У нас долго не могли подсчитать погибших в годы Великой Отечественной войны – от однозначной цифры при Сталине, до двузначной. Наконец решили: погибло 27 миллионов советских людей, из них около 11,3 миллиона человек – на поле боя. Но многие историки утверждают, что наши потери были более значительными.
Конец войны я встретил на Северном флоте на эсминце «Грозный», самом тогда быстроходном корабле-красавце. И все лето 1945 года мы, как нам казалось, без особой нужды болтались в море, отрабатывая свои навыки и проверяя лишний раз технику. И это после окончания такой долгой и тяжкой войны! А потом прошел слух, что флот пойдет северным морским путем на покорение Японии. Сталин, конечно, думал не столько о Японии, сколько о Китае и вообще о том огромном регионе в целом, через который можно было перетянуть на свою сторону весь Восток. Мы уже совсем было размечтались о таком сказочном походе. Но Сталин уже знал о существовании американской атомной бомбы. Вскоре ее и сбросили на Японию, но на самом деле можно сказать, что предназначалась она больше всего лично товарищу Сталину. После этого он смог убедиться в том, что она не только создана, но еще и может действовать…
Итак, наш поход в Японию не состоялся. Но долго сожалеть об этом не пришлось, потому что мне выпало счастье участвовать 24 июня в Параде Победы на Красной площади. Целый месяц, каждый день с утра до вечера наш сводный военно-морской полк готовился к этому великому событию. Мы бесконечно маршировали под оркестр в Химках, у Речного вокзала. Пошедший с утра 24 июня дождь не омрачил праздник. Наш полк лихо прошел по площади вслед за колоннами всех фронтов, а за нами следовали двести солдат с фашистскими знаменами, они швырнули их к подножью Мавзолея под барабанную дробь.
От храма Василия Блаженного мы повернули налево и пошли с площади по улице. Вдоль домов стояли ликующие москвичи. Появление моряков вызвало бурю восторга, и толпа прорвала оцепление из солдат. Мы оказались в людском водовороте, сразу сломавшем наши ряды. Раздалась чья-то находчивая команда: «Всем добираться в казармы на метро, своим ходом! Не забыть поставить на место оружие!» (У половины полка были автоматы, у другой половины – винтовки). И мы устремились к ближайшему метро, с трудом пробиваясь через обнимавших нас москвичей. Многие из них пытались утащить нас с собой в гости к ним, но нам действительно надо было освободиться от оружия и, главное, нас уже ждали за праздничными столами, кого родные, кого близкие и просто знакомые.
Такой неожиданный финал нашего парадного марша, конечно же, случился в истории московских военных парадов впервые. У нас всегда в те годы было известное уважение к порядку и страх перед властью, никому тогда не могло прийти в голову смять военное оцепление, да еще во время такого парада! (После нас по площади еще прошли войска Московского гарнизона). Но радость победы была неудержима. Люди исстрадались по радости. Если бы они знали в тот святой день, что скоро ее у них не будет…
Историю войны власть не только фальсифицировала, но и приватизировала, причем заодно обездолила и исчезающих с нашей земли ее участников. Их обида – как боль старых ран. С ними, как и с историей, – что хотят, то и делают.
…9 мая 1970 года, ровно через четверть века после Победы, сидел я в деревенской избе с тремя местными ветеранами войны. Выпивали, конечно, по случаю праздника. Я еще с утра сказал им, что никакого парада в Москве не будет. Они не верили. Терпеливо сидели у телевизора. К полудню убедились, что я был прав. Их недоумению и негодованию не было предела. И один из них, столяр, бывший разведчик, как бы отстаивая свое право на горчайшую обиду, произнес нечто вроде монолога:
– Я с моей старухой больше не сплю. Она меня прогнала. Понимаете, мне часто война снится. Все больше, как иду в разведку и вдруг натыкаюсь на немцев. При этом я вздрагиваю во сне, кричу. Старуха завсегда ругалась. А недавно опять тот же сон. Только схватился я с немцем врукопашную. Пытаюсь задушить его, а он, сволочь, меня душит. Тут я вцепился ему в шею зубами. Так вот чуть старуху свою не загрыз. Еле она от меня отбилась. С тех пор и прогнала с кровати. А они парад не устроили!..
Комплекс недоучки сыграл свою роковую роль в судьбе как Сталина, так и Гитлера (и, наверное, спас в то время человечество от большой беды). Чем меньше знаний, тем больше уверенности судить обо всем и считать свое мнение единственно верным. Так было и с обоими диктаторами, которые к тому же добились огромной власти, а она отнюдь не располагает разум к пробуждению. С помощью террора и насилия они достигли многого, но в итоге все равно проиграли. Из-за своего невежества и косности они отстали от неумолимого хода времени, от прогресса, в том числе и технического. Сталин и Гитлер опоздали со своим ядерным оружием, в чем никто, кроме них самих, не виноват. Фюрер не поспешил с ним и даже не успел осознать своей ошибки. Сталин же с большим опозданием лихорадочно пытался наверстать упущенное. Во имя этого он вторично разорил обескровленную войной страну и принес в жертву на алтарь ядерного Молоха неисчислимое количество своих подданных. Ему так и не удалось при войне моторов и пушек осуществить свои планы покорения мира, теперь он наконец-то осознал, что решающим оружием на планете стало ядерное. По своему смертоносному действию оно как нельзя лучше всего соответствовало характеру и устремлениям нашего вождя, и он сделал на него свою последнюю, решительную, ставку.
В ядерной гонке мы сразу намного отстали, но не потому, что наши ученые были слабее зарубежных. И не потому, что у нас не было достаточных средств и природных ресурсов. Нет и нет! Дело в том, что Сталин, словно сговорившись с таким же невежей Гитлером, нанес сокрушительный удар нашему научному прогрессу, в том числе и физике. От этого удара мы не оправились до конца даже в XXI веке, через полстолетия после смерти «гениального вождя». Еще до Второй мировой войны он додумался до того, что объявил кибернетику буржуазной лженаукой. Одной такой декларацией он по своему обыкновению не ограничился. Вся научная деятельность на этом направлении была у нас запрещена, ученых разогнали, многих из них бросили в тюрьмы и концлагеря. Сегодня в это трудно поверить! Но достаточно вспомнить, что Сталин так же расправился и с нашими генетиками. У нашего гениального вождя был собачий нюх! Он сумел выбрать и угробить в нашей стране два самых важных научных направления XX столетия. Кстати, в генетике и кибернетике мы тогда располагали такими учеными, которые признавались лучшими в мире. Точно так же Сталин погубил у нас и сельскохозяйственную науку (начав дело с генетики), в которой много лет царил его ставленник Т. Лысенко, шарлатан и палач.
Разгром кибернетики сразу как бы отбил руки нашим физикам. Ведь им проводить свои исследования без помощи компьютера, все равно что строить небоскреб вручную, без подъемных кранов и других строительных механизмов. В свое время американский журнал «Тайм» писал: «Информационная революция, которую давно предсказывали футурологи, началась. Вместе с ней начались драматические перемены в жизни людей, их работе, и, возможно, даже в образе их мышления. Америка уже никогда не будет прежней. А в перспективе весь наш мир изменится». Так оно и случилось. А мы долгие годы были в стороне от технической и культурной революции, охватившей весь цивилизованный мир. Потому так и отстали с нашей ядерной программой.
Помощь нашим ученым и конструкторам неожиданно пришла со стороны – от советской разведки. В 1941 году наши разведчики в Лондоне узнали о работе английских ученых над атомной бомбой и сообщили об этом в Москву. Но их главный начальник Л. Берия решил (тоже по необразованности), что такого рода работы невозможны в ближайшее время и что во время войны не до них. Сталину он об этом не доложил. В конце 1942 года такая же информация поступила от наших разведчиков из США (английские и американские физики сотрудничали между собой). На сей раз Берия доложил Сталину и в результате под Москвой, в так называемой Лаборатории № 2, под руководством И. Курчатова начались работы по созданию ядерного оружия. При этом мы уже хорошо знали, чего достигли за прошедшие годы англичане и американцы. В Москве, на Лубянке, в научно-техническом отделе разведки НКВД, Курчатову отвели комнату, в которой он изучал материалы о создании атомной бомбы в США и Англии. Это были сотни документов, тысячи страниц! Он и его коллеги не просто использовали эти сведения, но на их основании направляли нашим разведчикам свои запросы, подсказывали им, какие еще данные требуются для дальнейшей работы.
Этот сказочный поток бесценной информации объяснялся, главным образом, тем, что некоторые создатели ядерного оружия в Англии и США полагали, что в военное время об их работе надо было информировать советских физиков, чья страна стала главной силой в борьбе против общего врага – немецкого фашизма. Например, известный английский ученый Клаус Фукс выдал нам секреты атомной бомбы бескорыстно, в силу своих убеждений. Но первая советская атомная бомба стала точной копией американской не потому, что наши специалисты были слабее своих зарубежных коллег. Ни в коем случае! Во-первых, они не по своей вине запоздали с началом работы над бомбой. Во-вторых, у них всегда хватало своих идей и конструкторского таланта. В ходе работ по созданию американской копии они не раз выдвигали свои собственные предложения, более эффективные, чем решения западных ученых, но Сталин приказал создать точную копию американской атомной бомбы, коль скоро та успешно сработала. Он не хотел рисковать. Недаром наша вторая бомба, уже собственного производства, созданная в 1951 году, оказалась лучше американской, она была в два раза легче и при этом в два раза мощнее.
