местах и лишь в случае крайней необходимости могли быть вызваны на космодром.
Это облегчало создание обстановки обычных четко распланированных рабочих будней. Надо сказать, что подобная будничность чрезвычайно важна при столь ответственных начинаниях. Она позволяет работать быстро и спокойно, сохраняя уже сложившиеся при отработочных пусках космических аппаратов связи и взаимоотношения.
Строго поддерживаемая деловая обстановка исключала проявление каких-либо неуместных эмоций, как проистекающих из самонадеянности («мы все можем!»), а следовательно, ведущих к поверхностности в работе, так и связанных с робостью, страхом перед неизведанным («как бы чего не вышло!»). Эта деловая будничность была одной из главных особенностей тех памятных весенних дней.
Белые халаты, сложные наземные испытательные станции и приборы, легко переставляемые веревочные ограждения, ограничивающие «зону работы», в которую запрещалось входить кому бы то ни было, кроме лиц, осуществляющих очередную плановую операцию, - все это напоминало скорее научную лабораторию, где ведется ответственный эксперимент, чем заводские работы по подготовке корабля к полету.
С первых же дней подготовки к полету «Востока» в производственный ритм включились будущие космонавты.
Заслуженный летчик-испытатель СССР доктор технических наук Марк ГАЛЛАЙ. В стартовом расписании на пуске первого «Востока» я назывался несколько загадочно: «инструктор-методист по пилотированию космического корабля».
Наверное, в обширной истории всех и всяческих инструктажей это был первый случай, когда инструктирующий сам предварительно не испробовал, так сказать, на собственной шкуре того, чему силой обстоятельств оказался вынужден учить других. Но иного выхода не было. Людей, которые имели бы за плечами личный опыт космических полетов, на земном шаре еще не существовало. Оставалось одно: привлечь к делу специалистов, умеющих управлять летательными аппаратами если не в космосе, то хотя бы в околоземной атмосфере. Привлечь летчиков. Или еще лучше - летчиков-испытателей.
Работа на космодроме шла, как на фронте во время наступления. Люди уходили из корпуса, в котором готовились ракета-носитель и космический корабль, только для того, чтобы наспех что-нибудь перекусить да поспать, когда глаза уже сами закрываются, часок-другой и снова вернуться в корпус.
Один за другим проходили последние комплексы наземных испытаний. Весь ход дел держал в своих руках Сергей Павлович Королев - Главный конструктор, академик, технический руководитель пуска и прочее и прочее и прочее. За каждым из этих титулов стояли немалые права и еще больше - ответственности.
Но не в титулах было дело. Не они определяли то место, которое занимал Королев во всем сложном, небывалом по масштабам комплексе работ по созданию и вводу в строй ракетно-космических систем.
Академик Борис РАУШЕНБАХ. Часто говорят, что выдающиеся способности Королева-ученого счастливо сочетались с выдающимися способностями организатора. Но я бы уточнил эту характеристику Сергея Павловича утверждением, что он обладал талантом полководца.
Мне думается, что такой талант можно представить в виде трех слагаемых.
Во-первых, настоящий полководец оперативно принимает решения и всю ответственность за эти решения берет на себя.
Во-вторых, полководец обладает несгибаемой волей к победе и умеет воодушевить войска, вселить в них уверенность в том, что, чего бы это ни стоило, враг будет разбит.
Наконец, свойство самое удивительное и, по-моему, даже необъяснимое: полководец всегда действует в режиме недостатка информации, он не имеет всех сведений не только о противнике, но иногда даже и о своих войсках, и, если он настоящий полководец, он всегда принимает правильное решение!
Все эти качества были ярко выражены у Сергея Павловича Королева. Он был выдающимся полководцем - не в военной, конечно, области, а в области космонавтики, которая по праву может считаться его детищем. Возможно, здесь его полководческий дар сродни полководческому таланту Суворова в военных делах.
Вот, например, идет техническое совещание. Предлагается один, другой, третий вариант… Все склоняются к варианту пятому, а Сергей Павлович говорит:
- Нет, будем делать третий!
И это непонятно!… Потом - через полгода, через год - оказывается, что он был прав. Я думаю, что в тот момент, когда принималось решение, Сергей Павлович сам не смог бы точно сформулировать, почему этот, а не другой вариант показался ему предпочтительней. Он обладал мощной и точной интуицией.
И пусть не Сергей Павлович, а кто-то другой лучше знал уравнения гидромеханики или теорию оптимизации процессов. Полководцем оставался Королев, а другие - в лучшем случае работниками в его штабе. Именно так мы себя всегда и чувствовали - работниками в штабе Королева. Эта работа в его штабе была очень трудной и по-настоящему захватывающей.
Заслуженный летчик-испытатель СССР доктор технических наук Марк ГАЛЛАИ. Думаю, что кроме знаний и конструкторского таланта не последнюю роль играла очевидная для всех неугасающая эмоциональная и волевая заряженность Королева.
Для него освоение космоса было не просто первым, но первым и единственным делом всей жизни. Делом, ради которого он не жалел ни себя, ни других (недаром говорили сотрудники его КБ: «Мы работаем от гимна до гимна»). Да что там не жалел! Просто не видел, не умел видеть ничего вокруг, кроме того, что как-то способствовало или, напротив, препятствовало ходу этого дела.
И сочетание такой страстности однолюба с силой воли, подобной которой я не встречал, пожалуй, ни в ком другом из известных мне людей (хотя на знакомства с сильными личностями мне в жизни, вообще говоря, повезло), - это сочетание влияло на окружающих так, что трудно было бы, да и просто не хотелось что-нибудь ему противопоставлять. Всякая страсть, а тем более страсть праведная - непреодолимая сила.
Когда Королева не стало, знавшие его люди - после первых месяцев самого острого ощущения непоправимости потери - почувствовали потребность как-то разобраться в характере этой яркой, нестандартной, во многом противоречивой личности. И тут-то неожиданно для многих, казалось бы, хорошо его знавших, выяснилось интересное обстоятельство. Оказывается, бросавшаяся в глаза резкая манера обращения Королева с окружающими чаще всего была действительно не более чем манерой.
Особенно щедр он был - по крайней мере устно - на всевозможные «объявляю выговор», «увольняю» и тому подобное. Хотя и тут трудно сказать, чего в этих эскападах было больше - органической вспыльчивости характера или мотивов, так сказать, осознанно тактических («чтобы мышей ловить не перестали»).
За несколько дней до пуска «Востока» Королев с утра явился в монтажно-испытательный корпус космодрома, где собирался и испытывался корабль, и учинил очередной разнос ведущему конструктору - человеку, в руках которого сосредоточивались все нити от множества взаимодействующих, накладывающихся друг на друга, пересекающихся работ по разработке чертежей, изготовлению и вот теперь уже по подготовке корабля к пуску.
В дни подготовки пуска первого «Востока» ведущий конструктор Олег Генрихович Ивановский, по моим наблюдениям, вообще не уходил из монтажно-испытательного корпуса. И
