После Казани и Самары Петербург казался огромным, волнующим, многонациональным миром. Изысканный, культурный город, центр русской мысли. Москва того времени олицетворяла прошлое России, связь с феодальными и патриархальными традициями Средневековья. По сравнению с ней Петербург, сооруженный Петром Великим как окно в Европу, представлял современную предпринимательскую Россию – смесь Нью-Йорка и Вашингтона. Но больше исторических и культурных достопримечательностей Владимира Ульянова привлекал тот факт, что Петербург являлся индустриальной столицей (более сотни тысяч рабочих жили в мрачных предместьях Петербурга) и марксистским центром империи. Нам известно относительно немного о его личной жизни в столице, где он провел как свободный человек около двух лет. Но уже тогда личная жизнь почти полностью слилась с политической деятельностью. Даже ухаживание за женщиной, которая впоследствии стала его женой, проходило во время встреч социалистов. Хочется верить, что ухаживания чередовались с обсуждением разных вопросов, обменом мнений относительно марксистских учений, условий жизни петербургских рабочих и тому подобным.
Владимир Ильич мог себе позволить с головой уйти в политику, ведь у него не было необходимости заботиться о средствах к существованию. Очень скоро он обнаружил, что тех грошей, которые он получает за адвокатскую деятельность, хватает только на необходимые книги и бумагу. Поскольку Владимир Ильич всегда отличался умеренными запросами, скромной пенсии Марии Александровны хватило на то, чтобы сын смог полностью отдаться революционной деятельности. Почти сразу же после прибытия в столицу в сентябре 1893 года Владимир Ильич посетил Михаила Сильвина, человека, которого ему порекомендовали в Нижнем. Девятнадцатилетний студент Петербургского технологического института и руководитель марксистского кружка увидел перед собой невысокого, но крепкого мужчину, с лысиной, окаймленной рыжеватыми волосами, и с небольшой бородкой. Спустя тридцать лет Михаил Сильвин напишет, что первое впечатление от встречи с Лениным было не слишком благоприятным. Новичок хотел вступить в контакт с социалистами и в первую очередь познакомиться с его, Сильвина, кружком. По правилам новичок должен был сначала пройти испытательный срок, а уж потом выдвигать подобные требования. Революционер, современник Ленина, рассказывал, как, несмотря на безупречные рекомендации, ему на какое-то время было отказано в приеме в подобный кружок. Он окончил гимназию с золотой медалью, заслужив тем самым репутацию «карьериста», и любил поухаживать за девушками (настоящему революционеру не к лицу подобное легкомыслие). В конечном итоге все закончилось простым предупреждением. Несмотря на это, студенты стремились попасть в запрещенные кружки. У Ленина были прекрасные рекомендации, и, кроме того, он был братом мученика за дело революции. Таким образом, он стал членом тайного общества, состоящего из десяти или двенадцати молодых людей, в основном студентов Технологического института.
В течение двух лет малоизвестный «марксист из Самары» превратился в одного из главных (если не единственного), руководителей небольшого, но уже хорошо известного в Санкт-Петербурге марксистского кружка. В период с сентября 1893-го по декабрь 1895 года был фактически заложен фундамент его последующей политической карьеры. В декабре 1895 года Ленин был заключен в тюрьму, затем последовала ссылка в Сибирь и за границу. Когда после революции 1905 года он ненадолго вернулся в Россию, то был уже лидером большевиков.
Два года отмечают зарождение тех личных связей, которые впоследствии превратятся в пожизненные дружеские и антагонистические и станут частью истории России и социализма. Из молодых интеллигентов и студентов, занимавшихся революцией в кружках, выйдут не только советские комиссары и ветераны большевизма, но и те, кто скрестят мечи с Лениным, станут лидерами «уклонистов». Глеб Кржижановский относится к группе соратников Ленина. Инженер по профессии, он стал в период пребывания Ленина в Петербурге и в ссылке в Сибири самым близким его другом. И хотя Кржижановский отошел от большевиков после 1906 года, он вернулся к Ленину и партии вместе со своим необычайно редким для того времени и крайне необходимым профессиональным опытом. Это был человек необычной судьбы. Председателю комиссии ГОЭЛРО, председателю Госплана, Кржижановскому выпало пережить эпоху сталинизма. Он умер в 1959 году, последний ветеран, свидетель тех захватывающих дней, когда Владимир Ильич Ленин закладывал основы партии, которая стала управлять третьей частью всего человечества. Карьера Леонида Красина чем-то напоминала карьеру Кржижановского. Он тоже на какое-то время отошел от Ленина, но после ноября 1917-го вновь присоединился к нему. Он был наркомом торговли и промышленности, затем полпредом и торгпредом в Великобритании. Еще в 20-х годах XX столетия Красин пытался вразумить большевиков, что предпринимательский талант гораздо важнее умения произносить пламенные речи (теперь в России эта точка зрения кажется банальной).
Были и те, кто из близких товарищей превратился во «врагов», «ренегатов» и «подлецов»; такими эпитетами Ленин привычно награждал членов партии, находившихся в оппозиции к основной концепции. Первым заслужил подобные эпитеты Струве. В 90-х годах он считался «выдающимся умом» русского марксизма и наряду с Плехановым автором наиболее выдающихся теоретических трактатов. На протяжении определенного периода он во многом помогал Ленину: устраивал публикации его работ, пока Ленин находился в Сибири, обеспечивал его литературной работой и тому подобное. Но очень скоро Струве стал выразителем «экономической ереси», еще более отвратительной, чем либерализм. В результате друзья превратились в самых ожесточенных врагов. Спустя почти сорок лет после первой встречи Струве записал впечатления о человеке, который был его протеже, другом и врагом; время еще более ожесточило его сердце, не оставив там ничего, кроме ненависти и озлобленности.
А кто-то, оставшись социалистом, занял антибольшевистскую позицию. Самым известным представителем этой категории был Л. Мартов (Юлий Осипович Цедербаум). Его коллаборационизм, а затем борьба с Лениным составляют главную часть истории русского социализма до 1917 года. Мартов обладал такой притягательной силой, что даже после разрыва Ленин сохранил к нему остатки теплых чувств. Ни о какой дружбе вне политики Ленин не мог и помыслить.[72]
Уже будучи тяжелобольным, Ленин беспокоился о Мартове, покинувшем Россию после победы социализма и умиравшем на чужбине.
Что делать людям, имеющим столь резко расходящиеся точки зрения на революцию, чья деятельность приводила к заключению и ссылке? Их, твердо веривших в идеи социализма, не могла привлечь героика терроризма, как прошлое поколение революционеров. Согласно их доктрине, путь в революцию был долгим и сложным.
Автобиографические записи Мартова частично проливают свет на мотивацию молодых людей 90-х годов, выбравших этот трудный путь. Мартов родился в зажиточной обрусевшей еврейской семье. Его происхождение сыграло важную роль в принятии решения пойти в революцию. Антисемитизм являлся частью повседневной жизни, и мемуары Мартова фиксируют типичные для того периода порывы молодого русского интеллигента.
Мартов обнаружил признаки социального недовольства, будучи еще на гимназической скамье, а в первый год обучения в университете уже стремительно окунулся в полную опасностей деятельность в нелегальном кружке. Читая откровенные воспоминания Мартова, ощущаешь серую обыденность жизни русской буржуазии; начинаешь понимать, что политика вносила в жизнь энергичного молодого человека необходимый заряд бодрости и что царское правительство стремилось представить дискуссионные кружки, в которых обсуждалась политическая философия и другая литература (в том числе и запрещенная), как одну из форм государственного преступления. Серьезные молодые люди отвергали тех, кто хотел разнообразить деятельность кружков, совместив ее с музыкальными вечерами и встречами с друзьями, включая девушек. В их среде не было карьеристов и обывателей; они заботились о благосостоянии народа. Потом случилось то, что должно было случиться: полиция провела обыск в доме Мартова, надеясь найти компрометирующие его факты, ему удалось выкрутиться, и он (по его словам) невероятно гордился собой. Но, надо признать, был слегка удивлен. Мартов был уверен, что за чтение таких обвинительных актов в адрес русского полицейского государства, какие были изложены в книге Джорджа Кеннана[73], обследовавшего русские каторжные тюрьмы и места ссылки политических заключенных, жандармы тут же ночью отправят его в какое-нибудь отдаленное место. Однако арест провели два довольно вежливых полицейских, которые подписали протокол и отправили Мартова не в Сибирь, а в петербургскую тюрьму, где его могли посещать члены семьи. Но это неожиданно мягкое решение имело трагические последствия. Один из членов кружка, тоже арестованный, под нажимом матери во всем сознался в полиции. Когда их с Мартовым выпустили, он рассказал о допущенной слабости, сказал, что уедет из Петербурга и будет держаться в стороне от политики. Спустя какое-то время он вернулся в Петербург и попросил, чтобы товарищи опять приняли его в свой кружок. Ему было отказано, и он, отвергнутый друзьями, совершил самоубийство. Мартов был ближайшим другом несчастного и спустя много лет после этой трагедии написал, что вынужден добавить: по всей видимости, в принятии этого страшного решения, ко всему прочему, сыграла роль личная драма.[74]
