О переводе Гюго в свое время журнал «Литобозрение» и «Книга и революция» дали весьма положительный отзыв.
Среди переводов Леси Украинки на первом месте стоит мой перевод.
Барбарус прислал письмо, что мой перевод его работы сделан мастерски.
Я привык к положительным оценкам своей работы. И надо сказать, я не был обманут, когда выпустил два тома поэм <Байрона>. О них высказался весьма положительно Федоров в «Звезде» и высказалась переводческая общественность, и у меня есть выдержка из «Литературной газеты», где сказано, что состоялось собрание переводчиков и такой-то выполнил с честью труднейшую задачу.
Затем последовал целый ряд читательских отзывов. У меня папка, содержащая копии отзывов и рецензий.
Тут есть отзывы академиков, профессоров, рядовых читателей, есть школьников. Есть письма, где авторы их ругают меня как поэта и противопоставляют мой перевод Байрона и т. д.
Затем я сел за «Дон-Жуана» и после нескольких лет очень тяжелой работы его закончил.
Как будто казалось, что если я делаю вещь с большой любовью и настойчивостью, то, очевидно, мне мои силы очень не могли изменить. И действительно, предварительные рецензии были положительные – Заблудовского, Дживилегова. Звонила мне Инбер и сказала, что только прочла эту вещь, что раньше не могла прочитать перевод Козлова, что только сейчас освоила, и меня очень благодарила.
Звонил Левик, что он не подозревал, что достижимо в стихотворном переводе такое раскрытие художественных деталей.
И затем у меня большое количество писем имеется и по этому вопросу.
Наряду с этим стоит работа Козлова, о которой редактор ее академик Розанов говорит, что она доносит читателю не больше 60 % текста. Это уже громадный урон, потому что не донести половину «Дон Жуана» до русского читателя – это преступление.
О моей работе была помещена одна небольшая статья Левонтина[95]. О работе Козлова было помещено 5 печатных восторженных рецензий: «божественный, великолепный перевод».
Кто писал рецензии? Буренин – душитель Надсона, Скабичевский.
А Чуковский назвал этот перевод «жалкими виршами». Я берусь взять любую строку[96] и показать, что перевод никуда не годится.
Но эстафету похвал передал[97] Иван Александрович, что перевод Козлова мог бы существовать и сейчас, чуть-чуть почищенный.
т. Кашкин
Я этого не говорил, я говорил, что невелика заслуга перещеголять такой перевод.
т. Шенгели
Во всяком случае картина такова: пришел старый поэт, работавший тщательно и любовно, принес перевод первоклассной вещи (первоклассной вещи, а не первоклассный перевод).
Первое, что ему должны были сказать – «спасибо тебе за труд». А дальше – «вот тут ты ошибся, тут ты не понял».
Но вместо всего этого – ни звука, только зловещие шепотки. И вдруг я узнаю, что «коллектив переводчиков лучше бы справился с этой работой, что Шенгели получил миллион[98], что Шенгели провел своих критиков и т. д. Создается отвратительная атмосфера, – шепот, шепот и т. д.
Но совсем недавно раздался залп в лице выступления Егоровой и Кашкина.
Мне было предъявлено политическое обвинение в оскорблении национальной гордости великороссов потому, что в этом переводе «Дон Жуана» имеются такие-то места, где говорится в отрицательных тонах о Суворове, что он «острячок» и «старикашка», что он кровавой рукой подписал свою депешу, что он солдат своих вел, как болотный огонек и т. д.
При этом Егорова отважилась заявить, что ей нет ни малейшего дела до подлинника.
В журнале «Библиотека для чтения» за 1835 год, в том номере, где напечатан «Измаил-бей» Лермонтова, печатался перевод «Пер Горио» Бальзака, и там есть редакционное примечание такого порядка, что персонажи говорят не то, что они говорят у Бальзака, а то, что они должны были говорить по мнению редакции.
И вот, собственно, что мне предложила Егорова: фальсифицируйте Байрона, раз Байрон иронически отозвался о Суворове, иначе русский народ будет обижен.
Книгу эту читали рецензенты, редакторы, работники Главлита, десятки тысяч читателей, однако никто не обиделся за русский народ, ибо каждый знает, что русский народ достаточно велик, чтоб на любую иронию ответить тоже иронической улыбкой.
Но выражая сожаление, что я не стал на путь фальсификации, тов. Егорова не задумалась о возможности политического резонанса такой фальсификации. Представьте себе, что я бы написал, что Суворов был такой-то, хороший и т. д. Но это же значит для любого английского борзописца создать мишень для того, чтобы вопить, что в СССР искажают Байрона. Так вот, спрашивается, что же здесь – политическое недомыслие или что-нибудь другое.
Но тов. Егорова была по-своему осторожна, она заявила, что ей нет дела до того, что в оригинале. Но тов. Кашкин, который немедленно вслед за ней поднял копье, был не столь осторожен. Он сказал, что в переводе характеристики Суворова я допустил нажим, дал не то, что в оригинале. Он два-три места привел.
Он привел два-три места. Я прошу разрешения прочитать параллельно.
Страница 266, строфа 49, 7-я глава (приезд Суворова): «Весь лагерь ликовал, как будто спеша идти на пиршество»… и т. д. (цитата).
Вот эта фраза была не полностью прочитана Егоровой в доказательство того, что я оскорбил русскую армию и Суворова.
У меня есть английский оригинал, но английское произношение у меня неважное, да и не все владеют.
Позвольте прочесть по-русски несколько слов, а потом кто-либо прочитает по-английски.
«Лагерь был в полном восторге, так, что можно было подумать, что там празднуют свадьбу…» и т. д. (цитата).
(Тов. Кашкин читает по-английски.)
(С места: «Спойл» – добыча.)
– Соколовский выбрал слово грабеж в этом случае и в трех-четырех других.
Но у меня есть французский перевод Бенжамена Лароша.
(Зачитывает французский перевод.)
Значит, Соколовский ошибся, Ларош ошибся. Речь идет о том – «спойл» правильно или неправильно передано.
Я укажу на то, что соответственным образом ошибся и Козлов. Я найду соответственные строчки в 8-й главе, где точно также в оригинале «спойл».
Вот это место у Козлова: «Лишь грабежу наклонность обнаружа».
(Тов. Кашкин: Это не то место.)
– Я сослался на Козлова, забыв, что этой строчки нет в оригинале, но 4–5 мест, где употребляется слово «спойл», где у меня грабеж, – все места имеются у прозаических моих предшественников и у Козлова.
Возьмем другое место, 46-ю строфу той же главы.
У меня так: «Суворов им сверкнул рожками с…» и т. д. (цитата).
Это место мне было поставлено в вину обоими выступавшими, а Иван Александрович сказал, что финал совершенно не понят.
Позвольте сослаться на 46-ю строфу:
(Цитирует.)
Так вот, товарищи, я сильно перескочил за отведенные мне пределы времени.
Я утверждаю, что буквально все эти места, оскорбляющие Суворова, присущи оригиналу; они приведены мною точно, и Иван Александрович это должен был сказать аудитории, что у Байрона это именно так, но вдобавок, ставя мне это в вину без всякой вины, ибо иначе нельзя работать, Иван Александрович предусмотрительно умолчал, что все это имеется в переводе Козлова и если негодовать, то надо было негодовать раньше.
Я констатирую, что один критик меня призывал в грубой форме к фальсификации, другой критик вступил, мягко говоря, в противоречия с истиной. И мне это очень печально. Я не этого ожидал.
Теперь, еще одно, последнее заявление. Так как я не встречал в моей работе ни малейшего внимания со стороны секции как организации, ни малейшего намерения со мной поговорить дружески и т. д., то я считаю, что я совершенно не нужен больше секции и прошу Бюро принять мое заявление о выходе из секции, а мотивировка этого жеста будет мною передана в соответствующие инстанции.
Приложение В
Г.А. шенгели. Критика по американски
Ответ на статью И. Кашкина в 12-й книжке «Нового мира» за 1952 г.
(РГАЛИ, ф. 2861, on. 1, д. 981)
ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ
Идущая за этими первыми страницами статья «КРИТИКА ПО АМЕРИКАНСКИ» является ответом на клеветническую статью И. Кашкина «Традиция и эпигонство», помещенную в 12-й книжке журнала «Новый мир» за 1952 г. и посвященную разбору и полному «изничтожению» моего перевода байроновского романа «Дон Жуан» (каковой перевод вышел пять лет назад, в конце 1947 г.).
Так как статья Кашкина (необычно пространная для рецензии о переводе, – около 1,5 печ. л.) является девятым валом травли, ведущейся уже несколько лет в отношении меня и моей работы, так как это статья ЛЖИВА во ВСЕХ своих утверждениях, так как она возводит на меня ПОЛИТИЧЕСКУЮ КЛЕВЕТУ, обвиняя меня в искажении социального смысла романа, в искажении образа Суворова и пр., я вынужден [99] выступить на защиту своего имени и как советского гражданина, и как писателя.
