. Таким образом, германское Главное командование на Востоке – фельдмаршал П. фон Гинденбург и его начальник штаба ген. Э. Людендорф – в ходе отражения готовившегося русского удара могли рассчитывать только на свои собственные ресурсы либо – на переброски из Франции.
Действительно, в этот момент, когда, казалось бы, союзники по Антанте должны были бы общими силами навалиться на Германию и ее союзников, дабы сковать все германские резервы, прорвать фронт и броситься вперед, Французский фронт не мог перейти в наступление. Сами французы были скованы встречными изматывающими боями под Верденом. Англичане еще не были готовы к наступлению на Сомме. Итальянцы еще не успели оправиться после австрийских атак начала мая. Следовательно, русские должны были наступать в одиночестве не менее месяца (готовность англичан), что в перспективе угрожало остановкой наступления, так как боеприпасов и тяжелой артиллерии не хватало.
Более того, союзники (по меньшей мере – французы) отказались от мысли проведения широкомасштабных маневренных операций даже и в случае успеха во Франции. Так, русский военный представитель при союзном командовании ген. Я. Г. Жилинский 25 мая (третий день Луцкого прорыва!) доносил Начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексееву, что союзники высказываются за изнурение Центральных держав. Причина тому – исчерпание людских резервов в Германии – всего около 560 000 человек, не призванных в вооруженные силы, несмотря на могучие материальные средства, выставленные немцами. Жилинский сообщал: «Это мнение… подчеркивает возможность развития наступательных операций на Французском фронте путем лишь постепенного захвата рубежей с большим расходом снарядов и боеприпасов и возможной бережливости в людях»[105].
