Прилетев в Тбилиси, мы начали переговоры со всевозможными пресс-секретарями, помощниками, референтами… Чтобы не терять времени, снимали город. А там в конце лета жара за сорок градусов, плавился даже асфальт. Соответственно, чтобы не обливаться потом и нормально работать, начинать съемки надо было рано утром, потом перерыв и продолжение уже ближе к вечеру. Все время, пока снимали, ждали ответов по встречам и интервью — и скоро дождались. Не помню, когда ещё в жизни я был так удивлён.
Доллары для «Седого лиса»
Представьте себе ситуацию — встречаемся с представительным мужчиной, который называет себя главным референтом экс-президента Грузии Шеварднадзе. Он говорит — да, Эдуард Амвросиевич готов встретиться с вами и дать интервью, он живёт недалеко за городом, в собственной резиденции. Поехали туда. И уже на месте выясняется маленький нюанс. Интервью будет, но только с условием — нужно заплатить за него полторы тысячи долларов. Если сейчас заплатите, встретитесь немедленно.
Я сначала просто не сообразил, о чём идёт речь. Спрашиваю — чьё это требование и кому пойдут эти деньги?
Главный референт отвечает: «Требование непосредственно батоно Эдуарда Амвросиевича». Самого Шеварднадзе то есть. Ему деньги нужны. Платите — и он вас сейчас примет.
Я в полном смысле слова обалдел. Получается, что один из богатейших людей Грузии просит у меня деньги за интервью, да ещё такую, по его уровню, смехотворную сумму? Невероятно!
Звоню в Москву, в редакцию. Там мне тоже никто не хочет верить, спрашивают — неужели он сам лично просит? Да нет, говорю, слава богу, не сам, через какого-то помощника. В редакции даже не знают, что сказать. Тогда решение принимаю сам:
— Платить не буду принципиально. Обойдусь и без этого интервью.
Встреча с действующим тогда президентом Грузии — Михаилом Саакашвили — состоялась. Но результаты оказались примерно такими же, как и в случае с его знаменитым ещё с советских времён предшественником. Не хотели грузинские лидеры в 2004 году идти на контакт с россиянами — ни политиками, ни журналистами, ни солдатами-миротворцами.
Напоминаю, это был август 2004 года. Этот летний месяц начался с того, что президент Саакашвили пообещал заблокировать военным флотом Грузии все порты мятежной Абхазии и топить любые суда, которые попытаются войти туда «в обход Тбилиси». Одно турецкое судно под это дело даже обстреляли с грузинского катера. Саакашвили вроде бы пообещал лично принять участие в операции по морской изоляции Абхазии.
Через неделю после этого Владимир Жириновский, захватив с собой нескольких депутатов, отправился в Сухуми, конечно же, по морю. Это вызвало очередной политический скандал и множество громких заявлений грузинской стороны. На этом фоне я и предложил Михаилу Саакашвили дать интервью для будущего фильма.
— Предлагаю вам в очередной раз напомнить всем официальную позицию грузинского государства по ситуации в Южной Осетии и Абхазии. Думаю, что вам тоже должно быть интересно попасть в эфир Первого канала российского телевидения и заявить о своем видении выхода из ситуации, сложившейся в этих регионах. Предлагаю вам такую возможность в рамках фильма, а не мини-формат информационного репортажа, когда ваше выступление в эфире может длиться максимум 30–40 секунд. Согласны?
Тут Михаил Саакашвили задумался и говорит:
— Вот ещё неделю назад я бы согласился — тогда я хотел высказаться в беседе с российским журналистом, а теперь… не хочу!
Я попытался его переубедить, но он упёрся — не буду, и всё!
Дальше настаивать я не стал — это было бесполезно. Сказал только, что потом, когда фильм выйдет в эфир, не надо обижаться и предъявлять претензии, почему не предоставили слова живому грузинскому президенту, а использовали его высказывания из архива.
На этом мы с Саакашвили и попрощались. О том, что разговор с министром Хаиндрава при такой позиции президента не получится, и так было ясно. Правда, мне всё же удалось с ним пообщаться, но не в Тбилиси, а на позициях грузинского миротворческого батальона под Цхинвалом. В моём фильме этот эпизод есть.
Вообще-то, на этот раз отрицательный результат оказался самым показательным и наглядным. Именно нежелание грузинской стороны вступать в диалог и выполнять достигнутые договорённости и определяло тогдашнее обострение ситуации в Южной Осетии. Я и раньше знал об этом по работе в Цхинвале, но дальнейшие события это в очередной раз подтвердили.
Сакартвело против Самачабло
Здесь мне хочется сделать небольшое отступление. Из многочисленных разговоров с грузинскими участниками событий лета и осени 2004 года я сделал вывод, что у них была своя логика, позволявшая в какой-то мере оправдывать ведение боевых действий. Они развивали целую теорию о том, что никакой Южной Осетии нет, а есть исконно грузинская территория под названием Шида Картли («Внутренняя Грузия»), или Самачабло, — по имени князей Мачабели, чьи феодальные владения там находились. На этой территории живут осетины, но это не значит, что они имеют право ею владеть.
Стоит вспомнить, что в тот момент реально представляла из себя Республика Грузия — Сакартвело по-грузински или Джорджия по-западному. Южная Осетия и Абхазия де-факто отделились. Аджария вроде бы формально оставалась в составе Грузии, но её президент Аслан Абашидзе при каждом удобном случае демонстрировал, что он возглавляет не какой-то там субъект, а самостоятельное государство. Все грузины очень болезненно переживали, что во время довольно частых визитов Эдуарда Шеварднадзе в Батуми Абашидзе всегда показательно не делал навстречу высокому гостю ни одного шага и президент Грузии был вынужден подходить к нему сам. А ведь Абашидзе был, по сути, всего лишь главой одного региона, небольшой области! Но в дипломатическом протоколе очень важны все нюансы, и такое поведение Абашидзе всегда считалось демонстрацией того, что Аджария власть Грузии категорически не признаёт.
На тот момент в Грузии скопились сотни тысяч беженцев — из Абхазии и Южной Осетии. Практически все они жили в основном в Тбилиси. Заняли почти все столичные гостиницы, и при этом надо сказать, что эти люди были очень политически активными. Они громко требовали от власти вернуть всё, что они потеряли, что осталось там, где они жили раньше, — дома, имущество, сады, виноградники, землю. Беженцы оказывали очень сильное давление как на позицию правительства Грузии, так и на настроения простых граждан республики. Поэтому, повторюсь ещё раз, я думаю, что понять грузин можно.
Но у осетин была своя правда. Они говорили, что это грузины начали военный конфликт, это Звиад Гамсахурдия, первый президент Грузии, пригнал на землю Южной Осетии войска — даже не войска, а какие-то добровольческие отряды, неизвестно кому подчинявшиеся. От рук так называемых грузинских национальных гвардейцев погибло огромное число наших родных и близких — забыть об этом невозможно, поэтому будем сопротивляться до последнего.
Следующий президент Грузии — Эдуард Шеварднадзе, бывший министр иностранных дел СССР, которого считали самым авторитетным из грузин и потенциальным спасителем отечества, по сути, продолжил линию своего предшественника и политического противника Гамсахурдия. Когда в 1992 году жители Южной Осетии проголосовали на референдуме за отделение от Грузии, Шеварднадзе отдал приказ начать против осетин военную операцию. Но всё, чего смогли добиться грузинские отряды, это к июню 1992 года закрепиться на левом берегу реки Большая Лиахва, разделяющей Цхинвал. На дальнейшее продвижение сил у грузинских отрядов явно не хватало. Тут и появились в южноосетинской столице российские миротворцы — о чём мне и зрителям фильма рассказал Сергей Шойгу. Их вхождение в город местные жители восприняли как военную победу над Грузией. Правда, за это заплатили жизнью более трёх тысяч мирных людей, более трёхсот пропали без вести и ещё около 40 тысяч осетин стали беженцами.
Прошло 12 лет, и в 2004 году вновь избранный президент Грузии Михаил Саакашвили во время своей инаугурации поклялся на иконе объединить раздробленную страну и превратить её в сильное единое государство. Его первыми шагами в этом направлении стало выставление постов грузинской полиции у Рокского тоннеля, по которому в Южную Осетию шли российские грузы. Их стали задерживать, а в грузинские сёла вокруг Цхинвала ввели подразделения грузинской армии. Потом Саакашвили объявил о том, что он намерен выйти из Дагомысских соглашений о восстановлении мира, и южноосетинскую столицу вновь начали обстреливать.
Теперь мы уже знаем, к чему это привело спустя четыре года — к грузинско-осетинской войне, в которой Россия поддержала Южную Осетию и затем официально признала её суверенным государством.
